Чужой среди чужих - Талгат Сабденов

— Одна прекрасно обученный и дисциплинированный пилот, второй собственноручно уничтожил двух Ангелов. Не надо на меня так смотреть, ты должна была видеть записи его боев — он прирожденный убийца. Эх, мне бы полсотни таких парней, да лет на десять постарше, да вооружить как следует, да в Колумбию… — Шут мечтательно зажмурился. — Поверь, они уступают тебе не настолько значительно, что бы сбрасывать их со счетов. Так что держись, неделя адски изнурительных тренировок, и вы станете отличной командой.

Аска оперлась о капсулу, внимательно изучая свои руки, затянутые в красный пластик. На ее лице мелькала причудливая смесь самых разных эмоций, от раздражения до легких проблесков облегчения и медленно восстанавливающейся уверенности.

— То есть, что бы победить, мне нужно просто действовать в связке с теми тремя?

— Если вкратце — то да, все так и есть.

— Хорошо, тогда я это сделаю.

— Иного от Аски Великолепной и не ожидалось, — поддакнул Шут, внутренне поперхнувшись от отвращения.

— Почему бы и нет, — девочка задумчиво уставилась в пустоту. — Ты же сам сказал, что это всего лишь сон, не реальность. А я плохо запоминаю сны.

— Реально то, что ты ощущаешь, — веско ответил псайкер. — На утро ты не вспомнишь ни меня, ни нашего разговора, это факт. Я не ожидаю, что ты из… кхм… сорвиголовы превратишься в пай–девочку за одну ночь, это просто невозможно сделать, не сломав тебя. Но все что я показал и рассказал тебе — все это отложится в твоей душе. И проявит себя, рано или поздно. В любом случае, сейчас я уйду, и потому советую тебе как следует выспаться, что бы не ударить в грязь лицом на тренировке.

— Погоди.

— Чего еще?

— Ты знаешь, как зовут меня, но себя не назвал. Так не честно.

Шут на долю секунды задумался.

"Лучше пусть остается в неведении".

— В иных местах и в иные времена меня звали Самаэлем. Обычно мне поручалось что–нибудь сломать, но сейчас приходится браться за все подряд. Работы знаешь навалом, а кадры у нас не пополнялись тысячелетиями.

— Странное имечко. Ты не еврей случайно?

Шут поперхнулся.

— С какой целью интересуешься?

— Любопытно.

— Совершенно случайно я не еврей, — раздраженно ответил псайкер и разорвал ментальный контакт.

Шут медленно открыл глаза, стараясь лишний раз не дышать. Материальный мир поприветствовал его запахом вареного риса, которым тянуло из соседней комнаты, и вкручивающейся в виски болью.

"Утро уже что ли?"

Он с трудом сдвинул глаза в сторону левого запястья. Стрелки невозмутимо показывали без пяти час. Погружение в ментальное пространство всегда сбивало ощущение времени, но в собственном подсознании еще как–то получалось контролировать процесс и не опаздывать на смену. А вот с незнакомой душой никогда не угадаешь, как все обернется, и на этот раз долгая работа ужалась до десяти минут реального времени. Что самое скверное — спать не хотелось совершенно, а значит, впереди было несколько часов, наполненных сверлами в голове и готовящимися онигири в воздухе.

"Но, черт, неужели нельзя было заняться готовкой чуть раньше?" — уныло подумал Шут. — "И без вас, уродов, погано".

Упоминание об уродах, которыми полонился NERV и окрестности, резко трансформировало уныние в озлобленность. Приподнявшись на локте, псайкер уставился в стену, нашарил за ней отблеск разума увлекшегося ночной кулинарией соседа и послал в него слабенькую психическую "иглу". Не настолько сильную, что бы ее засекли датчики NERV, но достаточную, что бы ближайшие сутки человек воспринимал вкус вареного риса как вкус прокисшего молока.

"Каждому да воздастся по делам его", — мстительно подумал псайкер.

Он поудобнее устроился на футоне и попытался отвлечься от боли мыслями о завтрашних делах.

"Это будет длинная ночь".

День второй

— Эммм… Мне пожалуйста таяки, красный чай с жасмином и тортик со сливочным кремом! Алекс–кун, а ты что будешь?

— Черный чай с сахаром и лимоном. И, наверное, эклер.

— Простите, вы сказали чай с лимоном? — официантка тщательно маскировала замешательство.

Ах да, это же чисто российская манера. Шут мельком глянул на свою спутницу, но та не подала виду.

— Отрезаете тонкую дольку лимона и бросаете ее в чай.

Девушка в костюме горничной кивнула и убежала за заказом. Айми проводила ее задумчивым взглядом.

— Странный способ подавать чай, — как бы задумчиво проговорила она.

— Когда я был маленьким, по соседству жил один русский старик, он часто пил чай с лимоном

— Русский старик?

— Угу, это было в городке Вакханай, слыхала про такой?

— Ну… эээ…

— Да ладно, не бери в голову, про эту глушь, похоже, знают только картографы и браконьеры. Сама ведь знаешь, что после Удара творилось. Еще совсем мальчишкой когда был — каждый день видел, как рыбаки отправлялись к северным территориям.

"Вот на кой ляд тебе это надо? Ты ведь мое досье наизусть успела выучить, зуб даю".

— И, надо сказать, возвращались не все, — добавил он после короткой заминки. — Русские сторожевики озверели за три года без зарплат, и попросту грабили рыбацкие шхуны, а экипаж, как правило, казнили на месте.

— Да, жуткое было время, — протянула девушка. — Но ты хоть с родителями жил.

"Знаешь поговорку "не тронь дерьмо"?"

— Айми–чан, а что с твоими родителями?

Взгляд девушки на мгновение остановился и погас.

"Что же ты так плохо удар держишь, деточка? Что, даже скальпели военных нейрохирургов не смогли вырезать из тебя всю человечность? Надо полагать, кончили твои папа с мамой не лучшим образом".

Мгновение прошло.

— Они живут и работают в Европе, но у меня нет с ними контактов.

"Кто бы сомневался…"

Шут прикрыл глаза, лениво рассматривая матово–белое сияние "глухого" разума, и попытался представить, что надо сделать с человеческим организмом, что бы его так перекорежило. Воображение тихо буксовало. Интересно, а такое вообще обратимо? Если подумать — то да. Методами нейрохирургии можно восстановить поврежденные участки мозга, можно провести гормональную терапию, которая вернет метаболизм в нормальное русло, можно даже сломать грубо состряпанную психокодировку. Только кому это надо?

— Ты ничего раньше о них не рассказывала. Кто они?

— Мама переводчик, а папа специалист по обслуживанию серверного оборудования.

— И как их занесло в Европу?

— Оглянись, — усмехнулась Айми. — После закрытия границ и перехода к политике расовой сегрегации Европа стала куда более безопасным местом, чем Япония.

Интересно, это она сейчас придумала или озвучила заранее составленную легенду? Если придумала сама — значит, повреждения не затронули области высшего мышления, значит, излечение вполне реально.

"Хм…"

Свидание текло тихо и предельно спокойно. Они задавали друг другу ничего не значащие вопросы, выслушивали на ходу выдуманные ответы, обсуждали проблемы, которые их не волновали никаким образом — в общем, прикидывались друг перед другом обычными людьми. Интересная, вообще говоря, ситуация. Для стороннего наблюдателя они с Айми — милейшая парочка, которая уверенно идет в своих отношениях к брачному алтарю, или как тут принято. Но то, что они друг другу говорят — либо чистая ложь, либо ложь, замешанная на правде, и их взаимные чувства мягче всего можно назвать деловыми. Смак же этой, в общем–то, будничной сцене придает то, что они прекрасно осведомлены о взглядах своего визави, и принимают их как должное. Пустяковая казалось бы вещь, а вон во что выливается.

Они распрощались, только когда кафе начало закрываться. Айми, чмокнув его на прощание в губы, ускакала в сторону наземного метро. Шут незаметно утерся и поплелся к автобусной остановке. День выдался не самый простой, но "свидание" прошло успешно, он не сболтнул ничего лишнего, и вообще вел себя предельно миролюбиво. Значит, Цуруми будет еще какое–то время спокоен. Значит, еще не время бежать, спасаясь от NERV" овских пуль. Значит, еще можно попытаться что–то сделать с троицей проблемных подростков, которым злой рок впарил судьбу человечества.

"Педагогика", — подумал он в приступе неожиданной веселости. — "Не так страшен ее субъект как объект ее".

Он тихо рассмеялся, не особо заботясь, что о нем подумают наблюдатели. И ожидание автобуса в компании нескольких припозднившихся работяг прошло легко и незаметно, хотя к спасительным таблеткам он все еще не притрагивался. Продолжая ухмыляться, он протянул руку к поручню, собираясь зайти в салон, и в этот момент его тело словно окунулось в ванну из расплавленного металла. Хрипя от нестерпимой боли, укутывавшей его с головы до ног, он с ужасом смотрел на свою руку. Изломанную, обугленную руку, через сожженную плоть которой проглядывали почерневшие в огне кости. В лицо пахнуло жаром — это догорали остатки автобуса. В глубине салона можно было разглядеть скорчившиеся, почерневшие трупы пассажиров.