Путь, исполненный отваги - Дмитрий Беразинский

— Вы думаете? — искоса посмотрел на него Волков.

— Я уверен. В моей жизни был период, когда почти три месяца мне нельзя было употреблять спиртное. И что вы думаете? На шестую неделю меня стали донимать головные боли, начала пошаливать спина, появилась сонливость и раздражительность!

Волков грустно улыбнулся, а затем сказал:

— Пьешь — сердце болит, не пьешь — душа болит, просит стресса. Возможно, господин мичман, вы и правы. Есть у меня бутылка хорошего коньяку — прощальный презент Людовика. Милости прошу в мою каюту. До изумления напиваться нам никак, но в меру пошалим.

Первого августа керченский паша Муртаза проснулся в сильном волнении. С некоторых пор ему стало плохо почивать. Вот и сегодня снилось, будто бежит он по длинному темному коридору в нужной чулан, но никак не может добежать до заветной, двери. А боль внизу живота становится все сильнее...

Он подскочил со своего ложа и беспокойно ощупал тончайший шелк простыней. Хвала Аллаху! Воспользовавшись ночной вазой, паша подошел к стрельчатому окну, вдохнул глоток свежего воздуха и только тогда открыл глаза. Мышцы живота свело судорогой, и живот резко выпустил скопившиеся за ночь в нем газы.

Не более чем в полумиле от берега в дрейфе лежал громадный корабль, своими громадными очертаниями напоминающий Ноев ковчег. Утренняя дымка размывала контуры судна, но так или иначе, размеры его превосходили любое воображение. Нервно суча ногами, Муртаза-паша потянулся за подзорной трубой. Прикосновение к холодной меди немного успокоило, но это спокойствие мигом улетучилось, как только навел трубу на неизвестное судно.

Окрашенный в небесно-голубой цвет, неизвестный корабль достигал пятиста локтей в длину и ста локтей в высоту. В то время как самый большой линкор турецкого флота — восьмидесятипушечный трехпалубный «Осман» был в длину «всего лишь» сто двадцать локтей.

Паша продолжал осматривать неизвестный корабль, несмотря на то, что в дверь покоев постучали. Недовольно буркнув «входи», Муртаза-паша навел трубу на надстройку, где на гюйс-штоке висел незнакомый флаг — белое полотнище с голубым диагональным крестом. Паша был не в курсе, но самое интересное болталось на гафеле — семь сигнальных флажков: Фокстрот, Юниформ, Чарли, Кило, Янки, Оска и еще раз Юниформ.

Служи бы Муртаза-паша каким-нибудь старпомом годочков на триста позднее, тотчас приказал бы бить прямой наводкой по противному дредноуту изо всех береговых батарей. Ведь приветствие подлого Нельсона читалось просто: «Fuck you». Нужно сказать, что приветствие сие Нельсон поднял с ведома Волкова — которому Османская Империя набила оскомину в далекие школьные годы.

Устав стучать, в спальную ввалился грузный Гассан-паша — шесть пудов рыхлого тела, облаченного в белый шелк. Красная феска с кисточкой висела на левом ухе, как ночной колпак.

— Фелюку приготовь парадную! — сквозь зубы приказал Муртаза. — Да не ту, что давеча татар встречали... ту, что подарок султанский! Что за флаг?

— Приставы твердят — Московский, — нерешительно ответил адмирал, — один татарин распознал.

— Шакалье отродье! — выругался паша, — Откуда у московитов свой флаг, то есть флот? Англичане твердят, что царь Петр сейчас в Европе, инкогнито. Татары, псы поганые, гашиша обожрались! Где мои чиновники?

— На пристани, светлейший. Ожидают ваших распоряжений.

Муртаза затопал ногами. Один из остроносых туфель слетел с ноги и закатился под кальян. Гассан-паша, кряхтя и харкая, согнулся и подобрал туфельку. Надев ее на ногу Муртазы-паши, он выжидательно посмотрел на него.

— Идем, — поджал губы комендант Керчи, — кто-то должен ответить за наше беспокойство.

На пристани было все тихо, как на похоронах. Приставы, чиновники, беи стояли на центральном пирсе и, вытягивая жирные шеи, глядели во все глаза на появившийся невесть откуда корабль. На появление адмирала Гассан-паши с Муртазой никто не обратил внимания.

— Всех на кол! — начал заводиться Муртаза-паша. — Чей корабль, я вас спрашиваю?

Один из беев обернулся и, тряся откормленной ряхой, начал докладывать:

— На рассвете караульные Восточной башни обнаружили, что вместе с рассветом к ним заявился огромный корабль. Вот уже два часа он лежит в дрейфе и не подает признаков жизни. Старый Мустафа возвращался с рыбалки и прошел на своем куттере в каком-нибудь кабельтове от него.

Чиновник посмотрел на Муртазу и нерешительно предположил:

— Аллах нас не оставит. Авось обойдется...

— К шайтану твое «авось», — поправил феску паша. — Гассан-паша, фелюка готова?

— Не знаю, светлейший, стоит ли так рисковать... — нерешительно начал адмирал.

— У меня только два барка! — завизжал Муртаза. — А ты о каком-то риске говоришь! Надо же кому-то узнать, зачем Аллах ниспослал сюда это страшилище!

— Светлейший, — не унимался адмирал, — давай отсыплем Мустафе горсть червонцев — пусть он на своем шлюпе разведает, что к чему.

— Ладно! — сдался Муртаза. — Где этот Мустафа? Сюда его!

Через полчаса куттер Мустафы, идя правым галсом, приблизился к «Ориону». Подойдя на расстояние одного кабельтова, Мустафа зарифовал паруса.

— Эге-гей! — раздался его звонкий крик.

Через фальшборт свесилась голова в бескозырке.

What do you need?[21] — недовольно отозвалась она.

Рядом вынырнула еще одна голова. На этой была надета пилотка. Мустафе она показалось, естественно, деформированной тюбетейкой.

— I was sent by pasha! — заорал турок. — It is necessary for you to meet with him[22].

— What does he want, бля? — деловито осведомилась голова в пилотке. — I do not have any desire to meet with him[23].

— Well, for the sake of me![24] — взмолился Мустафа.

— Ну, если только так! — вздохнул Волков и проорал: — In hour on pier. The outfit is output![25]

Турок убрал рифы и, сделав поворот-оверштаг, помчался к пристани.

— Чегой-то ты, батя, сурово так с ними? — полюбопытствовал Костя.

— А не хрен, сынок, с ними расшаркиваться. Пусть уматывают из Крыма, на хрен. Нам здесь еще города строить.

— Смелость города берет! — пропел Костя и побежал командовать спуском «Мурены».

Та же пристань, но чуточку пополудни. Разномастная толпа наблюдает странную и завораживающую картину: из недр громадного корабля вываливается чудище меньших размеров, с небольшой барк, и стремительно несется к берегу. На этом корабле также нет парусов, но скорость его более чем поразительна. (Скорость «Мурены» была всего двадцать узлов, но собравшиеся на пристани за «всего» бы обиделись.) Достигнув косы, чудовищное судно вползло на него и, не уменьшив ни на узел скорости, приблизилось к пристани.

Толпа весело ломанулась кто куда. Впереди, придерживая рукою феску, мчался сам Муртаза-паша, позабыв о титуле. Немного отбежав, он обернулся и увидал, что судно остановилось, присело, и с его борта спрыгнуло четыре человека: двое мужчин и две женщины. Они недоуменно глядели вслед улепетывающим туркам.

— Стойте, олухи! — заорал паша. — Чего испугались! Летающей лодки ни разу не видели?

— Вообще-то не видали! — произнес запыхавшийся Гассан-паша. — У Султана, насколько я знаю, таких нет.

— А может быть, у него их целых три? — неуверенно предположил Муртаза. — Просто он их никому не показывает. Военная тайна!

Наконец, все собрались, и толпа, предводимая керченским пашой, величаво поплыла обратно. Те сто метров, что они отбежали секунд за пятнадцать, теперь были преодолены за добрых минут пять. Это вконец разозлило Андрея Константиновича, который и был одним из четырех, спрыгнувших на песок с «Мурены».

— А картечью вас не встретить! — буркнул он. — Папаша, цигель!

Муртаза нехотя ускорил шаг.

Не доходя до незваных гостей пяти шагов, пеший кортеж остановился. Паша замер спереди, надменно-настороженно глядя на пришельцев. Минуту молчали.

— Поклонов ждет, что ли? Так хрен ему! — За командирские годы из Волкова выветрился тот легкий налет интеллигентности, который был присущ в юном возрасте. — Здорово, папаша! Аллах акбар!

— Паша, да это московиты! — зашептал на ухо Гассан.

— Не, это не московиты! — громко по-турецки сказал Муртаза. — Эти слишком наглые.

В разговор вступила Татьяна. Она в институте специализировалась по восточным языкам.

— А ты, мил-человек, когда-нибудь вживую московита видел? У вас до сих пор трамваи без электричества ездют!

— Женщина-толмач! — фыркнул под нос себе паша. — Гассан, потолкуй с ними.

Адмирал Гассан-паша воздел очи к небу.

— Аллах видит — мы рады вам, московиты, хоть вы и нежданные гости! Позвольте узнать, как здоровье московского царя? — Адмирал заговорил на ломаном русском языке. До официального разговора с женщиной никто из турок опускаться не хотел.

— Вижу-вижу, как рады! — сказал Андрей Константинович. — Морды такие радостные — даже лимонов жрать не нужно. Давай-ка, толстопузые, на корабль. Ты и ты!