Лекс Раут. Чернокнижник - Марина Cyржевcкая
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты… Ты что делаешь? — девчонка так опешила, что даже заикаться начала. С трудом удержал на лице серьезную мину, ну как вот с ними общаться? Наи-и-ивные…
— А ты предпочитаешь, чтобы на столе был свинарник? Фу, а выглядишь приличной девушкой. Ну, когда не являешься ко мне с интересными предложениями. — Окинул ее взглядом. — Ну и когда одета. — Она открыла рот, собираясь что-то сказать, побледнела и закрыла. Я довольно хмыкнул. — Что, не убирать? Ну как скажешь.
Бросил замызганный платочек на столешницу и «ненароком» опрокинул кружку с остатками болтанки из яиц. Уж не знаю, каким чудом она уцелела, но сейчас оказалась вполне достойным штрихом в общей картине завтрака под названием «хуже, чем в хлеву». Одри зашипела кошкой и вскочила, потому что болтанка опрокинулась в ее сторону, грозя залить опрятное синее платье. Жаль, не залила, девчонка оказалась проворнее. С пятном на юбке она выглядела бы не такой безупречной, мелочь, а мне было бы приятно. Но, увы.
— Ты…. Ты!
— Угу. Твой словарный запас так скуден, что мне за тебя стыдно, дорогая женушка. Придется заняться твоим образованием.
— Не смей! Чтоб ты…
— Сдох? — хмыкнул довольно. — И воображения ни на грош. Примитив. Смрадные потроха, и наградили же демоны супружницей! Боюсь, я слишком быстро с тобой заскучаю, детка. Ты уже придумала, как будешь возрождать мой быстро гаснущий интерес?
Одри хрипло вздохнула, снова побледнела и высоко задрала подбородок, окинув меня ледяным взглядом.
— Плохо, милая, — констатировал я. — Меня ледышки не возбуждают. Ты хоть у местных подавальщиц поучись, смотри, как задницами вертят! А ты? Стоишь, как палка, королеву изображаешь… Фу.
Увернулся и заржал, потому что Одри все-таки не сдержалась, швырнула в меня тарелку.
— Лекс, тройная оплата за посуду, — крикнул от стойки Шуар.
— Урод! — зашипела Одри, я послал ей воздушный поцелуй.
— Вот так уже интереснее!
Армон спустился вниз в широких штанах и темной рубашке, дал знак подавальщице, чтобы убрала, и отобрал у мальчишки свой кошель, продемонстрировав бедняге клыки.
— Так я только для сохранности, господин, чтоб другие не стянули! — клятвенно уверил паренек, стуча зубами и незаметно возвращая в кошель монеты. — Вот клянусь Богиней! Вот чтоб мне равновесия как своих ушей не видать! Вот чтоб меня разорвало…
— Брысь, — велел Армон, и мальчишка испарился. Напарник улыбнулся Одрианне.
— Вижу, вы уже успели поругаться.
— Он намеренно ко мне цепляется!
— Конечно, намеренно, — Армон сел и задумчиво проследил вязкую струю стекающей яичной болтанки. — У Лекса любимое развлечение — выводить из себя окружающих. Он всегда найдет твою самую больную точку и будет давить на нее до тех пор, пока ты не кинешься на него с кулаками. У него просто талант находить чужие уязвимые места.
Я отвесил шутливый поклон.
— И я изумляюсь, как с таким талантом он все еще жив, — продолжил Армон. — И единственное, что можно сделать — это игнорировать его. — Напарник отодвинулся, когда болтанка потекла с его стороны. — Или превратить свои слабости в силу.
— Пока вы оба далеки от такого совершенства, — я подал знак, чтобы мне принесли еще хелля.
Одрианна затихла, о чем-то задумавшись. Через минуту наш стол стараниями прислужницы стал чистым, напарник коротко пересказывал Одри разговор, а я заскучал.
— Думаю, что на рассвете нам стоит покинуть Кайер, — вынес Армон вердикт. — Здесь находиться опасно. Тебе тоже, Анни.
— Но как же… — растерялась Одри. — Здесь мой дом! Я надеялась, что смогу вернуться в него, что все уляжется… Я не хочу никуда ехать!
— Так и решим, — обрадовался я. — Мы поедем, а ты оставайся!
Внутри кольнуло болью, и я сжал зубы. Проклятая связь! Я даже попытался убедить себя, что желаю девчонке лишь добра и пекусь о ее благополучии, но ничего не выходило. Я знал, что ей нельзя оставаться в столице, и испытывал боль, предлагая это. Проклятие!
Отвернулся к окну, отвлекаясь разглядыванием улицы. На булыжниках мостовой плясали искры света, отражаясь от камней, словно они были зеркальными. Тишина утра завораживала и умиротворяла, погружая меня в спокойное оцепенение. Солнечные пятна скакали по мостовой, и мой взгляд устремлялся за ними: от ступеней до порога желтой булочной, от лужи с радужными переливами до блестящего обода тележного колеса, от колеса до стекол на часовой башне с замершей стрелкой…
— Тихо как, — задумчиво протянул я. Улица уходила вниз, с горки, и вся лежала, как стрела — четкая, блестящая, гладкая…
— Тихо? — переспросил Армон, отвлекшись от Одрианны, бросил быстрый взгляд в окно. И вдруг вскочил, оскалившись, и открытой ладонью хлопнул меня по лицу. Не слишком сильно, но в голове загудело, а негодование на миг выжгло сонное оцепенение, и я увидел улицу — настоящую. Грязные повозки, спешащих торговок с корзинами, снующих мальчишек и орущих зазывал. Жижу на обочинах, сточные канавы и орущих возниц, что не могли разъехаться на узкой улице. Кайер уже проснулся, и жизнь в нем кипела, смеялась, орала и воняла. Все, как всегда. Никаких блестящих искр и пустоты…
— Скорее! — прохрипел я, понимая, что руки и ноги не слушаются… — Морок… Черный ход…
— Да понял я! — Армон вытащил меня с лавки, встряхнул. — Сильное воздействие? А-а-а, чтоб тебя! Одри, не отставай!
Глупых вопросов девушка задавать не стала и послушно метнулась за нами. Вернее, за напарником, который споро тащил меня в сторону кухонь. Благо, оборотни сильнее людей в разы, потому что вешу я немало, да и ростом почти с Армона. Прошипев что-то сквозь зубы, он закинул меня на плечо и рванул с такой скоростью, что Одри едва поспевала, путаясь в юбках. Хозяин таверны заподозрил неладное и отпрыгнул в сторону как раз вовремя: стена, возле которой мы сидели еще минуту назад, качнулась, вздулась пузырем, словно гнойный нарыв. Вспухла возле окна, как раз там, где была моя голова, и… разлетелась, осыпая таверну градом каменных осколков. Трактирщик выдал такое заковыристое ругательство, что я восхищенно присвистнул, правда, его кроме меня мало кто услышал. Потому что посетители с воплями неслись к выходу, подавальщицы снова орали, а груда камней, дрогнув, взлетела в воздух, выискивая цель.
Армон заскочил в кладовую и захлопнул дверь как раз вовремя — цель оказалась найдена.