Ангелы Ойкумены - Генри Олди

– Отставить Сечень! – приказал вчера профессор Штильнер. Где профессор успел нахвататься словечек из военного лексикона, осталось загадкой. – Слушай мою команду! Вы следуете на Хиззац. Туда, куда летели изначально, после старта с Террафимы. Задача ясна?

– Хиззац, так Хиззац, – пожал плечами рыжий. Невропаст глядел в стол с таким напряженным вниманием, словно хотел взглядом провертеть в столешнице дыру. – А на кой черт нам туда лететь? Пляжами баловаться?!

Коллантарии нервничали. Кусали губы, отворачивались друг от друга, изо всех сил старались не задеть плечом или рукавом человека, стоящего рядом; Диего – в особенности. Все прекрасно понимали: шансов вернуть девушку нахрапом, с первой же попытки, было с гулькин нос. Тем не менее, разочарование оказалось чрезмерным, прямо-таки оскорбительным, толкающим на скверные поступки. Коллант превратился в пороховой склад: брось искру – взлетит на воздух.

– Сеньор Пераль и сеньорита де Кастельбро стремились на Хиззац. Убедите девушку, что вы высаживаетесь на Хиззац.

– Как?! Мы уже сказали ей, что летим на Сечень.

– Я знаю, как, – прервал рыжего Гиль Фриш.

Продолжать гематр не стал. Расспрашивать его было бесполезно.

– Зачем? – спросил Диего.

Он тоже не стал развивать мысль. Громоздить одну ложь на другую? Эту роль маэстро уступал профессору.

– Хиззац для доньи Энкарны – символ успешного завершения путешествия. Надо использовать ее душевное стремление. Пусть она решит: все препятствия позади, вы у цели. Создайте ей максимально комфортные психологические условия…

Ей, подумал маэстро. А мне?

– Вы уверены, что это сработает?

– Уверен?! – взорвался профессор. Лицо его налилось кровью, бакенбарды встали дыбом. Научное светило превратилось в дворового кота, почуявшего соперника. – В чем тут можно быть уверенным?! Кто я вам? Господь Бог?! Это же феномен! Уникальная ситуация! Мы движемся вслепую, на ощупь, методом проб и ошибок…

Поговорили, в общем.

В финале Штильнер обрадовал всех известием, что на Хиззац в действительности лететь не нужно. Достаточно притвориться, и баста. В космосе донья Энкарна все равно не отличит одну планету от другой. Главное, вера. Вера, дамы и господа, горами движет. Обогнете Сечень, зайдете с черного хода, пейзаж вокруг изменится – вот вам, девушка, и Хиззац. Когда лететь? Прямо сейчас? Нет, завтра. Вы нуждаетесь в отдыхе. Молчать! Никаких возражений! Нервы, голубчики, нервишечки, нервулечки следует поберечь. Покой – вот в чем мы нуждаемся в первую очередь.

Вдали, из «Колесниц судьбы», несущихся по краю обрыва, эхом откликнулся битый палками Федерико, шут гороховый:

Нет покоябез встречи с милой,Нет покоябез блеска шпаги,Рай ли, ад ли,нигде покоя нет.Ах, где найти покой?

И вот теперь восемь всадников в компании безлошадного дикаря пробирались по каменистому, выжженному солнцем плоскогорью. Оно подозрительно напоминало Диего плато над Бухтой Прощания: бесплодное, все в известковых кавернах. Лошади ступали с величайшей осторожностью, их никто не подгонял. Даже астланин, что совершенно не было свойственно беспечному нраву Якатля, тщательно выбирал место для следующего шага – опасался подвернуть лодыжку, как это случилось с маэстро на памятном плато.

Нервулечки, гори они в аду, у всех были на пределе.

– Обратно поедем другой дорогой, – буркнул Пробус вполголоса. – Ну его в задницу…

Подбоченившись, координатор грозно обернулся на свой коллант: Пробус ждал возражений. Нет, спорить никто не захотел. Рыжий невропаст, и тот кивнул: плато раздражало даже его, заядлого спорщика.

Вместо крутого обрыва, какой нависал над Бахиа-Деспедида, впереди объявился пологий спуск. Глазам маэстро открылась цветущая долина: буйство зелени, лохматые шапки пальм торчат из кипени низовой листвы; пятна кармина, бирюзы и лимонной желтизны – тропические цветы, столь огромные, что их можно было разглядеть с любого расстояния.

Над цветами вились тучи мошкары.

Рой.

Старый приятель, улыбнулся Диего. Ну, здравствуй.

Карни медлила, но маэстро не сомневался: она возникнет в колланте с минуты на минуту. Рой умел учиться. Внезапность первых явлений девушки пугала коллантариев до полусмерти, и флуктуация это учла. Не надо бояться, говорила она на языке действий и поступков. Вот, видите? – я даю вам время привыкнуть. Девушка появится, когда вы будете готовы.

Вчера Карни тоже возникла не сразу.

«Ерунда! – сверлом ввинтился в сознание Диего сварливый голос профессора Штильнера. – Архичушь! Флуктуации, голубчик, не мыслят на людской манер. Да, рой ищет контакта с нами. Но у него принципиально иные мотивации, непостижимые для нас! Мы способны лишь предполагать…»

Пусть, согласился, а может, возразил Диего Пераль. Идите к черту, профессор, с вашими высоконаучными комментариями. Вы не бились с этим принципиально иным роем плечом к плечу, когда на коллант напала стая. Плечом к плечу – фигура речи, но ее поймет и гематр, а уж вы-то и подавно. Спасая нас, рой не жалел себя. У каждого свой побег на рывок, и Карни для роя – залог успеха. Плевать мне на его мотивации! Главное, он это делает.

– Ой, где мы?!

Проклятый Штильнер! Занятый мысленной беседой с воображаемым профессором, Диего снова проморгал момент, когда Карни возникла рядом. Лошадь под девушкой в испуге заржала, упираясь копытами в склон, чтобы не съехать вниз, в долину. Карни натянула повод, и кобыла, пятясь, выбралась на ровное место.

– Вы что, оглохли? Где мы? Вы же говорили…

Девушка наморщила лоб, вспоминая слова гематра:

– «Галлюцинативный комплекс стабилизировался!»

– Стабилизировался, – с истинно гематрийским спокойствием, чтоб не сказать, наглостью, кивнул мар Фриш. – Мы пролетели через червоточину.

– Червоточину?

– Она же «кротовая нора», она же подпространственный тоннель…

– Когда?

– …она же топологическая особенность пространственно-временного континуума…

– Когда, я спрашиваю? Где?!

– Только что. На подлете к Сеченю.

– Издеваетесь?

– Разве я бы посмел?

– Я и моргнуть не успела… Хлоп, а мы уже в другом месте!

– Переход был мгновенным. Мы все пережили то же, что и вы.

– Точно! Оглянуться не успел…

– Бр-р-рымс, и здесь!

– Разве так бывает?

– Хо-хо! В червоточине? Еще как бывает!

Коллантарии галдели стаей галок. Живописали стремительность перехода и хитрые кунштюки подлого племени червоточин. Мар Фриш готовился прочесть лекцию о свойствах «кротовин». На «отрицательной плотности энергии» его перебивали, и «квантовая гравитация» терялась в общем шуме, сходя на нет. За подобный спектакль Луис Пераль-старший уволил бы всю труппу без выходного пособия. Нет, Якатля оставил бы: дикарь счастливо ухмылялся, любуясь долиной. Рой исчез, растворился в море листвы цвета винной бутылки, но маэстро сердцем чуял: там он, дружище, никуда не делся. Ждет, наблюдает, готов прикрыть в случае чего. Не это ли прикрытие имел в виду мар Яффе, большой знаток вероятностей?