Всем сестрам по мозгам - Дарья Донцова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В глубокой задумчивости я пошла наверх, уткнулась в дверь, распахнула ее и очутилась в бойлерной, где стояли котлы отопления, здоровенный круглый бак с крышкой и три цилиндра, оплетенные искусственной соломой, с датчиками сверху. Еще тут обнаружился широкий, невысокий ящик, наполненный песком. Он был вплотную придвинут к стене, кто-то аккуратно разровнял в нем песок, вот только в одном месте остался примятый участок. Я наклонилась и увидела круглую отметину с дырочкой посередине.
Наличие в бойлерной этого ящика меня совсем не удивило, я знаю, что владельцы загородных домов часто держат около газовых котлов огнетушители и емкости с песком, которыми можно закидать пламя, если вдруг возникнет пожар. А вот и небольшая лопатка, висит прямо над ящиком. Сергей Павлович предусмотрительный человек, он хорошо оборудовал котельную. Но откуда в коробе знакомый круглый след? Там что-то росло? Что вообще может расти в песке? Колючки? Перекати-поле с железным корнем?
Я потерла щеки. Ну и глупость иногда лезет в голову! След оставило некое садовое украшение или какое-нибудь приспособление, например, железная подставка для вьюнка. Она хранилась тут в песке, потом ее вынули, унесли на улицу и там воткнули в землю. Ага, в песке след один, а на траве их несколько. Ну и что? Вероятно, человек искал наилучшее место для вьюнка, втыкал подставку то туда, то сюда. Или… Нет, что-то не так.
Я перевела дух и направилась к следующей двери, на сей раз не пластиковой, а из дубового массива. Она вела в коридор. Я убедилась, что там никого, и на цыпочках поспешила в свою спальню. Нужно умыться, почистить брюки и нестись в библиотеку, чтобы изобразить прилежную работу над каталогом.
Глава 28
Когда в книгохранилище заглянул Карл и прочирикал: «Танечка, все уже в столовой, пора подкрепиться», я заканчивала заполнять очередную карточку и весьма обрадовалась поводу бросить нудное занятие.
– Большое спасибо, уже бегу.
Слуга расплылся в улыбке и придержал для меня дверь.
– У тебя блузка грязная, – заявила Жанна, едва я вошла в комнату, – вся в пятнах.
– Ой, правда! – воскликнула я, кинув беглый взгляд на свою грудь. – Книги пыльные, вот я и перепачкалась.
– Одежда пустяк, главное, чтоб на душе не было пятен, – многозначительно произнес Леня.
– Пустяк? – ринулась в бой Жанна. – Тогда купи мне поскорей шубу, разорись на пустяк.
– Ужасная привычка носить на плечах содранную с живого существа шкуру, – поежилась Нестерова. – Бедные зверушки!
Жанна показала рукой на стол.
– Вкусная курочка, Раиса Ильинична? Удалась?
– Курица не птица, – живо поправил Леонид, – она дичь.
– Бройлер? – удивилась я. – И в какое время на него открыт сезон охоты?
– Дорогие, не спорьте, – выступила воспитательница детского сада. – Не хочу себя нахваливать, но курчонка я жарю лучше всех. Попробуйте скорей и оцените по достоинству.
– Ненавижу таких людей! – рявкнула Жанна. – Шубы не носят, прикидываются жалостливыми, а цыпу поджаривают. Какая разница между норкой и несушкой?
– Большая, – уперлась Раиса Ильинична. – Одна хищница, вторая нет.
– Все жить хотят, – шумела Жанна. – А по твоей логике, тех, что на шубу идут, надо отпустить, а кто в перьях – сожрать. Круто! И босоножки у тебя кожаные, и сумка не из клеенки.
– У меня ноги болят, – ни к селу ни к городу пожаловалась Нестерова, – долго стоять не могу, нужно обязательно сесть. Очень плохо себя чувствую.
В столовую заглянул Карл.
– Сергей Павлович, можно вас на минутку?
Хозяин молча встал и вышел.
– И сколько тебе лет? – бесцеремонно поинтересовалась Жанна.
Нестерова опустила глаза.
– Какая разница? Сорок еще не исполнилось.
– Выглядишь плохо, – с присущей ей деликатностью заявила Реутова, – я думала, ты на пороге пенсии. И по отчеству представилась, единственная из всех его назвала при первой встрече.
Глаза Нестеровой наполнились слезами.
– Я работаю в детском саду воспитательницей, поэтому привыкла говорить: здравствуйте, я Раиса Ильинична. Очень люблю детей, и у меня есть мечта – построить приют, куда смогут обращаться женщины, которых бьют их мужья и сожители. Поэтому я и приняла предложение Сергея Павловича. Если получу наследство, на себя не потрачу ни копейки.
– Любишь детей, а деньги отдашь дурам, которых мужики лупят, – засмеялась Жанна. – Ты просто образец логики.
Раиса секунду молча смотрела на Реутову, потом грустно объяснила:
– У тебя, наверное, было счастливое детство, ты жила в красивой комнате с игрушками. А я рано потеряла маму, осталась сиротой, с отцом.
– Если есть отец, ты не сирота, – отбрила Жанна.
Раиса скрестила руки на груди.
– Судя по твоему поведению, тебя с пеленок избаловали. А мой отец начал пить горькую, продал из дома почти все, зимой я ходила в школу в сандаликах. Потом он на время опомнился, закодировался от алкоголизма и женился. Лариса оказалась очень доброй, старалась заменить мне маму. Мы целый год жили счастливо, и – бумс! Папаша снова к водке потянулся. Сколько раз мы с Ларой ночью раздетые из дома убегали.
– Почему раздетые? – удивилась Лиза.
Раиса грустно улыбнулась.
– Значит, и у тебя детство было благополучное, иначе б не спрашивала. Отец в алкогольном угаре хватал нож и кидался на нас с воплем: «Убью!» Тут уж не до теплого пальто, выскакивали, как есть. Бежали к соседям, те вызывали милицию. Приедет патруль, а папенька уже чистенький, умытый, чай пьет на кухне. Он почему-то очень быстро трезвел, мог меньше чем за час снова человеческий облик принять. Милиционеры начинали нас с мамой и соседей ругать, грозили наказанием за ложный вызов, не верили нашим словам. Они-то видели трезвого мужчину, который им говорил: «Жена мне изменяет, вот и придумывает повод, чтобы с любовником повеселиться. Надеется, вы меня, парни, на пятнадцать суток посадите, ей две недели кайфа обеспечите». Один раз отец взбесился тридцать первого декабря, незадолго до полуночи. Я и Лариса по привычке к соседям кинулись, но те нам не открыли, крикнули из-за запертой двери: «Надоели хуже язвы. Сами свои проблемы решайте, делать нам больше нечего в праздник, как вас утешать». А мы убежали раздетые, я в шелковом платье, Лариса в легкой юбке с кофтенкой. И что делать? Сели в подъезде на окно, от стекла сильно дуло. Наутро у меня температура под сорок, у Ларисы воспаление легких. Вот почему у меня тазобедренные суставы болят, я их в ту ночь простудила, теперь мучаюсь. Жанна, я детей очень люблю, поэтому хочу, чтобы матери имели место, где с ребятами от подонков спрятаться.
Раиса схватила бокал и начала жадно пить минералку.
– Ну, мое детство тоже лучезарным не назовешь, – вздохнула Реутова, – меня воспитывали приемные родители. Правда, о том, что они не родные, отец сообщил накануне своей смерти. Он был очень хорошим человеком.
Жанна неожиданно замолчала и отвернулась к окну.
– А моя мама рано умерла, – затараторила Лиза. – А бабушка, прямо как у Раисы Ильиничны мамочка, консервами отравилась. Танечка, у тебя родители живы?
– Нет, – после паузы сообщила я. – Мама скончалась, когда я пошла в первый класс. Она съела некачественную сайру.
– Кто такая сайра? – не поняла Лиза.
– Неужели никогда не слышала? – удивилась Раиса. – Рыба. Не элитная, не осетрина, но вкусная. Я из нее раньше паштет делала. Брала баночку, масло сливала, тушки вилкой разминала, добавляла лимонный сок, перемешивала, мазала на черный хлеб и ела. Прекрасный завтрак получался. Ботулизм опасная вещь, раньше, когда люди много дома консервировали, от него часто умирали.
– Мы тут все, как по заказу, подобрались, – протянула Реутова, – все росли без отца или матери, и родня от ботулизма пострадала.
– Про алкоголизм только Раиса Ильинична рассказывала, – обиженно возразила Лиза, – мои мамочка и бабушка спиртное не употребляли.
– Повезло тебе, – вздохнула Нестерова.
– Ботулизм не имеет ни малейшего отношения к бутылкам, – пояснила Жанна.
– Тогда почему он бутулизм? – не успокаивалась Елизавета.
– После «б» идет «о», а не «у», – поправила Реутова. – Ботулизм – токсико-пищевая инфекция, вызывается анаэробными бактериями, а те живут в консервах, которые приготовлены с нарушением технологии. Ну, например, банки были плохо простерилизованы. Еще их можно обнаружить в колбасе.
– Сколько ты всего знаешь! – восхитилась Раиса.
– Энциклопедию от скуки наизусть выучила, – ехидно заметила Жанна. И, вздохнув, добавила: – А вообще-то я тупая.
– Моя подружка Ленка отравила своего Алешку морковкой. Насмерть! – радостно сообщила Лиза. – Ее посадили в тюрьму, но ненадолго, потому что она не хотела его в могилу свести, думала, Леха придуривается из вредности.
Леонид взглянул на Жанну.
– Морковкой можно убить человека?
Супруга ухмыльнулась.
– Почему нет? Ткнуть ею в глаз, и готово.