Русские провидцы и предсказатели - Виктор Меньшов

И еще один важный момент – не знаю, что двигало баронессой, не берусь судить, но она оставила яркий след в истории – это точно. Многие историки не придают большого значения ее влиянию на императора, не признают ее роль в создании Священного союза. В качестве аргументов часто приводится распространенное и не лишенное оснований убеждение в том, что государь не имел сколько-нибудь устойчивых убеждений. Вспоминают, что в Силезии он был вхож в общины моравских братьев, в Бадене посещал Штиллинга, в Лондоне был частым гостем у квакеров, посещал салоны магов и прорицателей разного толка.

Все это так, но не зря австрийский канцлер Меттерних, славившийся умом изворотливым и проницательным, высказывая опасение в связи с влиянием на Александра I сектантских мистических убеждений, более всего опасался именно баронессы Крюденер. Роль баронессы в создании этого союза станет более выпуклой, если вспомнить, что текст договора о создании Священного союза был задуман Юлианой Крюденер, Роксаной Струдза, фон Баадером и другими, а сам текст написан Александром Струдзой и Каподистрией. И не случайно Роксана Струдза постоянно подчеркивала роль баронессы в создании этого Священного союза, поскольку именно она сформулировала и смогла преподнести Александру I эти идеи как его собственные.

Баронесса толковала свершение предсказаний пророка Давида о борьбе южного и северного царей, в которой победит северный царь. Южный царь – Наполеон, воплощение космического зла, северный царь – Александр I, орудие Провидения, спаситель мира. Крюденер вещала: «Миссия Александра, воссоздавать то, что Наполеон разрушил. Александр – белый ангел Европы и мира, в то время как Наполеон был черным ангелом». Она призывала «оставить мирскую политику для того, чтобы священная политика заняла ее место». Неудивительно, что для Александра, по словам мадам де Сталь, баронесса Крюденер стала «провозвестником великой религиозной эпохи, которая приуготовляется человеческому роду».

Даже сама идеологическая трактовка Союза, которую потом часто повторял Александр I, была сформулирована в записках баронессы: «Священный союз между Иудой Маккавеем и его братьями против Антиоха Сирийского, воплощенного Антихриста, спас Израиль закона. Крестовые походы, оправданные чудесами святого Бернара и смертью святого Людовика, основали дух рыцарства, который спас христианство от ига Полумесяца. Третий священный союз должен существовать во времена пришествия Антихриста, чтобы проложить путь христианству против него. Священный союз должен быть заключен для того, чтобы во время испытаний, очищения и восстановления связанные между собой христианские души доброй воли готовились бы узреть своего Бога».

В мемуарах такого важного свидетеля, как Александр Струдза, принимавшего непосредственное участие в текстовой разработке договора о Священном союзе, прямо указывается на баронессу, как на вдохновительницу этого проекта: «Редкое явление в нравственном мире; ибо в сердце ее горела истинная любовь к ближнему. В беседах сей знаменитой женщины с Императором, еще на берегах Неккера и потом в Париже, разговор невольным образом склонялся к священной цели всех благочестивых желаний – к славе имени Христова и к освящению союза народов его учением и духом. Таким образом возник проект братского и Христианского союза. Император изволил собственноручно начертать его вчерне, и нечаянно, утром, призвав к себе графа Каподистрию, жившего со мною в верхнем этаже Елизе-Бурбонского дворца, вручил ему черновую бумагу и велел ему просмотреть оную, присовокупив: «Я не мастер ваших дипломатических форм и обрядов; прибавьте необходимое, введите лучший порядок мыслей, но сущности их отнюдь не изменяйте! Это мое дело; я начал и, с Божьею помощью, довершу». Каподистрия <…> зашел ко мне; мы вместе читали с благоговейным вниманием сии строки, сей драгоценный и верный отпечаток души Александра».

О многом говорит и тот факт, что прежде, чем предложить трактат на рассмотрение императору Францу и королю Фридриху-Вильгельму, Александр I прочел его баронессе Крюденер. «Я оставляю Францию, – сказал ей Александр, – но до моего отъезда я хочу публичным актом воздать Богу Отцу, Сыну и Святому Духу хвалу, которой мы обязаны Ему за оказанное покровительство, и призвать народы встать в повиновение Евангелию. Я желаю, чтобы император австрийский и король прусский соединились со мной в этом акте Богопочитания, чтобы люди видели, что мы, как восточные маги, признаем верховную власть Бога Спасителя». На прощание император пригласил баронессу приехать в Петербург, где он обещал ей всяческое покровительство и содействие.

Впрочем, идеи объединения витали над Европой. Российский император еще в 1805 году предлагал Англии в будущем, после победы над Наполеоном, создать некий договор о единстве, «который лег бы в основание взаимных отношений европейских государств» и стал бы залогом к осуществлению идеи вечного мира.

Император уехал в Россию, а баронесса ревностно продолжила свое служение. Влияние ее на умы было велико, проповеди пользовались неизменным успехом. Но ширился и круг ее недоброжелателей. Кто-то был обижен тем, что внявшие ее проповедям родственники бросили все, оставив без средств к существованию семьи. Кто-то просто завидовал ее успеху. Власти с опаской присматривались к массовым радениям, побаивались роста влияния на умы непредсказуемой проповедницы. Кто знает, к чему она призовет завтра? В стране и так брожение и вольнодумство.

До поры до времени баронессу надежно защищала стоявшая за ее спиной тень русского императора. Но все забывается, да и она, скорее всего, забыла об осторожности, возомнив себя неприкосновенной. Власти не любят пророков, что бы они ни проповедовали.

Во Франции ей «посоветовали» перебраться с проповедями в Швейцарию, мол, французы уже достаточно ознакомлены с ее идеями, пора бы и соседей просветить. Баронесса, давно ставшая гражданкой мира, легко согласилась и отправилась в Швейцарию. Там, утомленные тем, что в их государстве ровным счетом ничего не происходит, рады были ее приезду «и в воздух чепчики бросали.». Но затем швейцарские голубые мундиры, слишком много усилий прилагавшие именно к тому, чтобы в их государстве ничего не происходило, были обеспокоены многолюдными сборищами и пламенными проповедями миссионерки. Немудрено, что из Швейцарии ее под локотки настойчиво препроводили в Австрию и далее – транзитом через границы немецких государств. Когда же баронесса попыталась воспротивиться такому невольному «путешествию», в 1818 году ее под полицейским конвоем доставили в Россию, в Петербург, к обожаемому ею русскому императору.

Поначалу все складывалось как нельзя лучше. В Северной Пальмире ее встретили многочисленные поклонники и единомышленники, собиравшиеся, как бы сейчас сказали, в фан-клуб. Вот как современник, правда, не без достаточно злой иронии описывает происходящее:

«Изгнанная из Швейцарии за свои нетрадиционные религиозные опыты баронесса, помня приглашение Александра I, прибыла в Россию в 1818 году, где вокруг нее составился кружок поклонников, собиравшийся в доме племянницы Голицына и сестры Софии Сергеевны Мещерской, княгини Анны Сергеевны Голицыной. Молитвы ее, по обыкновению, состояли из обычаев Греческой, Католической и Протестантской церквей. Ее спутники пели несколько строф на разные голоса, затем каждый становился на колени перед стулом (видимо, так и выглядел бог Крюднерши) [так в оригинале именуется баронесса. – В. М.] и опускал голову, скрывая лицо в платок. Затем спутник баронессы – литург читал главу из Священного Писания, после чего баронесса произносила проповедь. В такой форме происходило экуменическое действо. Баронесса (а точнее, бес, овладевший ей) войдя в экстаз, могла болтать без умолку 13 часов подряд! Так, в один из дней она говорила почти без всяких перерывов с 9 утра до 11 часов вечера. Брат ее, между прочим, был вице-президентом Санкт-Петербургского библейского общества. В промежутках между вавилонскими службами она выдала свою дочь Юлию за барона Беркгейма, который вскоре перешел на русскую службу».

Не самый лестный отзыв о баронессе, хотя, если учесть, сколько в то время развелось подобных салонов и собраний, раздражение мемуариста понять можно.

Впрочем, мнения света не очень интересовали окруженную всеобщим вниманием баронессу, к тому же, прекрасно знавшую цену таковым мнениям. Над головой ее собирались тучи, но она их не замечала, либо упорно не хотела замечать. За годы их разлуки, император значительно охладел к прежним взглядам, что бывало с ним уже неоднократно. К тому же в жестокой борьбе за влияние на Александра I лоб в лоб сошлись всесильный и дерзкий князь Голицын, могущественный покровитель баронессы, и вызванный весной 1822 года в Петербург Сковородский архимандрит Фотий, ярый враг масонов и сектантов.