Приключения моряка Паганеля. Завещание Верманда Варда - Владимир Гораль

Иглу эти при ближайшем рассмотрении оказались построенными из блоков-плит плотного снега. Позже мне повезло наблюдать, как гренландские эскимосы-инуки распилив на плиты длинными ножами для разделки тюленьих и китовых туш такой вот твёрдый, слежавшийся сугроб, за какой-то час с небольшим соорудили классический иглу. Плиты разных размеров располагались по спирали, словно в раковине улитки, сужающуюся к своду. Все снежные блоки они с врождённой сноровкой укладывали с опорой на предыдущие в трёх точках. В довершении готовый снежный домик для крепости конструкции полили с внешней стороны водой, растопив снег на огне в чане.

Когда мы спешились, Нанок пошёл распрягать и кормить собак, а мы с Миником направились к ближайшему иглу. Вход в этот ледяной домик меня, скажу я тебе, порядком озадачил, потому как более напоминал большую нору или в лучшем случае лаз, но никак не вход в нормальное жилище. Особенно он был неудобен для людей не эскимосской комплекции, типа меня. Однако, чего я хотел? Экзотика и комфорт понятия мало совместимые.

Вообщем лезу я следом за Миником по снежному проходу на самых, извиняюсь карачках, а самого смех разбирает. Подумалось, что так мог начинаться свежий анекдот из цикла «про боцманов»: «Ползёт, мол, по снежному ходу боцман в иглу, к эскимосам в гости, но что-то долго ползёт и никак не может определить в каком он собственно проходе, заднем или переднем?»

Я конечно, шутки ради, преувеличиваю, поскольку вход в иглу из наружного лаза короткий, так-что не заблудишься. Вообщем вынырнул я следом за Миником прямо внутри ледяной избушки. Признаться ожидал я, что воздух внутри будет мягко говоря тяжеловат, с учётом местных гастрономических особенностей, тем более. Однако ничего страшного, воздух был вполне в норме, поскольку пол в иглу, между прочим, располагается выше уровня входа, чтобы углекислота, которая тяжелее кислорода легко сменялась свежим более лёгким воздухом.

Вообщем внутри было светло, поскольку снежные блоки хорошо пропускают наружный свет, а так же и тепло – посреди жилища устланного в три слоя толстыми шкурами, слегка коптя, горел ровным пламенем небольшой костерок – тюлений жир в плоском корытце. Но самое главное и меня это приятно удивило в хижине-иглу было сухо, хотя я, признаюсь, опасался сырости от тающего снега. Самое приятное, Вальдамир, это было то, что в этом экзотическом помещении стоял чарующий запах варящейся ухи – в большом казане на треноге над костерком из тюленьего жира булькало и парилось аппетитное варево. В животе у меня заурчал небольшой, но весьма прожорливый зверь, давая почувствовать насколько он проголодался.

Тут я обратил внимание, что в домике похоже никого нет и уха, как в сказке, варится по собственному хотению. Мое фантастическое предположение опровергли совсем не сказочные звуки – из под шкур донеслось старческое кряхтенье, покашливание и как бы тебе сказать, не в обиду старичкам – попукивание. На свет божий, откинув в сторону не совсем чистое одеяло из песцовых шкур вылез дедушка с лицом сморщенным, как завяленная на северном солнце и ветру рыба. Личность гренландского ветерана украшала седая реденькая бородка, за которую я тут же окрестил старичка – дедушка Хо, в честь вьетнамского Ленина – Хо Ше Мина, портреты которого в те годы часто мелькали в советской прессе и в телевизоре.

Не обращая на нас ни малейшего внимания, он посапывая и бормоча, ловко сдвинул треногу с рыбным варевом в сторону от огня. – «Это Большой Джуулут – ангакок(шаман) нашего рода – Калаалит Анори, людей ветра, почтительно косясь глазами в сторону старика, прошептал мне на ухо Миник. Я про себя отметил, что живого веса в большом Джулуте, дай бог килограмм тридцать пять. Миник между тем продолжал нашёптывать: „Это он много месяцев назад сказал, что весной в Нуук на ледяной горе занесёт посланного нашему роду сильного человека. Ростом и удачей, как у двух охотников-инуков, с усами, как чёрные стрелы и руками сильными, как лапы нанока“».

Признаюсь, очень меня озадачили эти новые миниковы подробности, да и вопросов к нему возникло достаточно, но тут дедушка Хо (Большой Джуулут) выудил откуда то из под шкур три больших оловянных ложки и жестом пригласил нас к остывающему казану с ухой. Сижу я, хлебаю ароматное рыбное варево, заправленное неизвестными кореньями и думаю про себя:«Вот сижу я простой русский моряк, в иглу снежном между двумя эскимосами-инуками старым и молодым, сижу я здесь и местную уху дегустирую. А почему я здесь и зачем это одному Богу известно, да ещё может подчинённым ему местным гренландским духам, собеседникам худенького ангакока Большого Джуулута. Вот такие неисповедимые пути нас по жизни водят, Паганюха» – вздохнул с какой то затаённой грустью Бронислав Устиныч.

Глава 22. «Боцман и духи инуитов»

Устиныч замолчал, задумавшись о чём то своём на несколько невесёлых минут, в течении которых я, надо отдать мне должное, деликатно помалкивал. Наконец боцман вновь продолжил своё повествование, на этот раз(видимо для разнообразия) его речь строилась в несколько книжном, литературном стиле. Он и внешне как-то слегка изменился, видимо примерив образ интеллектуала-профессора и оттого начал выражаться в литературно-интеллигентной манере: «Как ни странно, но старик на протяжении всей нашей совместной трапезы, когда мы втроем сидели вокруг аппетитно парящего казанка с ухой не только не проронил ни слова, но даже не покосился в мою сторону, лишь шумно втягивал с ложки горячее варево».

И то сказать уха удалась на славу – кому как не обитателям богатого рыбой гренландского побережья не знать толк в её, милой, разнообразном приготовлении. Правда, как поведал мне Миник, его соплеменники-инуиты будучи на протяжении многих сотен лет заядлыми сыроядцами, твёрдо убеждены, что только через сырое мясо рыбы, морского и всякого иного зверя человек может получить жизненную энергию для тяжкого труда выживания на белой, студёной земле матери Гренландии. Варить или жарить пищу они стали чаще с приходом европейцев, которые принесли с собой не только разнообразные полезные вещи, но и множество болезней и дурных обычаев, таких например, как употребление алкоголя.

У инуков с этим та же беда, что и у их южных соседей и дальних родственников – североамериканских индейцев. Мне приходилось наблюдать неприятные, скажу я тебе, картины, когда суровый молчаливый охотник, зайдя в бар в Нууке, после стакана, другого, некрепкого светлого пива превращался в сползающее под стол бесполое, идиотски хихикающее ничтожество.

Некоторые рода племени инуитов, такой например, как род Миника – Калаалит Анори для оздоровления своих людей от таких «благ цивилизации» много месяцев в году проводят вдали от неё родимой: на холодных, но чистых просторах ледяного острова, освоенными восемьсот лет назад их далёкими предками племенами Туле, приплывшими с побережья Аляски. По обычаям предков и как велят духи инуитов они и стараются жить, хотя и не чураются некоторых полезных изобретений внешнего человечества – это современные ружья, капроновые рыболовные сети, антибиотики и множество мелочей отказаться от которых уже нет ни сил ни возможности.