Пятнадцать суток за сундук мертвеца - Фаина Раевская

— Я не понял, — просипел он, — вам Витька нужен или помощь?

Я почесала затылок, соображая, что на данный момент имеет первостепенное значение. Выходило, что ничего: Витька сменился, а душ закрутить мы могли бы и сами. Но у Клавки, кажется, было иное мнение. Она нахмурилась и по-деловому произнесла:

— Помощь. Витька нам без надобности. Топай зa мной, а ты, Афанасия, следом.

Гуськом мы проследовали до двери Сашкиной ванной. Оттуда доносился шум льющейся воды.

— Тебе туда, — приказала Клюква, по-ленински вытягивая руку вперед и одновременно распахивая дверь.

Молодой человек сделал шаг, и дверь тут же за ним захлопнулась.

— Афоня, — прошептала Клавдия, — боюсь, щеколда не выдержит, если этот крендель на нее надавит. Тащи швабру, она в туалете.

До парня, видимо, наконец дошло, какую шутку сыграла с ним судьба в нашем с Клавкой лице. Он взревел так, что у меня заложило уши.

— Господи, чисто зверь! — пробормотала я себе под нос, бросаясь за шваброй. В это время Клюквина пыталась урезонить разбушевавшегося мужчину:

— Слушай, ну что ты орешь, как заводской гудок в день забастовки? Завинти краник — и дело с концом. Ты уж извини… тебя, кстати, как зовут?

— Иван… — рык стал немного тише.

— Ох, имя-то у тебя какое красивое! Настоящее такое, русское. Так вот, Ванюша, ты пойми, это вынужденная мера. На всякий случай, ничего личного. Мы с сестрой быстренько смотаемся по делам, а ты посиди здесь, отдохни. Если честно, данный сюрприз мы Витьке готовили! Так что с него и спрос.

Пока Клавка уговаривала пленника, я широкий конец швабры уперла в дверь, а узкий — в противоположную стену. В ванной наступила тишина: ни шума воды, ни звериного рыка.

— Вот и молодец, Ванюша, — удовлетворенно выдохнула сестра. — Не скучай!

— Клав, а зачем мы этого Иван-царевича в ванной закрыли? — я с трудом попала дрожащими руками в рукава куртки.

Клава снисходительно потрепала меня по плечу:

— Эх, Афоня! Ведь Виктор мог при сдаче смены предупредить Ивана и передать ему Сашкино указание? Мог, — сама себе ответила Клюквина. — И где гарантии, что мы вышли бы из дома? Нету таких гарантий. Вот и получается, что иного выхода у нас вроде как и не было… Не печалься, товарищ гуманист! Придет Сашка и выпустит страдальца.

Это все, конечно, правильно, но как-то неправильно. Я вдруг почувствовала, как внутри заворочалась совесть. Решила, видно, проснуться и порадовать хозяйку своим присутствием. Быстренько затолкав ее обратно, я устремилась за Клавдией, уже открывшей входную дверь.

— Слушай, Клав, а как же мы обратно попадем? У нас ведь ключа нет.

— А зачем нам обратно? — удивилась Клюква. — Чай, не бедствуем, свое жилье имеется. Чего опечалилась? — подозрительно поинтересовалась Клюквина, что я опустила голову и заметно погрустнела.

— Сашка лютовать будет, — заметила я шепотом, зябко передернув плечами. — Нам этого не пережить…

— Да, — согласилась Клавдия, — шума будет много. Ну… не убьет же он нас, в конце концов! А так покричит-покричит маленько, да утихнет. А ты его еще и обаяешь как следует. Не устоит он перед твоими прелестями, Афоня!

В другое время я бы возмутилась на такие слона. Однако после событий сегодняшней ночи промолчала, покраснела до слез, разозлилась и, топнув ногой, захлопнула за нами дверь.

Дорога до метро заняла несколько минут. Все)то время мы молчали. Не берусь судить, о чем молчала Клавка, а я изобретала способ, как убедить ее выполнить мой гениальный план. В вагоне я решилась.

— Слушай, Клав, а знаешь, недалеко отсюда живет Валерия. Совпадение какое, правда?

— Что еще за Валерия? — насупилась Клавка, уже догадываясь, к чему я клоню.

— A-а! Это девушка моего покойного Николая. Вернее, не девушка, а, по словам Гены, романтическая любовь всей его жизни. Может, навестим эту самую любовь? Тут недалеко!

Клавка в задумчивости ковыряла носком пол вагона. Я напряженно за ней наблюдала. Вообще — то, моя сестрица — человек довольно решительный. Можно даже сказать, отчаянный. Но иногда благоразумие начинает бороться с решительностью, и если вовремя не вмешаться, то может и победить. Правда, это случается нечасто. С тех пор, как Клавка появилась в моей жизни, мое собственное благоразумие завяло окончательно, и теперь я находилась в постоянной боевой готовности.

— Ладно, — тряхнула головой Клюквина. — Куда ехать?

— На Каширку. А там всего две остановки на автобусе.

— Боюсь, эта наша поездка обернется очередной глупостью… — все же проворчала Клавдия.

— Не волнуйся, Клава, — торжественно произнесла я, — нет такой глупости, которую нам было бы не по силам совершить!

— Это точно!

Нужный дом располагался сразу за родильным домом. Клюквина по этому поводу не преминула съязвить: мол, хорошее соседство. В случае нужды можно быстренько добежать самостоятельно. Вероятно, близостью подобного медицинского учреждения объяснялось и великое множество ребятни. Одни гуляли под присмотром бдительных бабушек, другие — вполне самостоятельно, а третьих в разнообразных колясках выгуливали гордые мамаши. В общем и целом, двор напоминал разноцветный муравейник.

— О чем мы будем с ней говорить? — спросила Клавка, останавливаясь перед дверью. — Ты уже придумала?

Я пожала плечами:

— О Коле, о чем же еще?

Клюквина хмыкнула и нажала на кнопку звонка. За дверью стояла кладбищенская тишина. Следующие несколько попыток тоже не увенчались успехом. Зато распахнулась соседняя дверь, и на площадку выскочила толстая девица в шортах и безразмерной футболке. На голове у толстухи была повязана бандана, из-под которой торчали две тощие косички неопределенно-мышиного цвета.

— Чего вы тут растрезвонились? — зло прошипела девица. — На работе она, разве не ясно?

— На какой такой работе? — растерялась я.

— Известно, на какой. На подстанции. А вы кто, собственно, такие? — толстуха прищурилась и подозрительно оглядела нас с ног до головы.

Я открыла рот, чтобы что-нибудь соврать, но Клюквина меня опередила. Она нахмурилась и, грозно сжав кулаки, мрачно заявила:

— А мы, собственно, пришли морду Валерке начистить.

В глазах девицы появился неподдельный интерес:

— Ну да?! Отпад! Чаю хотите?

Клавка вопросительно посмотрела на меня, я кивнула, и мы переступили порог квартиры толстушки. Интерьер впечатлял настолько, что столбняк мгновенно сковывал все члены. Нет, с мебелью, обстановкой и прочими атрибутами уюта и комфорта все обстояло нормально. Но вот хоть какой-нибудь порядок отсутствовал. Мне даже показалось, что я попала на свалку ненужных вещей. Судите сами: на вешалке в прихожей вместе с демисезонным пальто и пуховой курткой висел необъятный купальник. За ним весело подмигивал ромашками сарафан. На полу, в районе тумбочки для обуви, высилась небольшая горочка из сапог, кроссовок, туфель и босоножек. И что больше всего поражало — везде, куда только ни падал взгляд, валялись обертки от конфет, шоколада, марсов-сникерсов и других признаков сладкой жизни.

— На кухню пробирайтесь, — скомандовала хозяйка, сказавшаяся Натальей.

Мы с готовностью подчинились. Правда, для этого нам пришлось принимать такие позы, по сравнению с которыми умирающий лебедь — просто марш энтузиастов! Наконец мы оказались на просторной кухне. Она, в отличие от остального помещения, была более или менее чистой и даже относительно уютной. Я с облегчением опустилась на маленький диванчик. Наташа заварила всем нам чай, насыпала прямо на стол кучу конфет, достала печенье и уселась напротив с чувством выполненного долга.

— Нет, все-таки интересно, кто вы такие? За что хотите Валерке разборки устроить? Она, конечно, стерва. Ее давно пора отбуцкать… — Наталья запихнула в рот «Мишку на севере» и вкусно захрустела. — Так что?

Клавдия, всегда любившая сладости, блаженно щурилась, с невероятной скоростью поглощая шоколадные конфеты.

— А ты, случайно, не на конфетной фабрике работаешь? — мурлыкнула она.

— Случайно я работаю на «Скорой помощи», — поморщилась толстушка. — Сладкое люблю с детства. При моей сволочной работе это единственная радость в жизни. Ну, так чем вам Лерка насолила?

— Она жениха вон у нее увела, — мотнула головой Клюквина в мою сторону.

Наталия рассмеялась:

— Это в Леркином духе! Собака на сене. Ах, я такая хорошая, такая добрая! Я умею любить, как никто другой на свете! Романтика, возвышенные чувства… Вы все слишком приземленные, чтоб меня понять. А чего тут понимать? Эгоизм обыкновенный. Как жениха-то звать?

— Николай…

— Это спортсмен, что ли? Красавчик такой? Отпад мальчик, это я вам говорю! Да только он сам зa Валеркой бегал, впрочем, как и многие другие. А она «другому отдана и будет век ему верна»! Ха-ха-ха!