Один в Берлине (Каждый умирает в одиночку) - Ганс Фаллада

Внезапно что-то рухнуло совсем рядом, с большой высоты и так близко, что даже задело его. Похолодев от ужаса, Баркхаузен привалился к стене, а секунду спустя сполз на землю, потому что в глазах почернело.

В следующий миг он опять вскочил на ноги — вдруг заметил, что сидит на земле возле госпожи Розенталь. Господи, выходит, старушенция выбросилась из окна, и ему известно, по чьей вине.

Баркхаузен сразу понял, что она мертва. Изо рта вытекла струйка крови, но лицо не исказилось. На нем запечатлелось такое глубокое умиротворение, что жалкий стукач поневоле отвел глаза. Тут его взгляд и упал на ее руки, и он увидел, что в одной у нее зажато украшение со сверкающими камнями.

Баркхаузен опасливо огляделся по сторонам. Если уж действовать, то быстро. Он наклонился и, отвернувшись, чтобы не видеть лица покойницы, вытащил у нее из ладони сапфировый браслет и спрятал в карман брюк. Еще раз с подозрением огляделся. Ему показалось, что у Квангелей осторожно закрыли кухонное окно.

А во двор между тем выбежали эти, трое мужчин, и насчет двух незнакомцев он сразу смекнул, кто они такие. Теперь главное — с самого начала вести себя правильно.

— Госпожа Розенталь только что выпала из окна, господин комиссар, — сказал он, словно докладывая о совершенно будничном происшествии. — Почти что мне на голову.

— Откуда вы меня знаете? — вскользь спросил комиссар, вместе с Фридрихом наклоняясь над покойницей.

— Я вас не знаю, господин комиссар, — отвечал Баркхаузен. — Просто так подумал. Поскольку иной раз работаю на господина комиссара Эшериха.

— Вот как! — коротко бросил комиссар. — Ладно. Тогда побудьте-ка здесь еще немного. Вы, молодой человек, — обернулся он к Персике, — присмотрите пока, чтобы этот типчик никуда не смылся. Фридрих, позаботься, чтобы во двор никто не заходил. Скажи шоферу, пусть последит за подворотней. А я поднимусь к вам в квартиру, надо позвонить!

Когда комиссар Руш, позвонив по телефону, вернулся во двор, ситуация там несколько изменилась. В окнах флигеля виднелись лица жильцов, несколько человек вышли во двор, но держались поодаль. Труп уже накрыли простыней, коротковатой, только до колен госпожи Розенталь.

Баркхаузен слегка пожелтел лицом, на запястьях у него были наручники. Жена и пятеро детей, стоя поодаль во дворе, молча наблюдали за ним.

— Господин комиссар, я протестую! — жалобно хныкал Баркхаузен. — Я правда не бросал браслет в подвал. Молодой господин Персике зол на меня…

Как выяснилось, Фридрих, выполнив задание, немедля принялся искать браслет. Ведь на кухне Розенталь еще держала его в руке — как раз из-за этого браслета, который она упорно не отдавала, Фридрих и остервенел. А в сердцах потерял обычную бдительность, ну и старуха сумела подложить ему свинью, сиганув из окна. Стало быть, браслет наверняка где-то здесь, во дворе.

Когда Фридрих взялся за поиски, Баркхаузен стоял возле стены. И Бальдур Персике вдруг заметил, как что-то блеснуло и тотчас же звякнуло в угольном подвале. Он немедля слазил в подвал и обнаружил там браслет!

— Я его туда не бросал, господин комиссар! — испуганно твердил Баркхаузен. — Он, поди, отскочил туда из рук госпожи Розенталь!

— Ну-ну! — сказал комиссар Руш. — Вот, оказывается, что ты за птица! И такой гусь работает на комиссара Эшериха! То-то коллега обрадуется, когда узнает!

Комиссар разглагольствовал вполне миролюбиво, но взгляд его скользил от Баркхаузена к Персике, туда-сюда, туда-сюда. Затем Руш продолжил:

— Что ж, думаю, ты не против немножко с нами прогуляться, а?

— Само собой! — заверил Баркхаузен, он дрожал как осиновый лист и побледнел еще сильнее. — С удовольствием! Для меня главное, чтобы все до конца разъяснилось, господин комиссар!

— Вот и ладушки! — сухо бросил комиссар. Быстро глянул на Персике и добавил: — Фридрих, сними с него наручники. Он и без того пойдет с нами. Верно?

— Конечно-конечно! С удовольствием! — горячо заверил Баркхаузен. — Я не сбегу. Да если и сбегу, вы ж меня все равно найдете, господин комиссар!

— Что верно, то верно! — сухо кивнул тот. — Такого, как ты, мы везде разыщем! — Он осекся. — «Скорая помощь» приехала. И полиция. Давайте-ка побыстрее покончим с этим делом. У меня нынче утром и другой работы полно.

Позднее, когда они «покончили с этим делом», комиссар Руш и юный Персике еще раз поднялись в розенталевскую квартиру.

— Кухонное окно надо закрыть, только и всего! — сказал комиссар.

На лестнице юный Персике внезапно остановился.

— Вам ничего не бросилось в глаза, господин комиссар? — шепотом спросил он.

— Мне много чего бросилось в глаза, — отвечал комиссар Руш. — Но что бросилось, к примеру, в глаза тебе, мой мальчик?

— Разве не примечательно, как тихо в переднем доме? Вы обратили внимание, что в переднем доме никто на улицу не выглядывал, во флигеле-то народ все окна облепил! Подозрительно. Жильцы из переднего дома наверняка ведь что-то заметили. Но не подают виду. Вы должны немедля провести у них обыски, господин комиссар!

— И начал бы я с Персике, — ответил комиссар, продолжая спокойно подниматься по ступенькам. — У них тоже никто в окно не выглядывал.

Бальдур смущенно засмеялся.

— Мои братья, которые в СС, — пояснил он, — вчера вечером они в стельку напились…

— Сынок, — продолжал комиссар, будто и не слышал. — Я делаю свое дело, а ты — свое. И в твоих советах я не нуждаюсь. Соплив ты еще давать мне советы. — В душе посмеиваясь, он глянул через плечо в растерянное лицо парня и добавил: — Если я не устраиваю здесь обысков, мой мальчик, то лишь постольку, поскольку у них было полным-полно времени, чтобы уничтожить отягчающие улики. Да и зачем поднимать такой шум из-за мертвой жидовки? Мне хватает забот с живыми.

Они уже добрались до розенталевской квартиры. Бальдур отпер дверь. Перво-наперво закрыть окно на кухне, поднять опрокинутый стул.

— Ну вот! — Комиссар Руш осмотрелся вокруг. — Все в ажуре!

Он прошел в комнату, сел на диван, на то самое место, где часом раньше довел старуху Розенталь до полной отключки. Довольно потянулся и сказал:

— Та-ак, сынок, а теперь принеси-ка бутылочку коньяку и два стакана!

Бальдур ушел, потом вернулся, разлил коньяк по стаканам. Они чокнулись.

— Отлично, мой мальчик, — благодушно похвалил комиссар, закуривая сигарету, — а теперь расскажи-ка, чем вы с Баркхаузеном раньше занимались в этой квартире! — И, заметив возмущенное движение юного Бальдура Персике, немедля добавил: — Подумай хорошенько, сынок! В случае чего я и гитлерюгендфюрера заберу с собой на Принц-Альбрехтштрассе, ежели он будет слишком уж беззастенчиво