Воспоминания - Альберт Шпеер

У Гитлера не было чувства юмора. Он предоставлял другим шутить, сам же смеялся громко и раскованно, он мог от смеха буквально сгибаться пополам, вытирая с глаз слезы. Смеялся он охотно, но, в сущности, всегда за чужой счет.

Геббельс умел лучше всех развеселить каким-нибудь анекдотом Гитлера и одновременно унизить кого-либо из соперников: «Вот недавно, — рассказывал он, Гитлер — югенд потребовала от нас, чтобы мы распространили для печати заметку по случаю 25летия со дня рождения их начальника штаба Лаутербахера. Я распорядился направить ему небольшой текстовый набросок, в котором отмечалось, что он встречает свой день рождения „в полной физической и умственной ясности“. Больше мы ничего от него не слышали». Гитлер согнулся пополам от хохота, а Геббельс своей цели — дискредитировать занессшегося молодежного фюрера — достиг лучше, чем сделай он пространный доклад. Гитлер охотно и часто рассказывал за обеденным столом о своих молодых годах и особо подчеркивал строгость воспитания: «Я частенько получал от отца здоровую взбучку. Сегодня я думаю, что это было необходимо и что это пошло напользу». Вильгельм Фрик, министр внутренних дел, как-то раз встрял тут своим блеющим голосом: «Да, уж сегодня по всему видать, что Вам, майн фюрер, это пошло напользу». Всеобщий парализующий ужас. Фрик пытается спасти ситуацию: «Я хотел сказать, майн фюрер, что поэтому Вы так далеко и пошли». Геббельс, считавший Фрика за полного болвана, саркастически заметил: «Я полагаю, что Вас, дорогой Фрик, секли в молодости совершенно недостаточно!»

Вальтер Функ, министр хозяйства и одновременно президент Рейхсбанка, рассказывал о совершенно безумных выходках своего заместителя Бринкмана, который тот беспрепятственно устраивал на протяжении многих месяцев, пока его официально не признали сумасшедшим. Функ не просто хотел позабавить Гитлера, но и подготовить его таким безобидным способом к слухам, которые, скорее всего, так или иначе до него дойдут: незадолго до этого Бринкман пригласил на роскошный обед в большой зал самого фешенебельного берлинского отеля «Бристоль» всех уборщиц и посыльных мальчишек Рейхсбанка, и сам играл им на скрипке. Это еще как-то вписывалось в официальную линию режима — демонстрация народной общности. Сомнительнее прозвучало то, что Функ, под всеобщий хохот собравшихся, поведал дальше: «Недавно он встал перед входом в министерство на Унтер-ден-линден, вытащил из кармаша большой пакет свежеотпечатанных ассигнаций, как Вы знаете, с моей подписью, и начал раздавать прохожим, приговаривая: „Кому нужны новые функи?“ А вскоре, — продолжал Функ, — его душевное заболевание стало совершенно очевидным. Он созвал всех служащих банка и скомандовал: „Кто старше пятидесяти, — налево! Остальные — направо!“ И обращается к одному справа, „Так сколько Вам лет?“ — „Сорок девять, господин вице-президент! -“Тогда — налево! Итак, все по левую руку увольняются немедленно и с удвоенной пенсией». У Гитлера от смеха слезились глаза. Когда он снова собрался с собой, он выдал длинный монолог о том, как по временам сложно распознать психически ненормального. Этой историей Функ попытался окольным и безобидным путем подстелить себе соломку: Гитлер еще не знал, что Рейхсбанкдиректор, имеющий право подписи, выправил в своей невменяемости чек на несколько миллионов марок, а «диктатор экономики» беззаботно инкассировал его. Теперь Герингу уже пришлось всей силой своей власти опровергать тезис, что Бринкман ненормальный. И следовало ожидать, что именно в этом духе он проинформирует Гитлера. Тот, кому удавалось раньше создать у Гитлера определенное мнение, уже, как показывал опыт, наполовину выигрывал игру: Гитлер очень неохотно менял свои суждения. Но Функу пришлось нелегко, чтобы получить назад оприходованные Герингом миллионы.

Излюбленной мишенью шуток Геббельса был Розенберг, которого он иначе, чем «Имперский философ» и не называл и унижал всякими анекдотами. В этом случае Геббельс всегда мог быть уверенным в успехе у Гитлера. И он так часто эксплуатировал эту тему, что его рассказы походили на настоящий театр — с заученными ролями и актерами, ожидающими выхода. Заранее можно было быть уверенным, что Гитлер в конце скажет: «Фелькишер беобахтер» — такая же скукотища, как и ее издатель Розенберг. Есть у нас и партийная сатирическая газета «Крапива» — самое безутешное издание, какое только можно себе представить! А с другой стороны, — «ФБ» — ни что иное, как юмористическая газетенка". К удовольствию Гитлера, объектом насмешек Геббельса был и владелец крупной типографии Мюллер. Он изо всех сил старался помимо партийных изданий издавать еще что-то, чтобы удержать старых подписчиков из строго католических районов Верхней Баварии. В результате у него печатались и церковные календари и розенберговские антиклерикальные пасквили. Он мог себе это позволить, потому что в 20-е годы частенько продолжал печатать «Фклькишер беобахтер», несмотря на просроченные платежи.

Многие шутки Геббельса очень тщательно подготавливались, привязывались к отдельным эпизодам целой серии событий, с каждым из которых Гитлер получал текущую информацию. И в этом отношении Геббельс далеко превосходил всех, а Гитлер своими аплодисментами вдохновлял его на все новые повороты.

Старый партейгеноссе Ойген Хадамовский получил когда-то на радио ключевую должность Имперского руководителя основной программы, а теперь прямо сгорал от желания стать руководителем всего Рейхсрадио. Министр пропаганды, у которого была на примете другая кандидатура, опасался, что Гитлер может поддержать Хадамовского, потому что до 1933 г. тот весьма умело организовывал прямые трансляции предвыборных выступлений Гитлера. Ханке, статс-секретарь министерства пропаганды, пригласил Хадамовского к себе и официально объявил ему, что Гитлер только что назначил его «Имперским руководителем радиосети». Взрыв радости Хадамовского по поводу давно вожделенного назначения был вечером же — вероятно, огрубленно и с добавлениями — разыгран перед Гитлером, так что он все это воспринял как великолепный розыгрыш. На следующий день Геббельс приказал отпечатать несколько экземпляров газеты с лже-извещением о состоявшемся назначении и с гротеско-преувеличенными поздравлениями. Да, в этом Геббельс знал толк. Было что рассказать Гитлеру о всех стилистических красотах и заверениях в верности, содержавшихся в поздравлении. А как Хадамовский был радостно взволнован! Этот эпизод был встречен новым раскатом смеха Гитлера и всех присутствующих за столом. В тот же день Ханке пошел еще дальше и устроил и еще один подвох: он уговорил вновь назначенного обратиться по случаю вступления в должность с приветственной речью к радиослушателям перед… выключенным микрофоном. И это стало новым поводом для безграничного веселья, особенно, когда было рассказано и показано, с какой безмерной радостью, с каким тщеславием выражал свою благодарность обманутый. Теперь Геббельс уже мог не опасаться чьего-либо вмешательства в поддержку кандидатуры Хадамовского. Дьявольская игра, в которой обсмеянный был абсолютно безоружен. Он, вероятно, даже и не подозревал, что вся эта шутка только для того и затевалась, чтобы сделать его кадидатуру неприемлемой для Гитлера. И никто не был в состоянии проверить, то ли Геббельс преподносил действительные факты, то ли просто давал волю своей фантазии.

Не такой уж, возможно, неверной была бы мысль, что собственно обманутым в конечном счете был сам Гитлер, что интриган Геббельс вертел им. По моим наблюдениям, Гитлер на самом деле не мог в подобных случаях тягаться с Геббельсом. Столь утонченная низость не была свойственна его прямолинейной натуре. Мне и тогда с моральной точки зрения казалось сомнительным, что Гитлер своими аплодисментами поддерживал эту скверную игру и даже провоцировал ее. А ведь достаточно было всего одного недовольного замечания, чтобы надолго отбить охоту к таким розыгрышам.

Я часто спрашивал себя, возможно ли было влиять на Гитлера? Да, конечно, — и в очень высокой степени, особенно — кто это умел. Гитлер хотя и был недоверчив, но в каком-то довольно примитивном смысле: изощренные ходы фигур или очень осторожное ориентирование его мнения он не всегда улавливал. Для разоблачения методично организованного, осмотрительно реализуемого шулерства у него не хватало интуиции. Мастерами такой игры были Геринг, Геббельс, Борман и, далеко уступая им, — Гиммлер. Поскольку же прямым разговором добиться перемены взглядов Гитлера по какому-то крупному вопросу было невозможно, эти навыки еще более упрочивали власть этих людей.

Рассказом об еще одном розыгрыше столь же изощренного свойства можно и завершить повествование об обеденных застольях у Гитлера. На этот раз объектом атаки стал шеф зарубежной пресс-службы Путци Ханфштенгль, который благодаря тесному личному контакту с Гитлером был весьма подозрительным в глазах Геббельса. Больше всего ему доставалось от Геббельса за его якобы особую скаредность. Однажды тот попробовал с помощью английской пластинки доказать, что Ханфштенгль даже мелодию сочиненного им популярного марша содрал с какой-то английской песенки.