Третья могила прямо по курсу - Даринда Джонс

Тем не менее, наблюдать за этим будет тревожно. Может быть, я смогу собрать все свои пожитки и жить в Развалюхе. В джипе, а не в каком-нибудь сильно запущенном эмоциональном сдвиге.

Снова посмотрев на дядю Боба, на трогательное выражение надежды на его лице, я решила вступить в переговоры.

– Ты снимешь с моей задницы хвост? – спросила я, кивком указав на припаркованный на другой стороне улицы автомобиль.

У Диби отвисла челюсть.

– Нет. Твоей заднице это только на пользу.

– Как и ходить пешком по лестницам, но я езжу на лифте всякий раз, когда есть возможность. – Когда он только пожал плечами, я добавила: – Тогда Куки спит, – и вышла из машины.

Глава 11

Дров наломали. На других вину свалили.

Надпись на футболке

До открытия офиса у меня еще было несколько часов, поэтому я решила почитать кое-какую собранную информацию по делу пропавшей жены перед тем, как нанести визит душу. Дядя Боб неслабо преуспел в сборе показаний, в то время как я сосредоточилась на самой Терезе Йост. Много и часто она работала волонтером в разных местах, значилась членом нескольких советов директоров, но кроме этого, с отличием закончила университет Нью-Мексико и получила степень в области языкознания. А это означало, что она чертовски умна. И наверняка владеет еще одним или даже несколькими языками. Много времени она проводила, работая с детьми с ограниченными возможностями, и помогла основать специализированную коневодческую ферму для детей в инвалидных креслах.

– И она не заслуживала смерти, – сказала я мистеру Вонгу, который по-прежнему пялился в свой угол.

Через два часа я сидела с полотенцем на голове и чашкой кофе в руках, изо всех сил стараясь успокоить Куки, расстроенную тем, что я ей не позвонила.

– Он был голый?

– Он был в душе, так что… да.

– И ты не сделала фотку? – огорченно вздохнула она.

– Я была в наручниках.

– А он… а вы…

– Нет. Но видишь ли, в чем странность… Когда дело касается его, то сам акт становится как бы незначительным. Один его вид вызывает во всех моих девичьих уголках волны острого экстаза, так что это почти одно и то же.

– Это вопиющая несправедливость. Очень скоро я превращусь в серийного убийцу.

– Тебя куда-нибудь подбросить?

– Нет. Мне нужно отвезти Эмбер в школу. Дай мне хотя бы помочь с делом Рейеса.

– Нет.

– Ну почему? – помрачнела Куки. – Я могу добывать информацию из всякого дерьма. Это моя работа.

– У меня есть несколько имен. Я проверю их, пока ты будешь копаться в финансах доброго доктора.

– А-а, ну ладно. А разве он не миллиардер?

Я улыбнулась:

– Это я и хочу выяснить.

Замазав синяк под глазом таким количеством тонального крема, что мной бы гордилась покойная Тэмми Фэй Беккер [21], я поплелась через парковку, чувствуя, что ноги становятся тяжелее с каждым шагом. Похоже, недостаток сна начинал вызывать серьезные последствия, если судить по тому, что за мной попятам следовала маленькая девочка с ножом.

– Разве вчера ты не была украшением на капоте? – спросила я.

Она даже не взглянула на меня. Грубиянка. Темно-серое платьице и черные кожаные лакированные ботинки вполне могли сойти за русскую школьную форму. А еще у нее были черные волосы до плеч. Из аксессуаров – только нож, который, если честно, совершенно не подходил к наряду. Видимо, подбирать аксессуары – не ее конек.

Я подошла к припаркованному через улицу «хвосту» и постучала в окно. Парень в машине подпрыгнул от неожиданности.

– Я собираюсь поработать! – заорала я через стекло, пока он, щурясь, смотрел на меня. – Не проворонь!

Он потер глаза и махнул мне. Я узнала одного из людей Гаррета Своупса. «Гаррета Своупса!» – мысленно повторила я и фыркнула. Чертов предатель. Дядя Боб говорит «Следи за Чарли», и он следит. Берет и следит! Как будто наша дружба ничего для него не значит. Разумеется, она ничего для него не значит, но все равно. Придурок.

– Вы Чарли Дэвидсон?

Я повернулась и увидела женщину в поношенном коричневом пальто и копеечных мокасинах. Практично, но едва ли привлекательно.

– Смотря кто спрашивает.

Она подошла ко мне, озираясь по сторонам. Длинные черные волосы неплохо было бы хорошенько расчесать. Половину лица скрывали огромные темные очки. Я узнала ее – это была женщина из «бьюика», который я заметила вчера утром. Те же волосы. Те же очки. Та же грусть, бурлящая внутри. Но ее аура была теплой и сияла мягким светом, словно свеча, которая стесняется сиять слишком ярко.

– Мисс Дэвидсон, – она протянула мне руку, – меня зовут Моника Дин. Я сестра Терезы Йост.

– Мисс Дин, – я ответила рукопожатием. Все чувства, которые могла испытывать женщина, чья сестра пропала без вести, были как на ладони. Она была напугана, убита горем и умирала от беспокойства. – Я вас искала.

– Прошу прощения. – Она нервно сдвинула очки на макушку. – Брат велел мне не разговаривать с вами.

– Да уж. Кажется, мой вчерашний визит его не порадовал. Вы можете войти? – я указала на заднюю часть папиного бара. Ветер умудрился пробиться сквозь куртку и вгрызся в меня, как престарелая чихуахуа.

– Конечно, – ответила мисс Дин, плотнее стягивая воротник пальто. – И мой брат не знает, что и думать о вашем визите. Вы произвели на него впечатление.

– Правда? – Я двинулась к бару. – Мне показалось, он бы с радостью засунул меня в бетономешалку и заставил непрерывно повторять «Раду». – Так-то, профессиональный рестлер! – Очень сожалею по поводу вашей сестры, – добавила я, возвращаясь мыслями к делу.

А теперь серьезно: я могла бы стать рестлером. Придется, наверное, обзавестись загаром. И мышцами с выпирающими венами.

– Спасибо.

Медицинская страховка тоже лишней будет.

Как только мы вошли в заведение, я включила свет. Хотя освещение в кухне ясно давало понять: Сэмми уже на месте и готовится к обеденному столпотворению. Папин бар – помесь ирландского паба и викторианского борделя. В главном зале потолок, как в соборе, все отделано темным деревом, а по периметру, словно древний карниз, вьется выкованная больше века назад композиция. Она и привлекает внимание к западной стене, где возвышается величественный кованый лифт. Такой можно увидеть только в кино или очень старых гостиницах. Все детали, шестеренки и механизмы открыты для глаз любопытной публики. И на второй этаж он поднимается целую вечность. Стены зала увешаны картинами в рамах, медалями и памятными открытками с разных полицейских сборищ. Справа от нас располагалась оригинальная барная стойка красного дерева.