Мари - Генри Хаггард

— Как раз то, парень. Сделай двухдневный марш с Мари в дебри буша. Мне нужна небольшая перемена обстановки, так что я тоже приду туда и обвенчаю вас… Ведь я достала молитвенник и могу читать по складам божью службу, если мы еще разок-другой сначала порепетируем это.

Образ Мари и мой, соединенных узами брака фру Принслоо в безбрежном и неисхоженном вельде, хоть и был привлекательным, но показался мне настолько нелепым, что я рассмеялся.

— А почему ты смеешься, Аллан? Кто угодно может поженить людей, если нет никого другого… Я и вправду верю, что любой человек может сделать это!

— Я охотно вам верю, — ответил я, не желая вступать в открытый спор с фру, — но вы знаете, тетушка, я торжественно обещал ее отцу, что не женюсь на ней, пока она не достигнет совершеннолетия, и, если я нарушу свое слово, я уже не буду честным человеком.

— Честным человеком! — воскликнула она с величайшим презрением. — Честным человеком! Ладно, а Марэ и Перейра разве честные люди? Почему ты боишься применить их же оружие, Аллан Квотермейн? Я говорю тебе, что твоя проклятая честность явится твоим крахом! Ты припомнишь мои слова позднее, — и она зашагала прочь в состоянии крайнего возбуждения.

Когда фру Принслоо ушла, я направился к своим фургонам, где меня ожидал Ханс с детальным и бесконечным рапортом обо всем, что произошло за время моего отсутствия. Я был рад обнаружить, что, за исключением смерти одного быка, заболевшего уже перед моим отъездом, ничего плохого больше не случилось. Когда, наконец, Ханс закончил свою длинную историю, я немного поел того, что прислала мне Мари, так как я был слишком утомлен, чтобы присоединиться к кому-нибудь из буров в этот вечер. Только я покончил с едой и подумывал о том, чтобы пойти на боковую, в круге лагерных костров появилась сама Мари.

Я вскочил и помчался к ней, говоря, что не ожидал увидеть ее в этот вечер и не хотел идти к ним домой.

— Да, — ответила она, потянув меня в тень, — я поняла. Мой отец, кажется, очень расстроен, почти безумен. Если бы язык фру Принслоо был ядовитым зубом змеи, он не мог бы злее ужалить его.

— А где Перейра? — спросил я.

— О! Мой кузен спит в другой комнате. Он слаб и истощен… Но все равно, Аллан, он пытался поцеловать меня. Тогда я сразу рассказала ему, как обстоят дела между тобою и мною, и что через шесть месяцев мы должны будем пожениться.

— И что он ответил на это? — спросил я.

— Он повернулся к моему отцу и сказал: «Это правда, дядя?». И отец ответил: «Да, это лучшая сделка, какую я смог заключить с англичанином, видя, что тебя здесь нет…».

— И что произошло потом, Мари?

— О! Тогда Эрнан думал некоторое время. Наконец он сказал: «Я понимаю. Дела сложились плохо. Я действовал с лучшими намерениями и потом уехал, чтобы попытаться найти помощь для всех вас… Я потерпел неудачу. А в это время прибыл англичанин и спас вас. После этого он спас также и меня. Дядя, во всем этом я вижу руку Бога: не направь он сюда Аллана, никто из нас не жил бы. Ладно, он пообещал, что не женится на Мари в течение шести месяцев. И ты ведь знаешь, дядя, что кое-кто из этих англичан бывают большими дураками: они придерживаются своих обещаний даже себе в убыток. Ну, что ж, за шесть месяцев многое может произойти, кто только знает, что произойдет?..».

— Ты была при этом разговоре, Мари?

— Нет, Аллан, я стояла по другую сторону тростниковой перегородки. Но при этих словах я вошла и сказала: «Отец мой и кузен Эрнан, пожалуйста, поймите, что есть одна вещь, которая никогда не случится».

— И что это такое? — спросил мой кузен.

— Никогда не случится то, что я выйду замуж за тебя, Эрнан! — ответила я.

— Кто знает, Мари, кто знает? — сказал он.

— Я знаю, Эрнан, — ответила я. — Даже если бы Аллан должен был завтра умереть, я не вышла бы за тебя замуж и через двадцать лет. Я рада, что он спас твою жизнь, но с этого времени мы всего лишь двоюродные брат и сестра и ничего больше.

— Ты слышишь, что эта девчонка говорит нам, — сказал мой отец, — почему же ты не отказываешься от этого дела?.. Что за смысл лезть на рожон?

— Смысл есть, — сказал Эрнан, — шесть месяцев, это длинный отрезок времени, дядя!

— Возможно, кузен, — сказала я, — но помни, что ни шесть месяцев, ни шесть лет, ни шесть тысяч лет не будут достаточно длинными, чтобы заставить меня выйти замуж за другого. Ты хоть понимаешь это?

— Да, — ответил Перейра, — я понимаю, что ты не выйдешь за меня замуж. Только тогда я торжественно обещаю, что ты не выйдешь ни за Аллана, ни за кого другого.

— Бог решит это, — ответила я и ушла, оставив его с отцом. А теперь, Аллан, расскажи мне обо всем, что произошло с тех пор, как мы расстались.

Тогда я рассказал ей все, включая совет фру Принслоо.

— Конечно, Аллан, ты был совершенно прав, — заметила она, когда я закончил рассказ, — но я не уверена, что фру Принслоо не права… Я боюсь кузена Эрнана, который крепко держит в руках моего отца, крепко-крепко… Однако, мы дали обещание и должны сдержать свое слово…

ГЛАВА XI

Выстрел в ущелье

Я полагаю, что прошло около трех недель после описанных событий, когда мы начали наше переселение на юг. Утром ко мне подошел Перейра. Как раз тогда присутствовало много людей и он, взяв меня за руку, поблагодарил громким ясным голосом за спасение его жизни. С этого времени, провозгласил он, я дороже для него, чем брат, ибо разве не существуют теперь между нами истинно кровные узы? Я ответил, что не помышляю даже о существовании каких-то уз… И в самом деле, я не был уверен, что имел в виду Перейра. Я выполнил свой человеческий долг по отношению к нему, не меньше и не больше, и не считал нужным даже говорить об этом.

Однако, дело повернулось так, что Перейра решил одолжить у меня денег, или, вернее, товаров. Он объяснил, что из-за предрассудков грубых буров, оставшихся живыми в этом лагере, и особенно из-за скандальноязычной фру Принслоо, они с дядей пришли к заключению, что ему, Перейре, было бы умнее отправиться отсюда одному и как можно скорей. Поэтому он намеревается переселяться в одиночку.

Я ответил, что мне думается, он имеет уже горький опыт таких одиночных поездок по вельду, подчеркнув грустное завершение его последней экспедиции… Он ответил, что, в самом деле, он имеет такой опыт, но здесь все так резко настроены против него, что у него не остается другого выхода. Затем он добавил со своеобразной долей правды в словах:

— Всемогущий! Минхеер Квотермейн, не думаете ли вы, что мне приятно видеть, как вы целый день крутите любовь с девушкой, которая была моей невестой, и видеть, как любовь к вам летит из ее глаз? Да и, несомненно, что также и с ее губ…