Освободители - Роберт Харви

Командующий испанскими войсками Кахигаль приказал Бовесу действовать под его непосредственным руководством. Бовес нагло заявил, что он спас «оружие, боеприпасы и честь флага, которые Ваше Превосходительство оставил под Карабобо». С шестью тысячами всадников Бовес двинулся на Валенсию. Патриоты десять дней отбивали его атаки. Продовольствие и боеприпасы заканчивались. Бовес объявил условия мирного договора: патриоты должны сдаться, за это будут сохранены жизни солдатам и мирным жителям. Патриоты согласились.

Бовес въехал в город на коне и был встречен радостными приветствиями. В его честь в кафедральном соборе была отслужена месса. Во время мессы Бовес поклялся на Библии, что больше не прольет ни капли крови.

Но настала ночь, и началась смертельная вакханалия. Губернатор города был убит. Девушку, прислуживавшую в доме командующего войсками защитников города, солдаты Бовеса привязали к гамаку, в котором она обычно спала, и изнасиловали. Затем ей вырвали язык, отрезали груди и разожгли костер под гамаком.

Других женщин заставили присутствовать при чудовищной расправе. «Всех мужчин схватили и вывезли на окраину города. Их убивали, как быков, пронзая копьями. Они не могли даже помолиться перед смертью. Женщин принудили танцевать. Они глотали слезы и трепетали от страха. За их спинами били копытами лошади кавалеристов. Бовес размахивал хлыстом, понуждая их танцевать „пикирико“ и другие национальные танцы. Зверства продолжались несколько ночей».

Боливар поскакал обратно в Каракас. Он обратился к священникам города с просьбой пожертвовать церковную золотую и серебряную утварь для закупки оружия. Ему было даровано двадцать восемь тысяч унций серебра. Вскоре стало известно, что Боливар вместе с остатками своей армии собирается покинуть город. Двадцать тысяч жителей Каракаса в страхе, опасаясь за свою жизнь, оставили дома, выстроились в колонну и двинулись вслед за войском Боливара. В городе почти не осталось сторонников Боливара. Его впоследствии обвиняли в организации этого массового исхода, но, попади горожане в руки Бовеса, их участь была бы предрешена. Говорили также, что нужно было идти на запад, а не на восток, дабы объединиться с небольшой армией генерала Урданеты. Однако только на востоке, на побережье, людей ждало спасение.

Этот тяжкий исход совершали в основном пожилые люди и люди знатного происхождения со своими детьми и слугами. Путь был нелегкий и долгий, многие не выдерживали тягот, и на дороге из Каракаса к побережью остались трупы сотен людей, многие тяжело заболели. Через три недели, пройдя двести миль по болотистой низменности, колонны достигли Барселоны. Боливар был в угнетенном состоянии. Безысходность и отчаяние, казалось, навсегда подавили его волю и стремление к победе.

Когда Бовес прибыл на площадь Тринидад в Каракасе, то обратился к горожанам с такой речью: «Эта площадь уже пропиталась кровью. Но это еще не конец. За каждую каплю крови моих людей я пролью море крови моих врагов. И это только начало. Однажды утром все балконы в городе будут увешаны трупами».

Даже Колл-и-Прат, архиепископ Каракаса, известный своими оппортунистическими взглядами и симпатизирующий испанцам, не выдержал и гневно обрушился на Бовеса: «Мой рассудок не может принять, а моя душа не может вынести таких страшных злодеяний: воровство, насилие, мародерство, убийства, поджоги и разрушения. Справедливость попрана. Вдовы и сироты в слезах. Отец воюет против сына, брат убивает брата. Много людей покинуло свои места — они вынуждены спасаться бегством. На улицах множество трупов. Поля усеяны костями. Земля Венесуэлы пропиталась кровью».

Бовес послал восемь тысяч солдат под командованием Моралеса преследовать беженцев из Каракаса. Небольшой отряд солдат Боливара присоединился к остаткам армии Мариньо. К ним присоединился также товарищ Мариньо по восстанию в Тринидаде и Гурии — Бермудес. Вместе они собрали трехтысячное войско. Боливар хотел развернуть войска и приготовиться к отражению атаки врага, приближавшегося к ним по реке Арагуа. Однако Бермудес считал, что бой надо вести в самом городе, в Барселоне, и настоял на своем. Солдаты Моралеса перешли реку, почти не встретив сопротивления. Как оказалось, Бермудес ошибся. В городе началась настоящая бойня. «Все было уничтожено в тот страшный день, — писал испанский историк Торренте, — город стал полем боя, улицы, дома и даже церкви были потоплены в крови. Почти три с половиной тысячи мирных граждан укрылись в кафедральном соборе. Они были убиты, все до одного, в этой ужасной резне самой жестокой из войн».

Боливар с поредевшей колонной беженцев отступил в порт Кумана. Теперь беженцев оставалось всего десять тысяч человек. В Кумане стояла небольшая флотилия, покинувшая порт Ла-Гуайра с золотом и серебром Каракаса на борту. Командовал флотилией капитан Бианчи, итальянский авантюрист, которому, однако, не заплатили за службу. Когда Боливар приблизился к Кумане, Бианчи поднял якоря и направил свои суда в море. Боливар и Мариньо реквизировали морской корабль и стали преследовать итальянского авантюриста. Они настигли его на острове Маргарита. После переговоров Бианчи согласился отдать им две трети золота и серебра. После этого Боливар и Мариньо вновь отправились в Венесуэлу. Там, в Карупано, их встретила разъяренная толпа. Рибас, обычно такой преданный Освободителю, и Пиар — еще один товарищ Мариньо по восстанию в Тринидаде — почему-то решили, что Боливар и Мариньо хотят скрыться с сокровищами. Освободитель и Верховный правитель Восточной Венесуэлы были схвачены и брошены в тюрьму. Теперь Боливара обвиняли в тех же преступлениях, в которых он два года назад обвинял Миранду. Вот бы тот посмеялся над своим учеником, если бы был жив!

Вскоре после ареста Боливара и Мариньо маленькая флотилия Бианчи прибыла в порт. Итальянец был благодарен Боливару и Мариньо за то, что они заплатили ему за службу. Он пригрозил расстрелять порт из пушек, если Боливара и Мариньо не освободят. Угроза подействовала. Их выпустили из тюрьмы с условием, что они немедленно покинут Венесуэлу. Рибас назначил себя командующим армией сопротивления на западе Венесуэлы, Пиар — верховным главнокомандующим на востоке.

Казалось, карьера Боливара закончена. Лишенный всех званий, власти, имения и земли, он приготовился к разлуке с Хосефиной, которая не могла оставить свою семью, жившую на острове Санто-Томас. Боливар написал обращение к своему народу, в котором так оценивал происшедшее:

«Если непостоянная фортуна дарит победу то нам, то нашему врагу, это только на благо моим соотечественникам, которые под воздействием каких-то злых чар взяли в руки оружие и погубили свою свободу, отдав себя снова в руки тиранам. Небеса, желая унизить и возвысить нас одновременно, решили, что нашими завоевателями должны стать наши братья, что они должны победить нас. Освободительная армия сражалась с врагом, побеждала его и презирала его…

…Ваши собственные братья — а не испанцы — вырвали ваше сердце, выпили вашу кровь. Они сожгли ваши дома и вынудили покинуть родные места… Я не снимаю с себя ответственность за катастрофу, которая произошла с моей страной. Осознание того, что по моей вине произошли эти ужасные несчастья, заставляет меня страдать, но моя совесть чиста, потому что я никогда не кривил душой…

Клянусь вам, дорогие мои сограждане, что оправдаю тот августейший титул (Освободитель), который вы возложили на меня, когда я освободил вас от ваших цепей. Обещаю, что, живой или мертвый, я буду достоин тех почестей, которыми вы наградили меня. Никакая сила на земле не заставит меня свернуть с выбранного пути. Я верну вам свободу во второй раз, чего бы мне это ни стоило».

Далее, размышляя о тех венесуэльцах, которые предпочли рабство свободе, Боливар нашел для них такие слова:

«Переносите свое горе с достоинством, вы страдаете за правое дело… Свержение правительства… исчезновение привычных норм существования, резкие перемены в жизни, смена мнений — одним словом, утверждение свободы в стране рабов. Такие дела не делаются быстро. Мы не должны корить себя за то, что не достигли желаемого результата, это повредит нашему делу. Мы не можем смириться с кровопролитием, совершаемым над нами. Именно оно толкает нас на крайние меры.

Месть природе, попранной тиранией, — дело благородное, возвышенное и достойное похвалы. Нет ничего более великого. Даже если на пути к этой славной цели нам придется пройти через разрушения и смерть, не стоит отчаиваться. Наша цель далека, но справедливость требует, чтобы мы достигли ее…

Не стоит приписывать политикам перемены в судьбах государств. Эти перемены не зависят от решений генералов или судей. Во время восстаний и социальных конфликтов глупо противостоять человеческим страстям. Революционные движения возбуждают эмоции людей, и они увеличиваются пропорционально давлению той силы, которая противостоит им. Ошибки и страсти лидеров причиняют серьезный вред Республике. Они должны быть осуждены, иначе наше дело потерпит поражение. Мы должны понимать, что человек слаб, а жизнь жестока.