Северный свет - Арчибальд Кронин

Завернув за угол на Парк-стрит, Генри решил сократить путь и пройти переулком Риммера. Когда он проходил мимо магазина подержанных вещей Биссета, внимание его привлек фарфор, выставленный в витрине. Он остановился, сразу признав в прелестной, покрытой глазурью раковине, белой, с золотом по краям, редкий экземпляр своего любимого стаффордширского фарфора. Вещица старинная — это бросалось в глаза, и Генри был почти убежден, что вышла она из рук Джона Элерса, старшего из братьев Элерс, которые обосновались в Бурслеме еще в 1690 году; на ярлычке значилась цена — всего пять фунтов десять шиллингов.

Вот это находка! С нее, пожалуй, можно будет начать новую коллекцию взамен той, что он принес в жертву тайнкаслскому аукциону. Естественно, Генри не мог удержаться от соблазна. Он зашел в лавочку и, честно поторговавшись с Биссетом, купил вещицу за пять гиней. Придя к себе в кабинет, он развернул свое сокровище и, поставив раковину на письменный стол, залюбовался ею; в эту минуту вошла мисс Моффат и протянула ему письмо, присланное с нарочным. Добродушно посмеиваясь над Пейджем, она выслушала его разглагольствования по поводу формы и происхождения раковины и даже из вежливости задала ему несколько вопросов; ее мнение о нем явно изменилось к лучшему, хотя в глубине души она была по-прежнему убеждена, что он сумел выплыть лишь благодаря счастливой случайности. Дослушав до конца его рассказ, она направилась к себе.

Рассеянно поглаживая прелестную раковину, разомлев после обильной еды, Генри размечтался. После стольких недель напряжения и почти невыносимой тревоги одержанная им победа принесла с собой неизъяснимое облегчение. Высокие нравственные принципы восторжествовали: теперь он может беспрепятственно выпускать газету в соответствии со своими убеждениями — только чувствовать себя при этом он будет тверже и уверенней. Больше того, все домашние разделяли его ликование. Дороти относилась теперь к нему не только с вниманием, но порой даже и с уважением. Он надеялся, что отношения с Алисой тоже наладятся. Видя, как она ждет не дождется приема, намеченного на вторник, а также торжественного обеда, который решили устроить на будущей неделе в его честь и который он обещал почтить своим присутствием, он корил себя за то, что с таким безразличием относился раньше к этой стороне ее жизни. С присущей ей наивностью она придавала этому огромное значение. Что поделаешь: такова ее натура, у него тоже есть свои странности, почему же не смотреть сквозь пальцы на ее причуды? Может, тогда она терпимее будет относиться к Коре. Если бы только удалось сплотить семью — больше ему ничего не нужно.

Тут он вспомнил про письмо, принесенное ему мисс Моффат. Он вскрыл конверт и прочел его. Затем с возгласом отвращения разорвал листок на мелкие кусочки и выбросил в корзину для бумаг.

Время от времени в «Северный свет» приходило какое-нибудь оскорбительное, непристойное или даже содержащее угрозы письмо, как правило, анонимное. Но это не было анонимным, под ним стояла подпись Гарольда Смита, и все же Генри трудно было поверить, что этот человек мог на прощание так глупо и больно уколоть его.

Выбросив эту гадость, не заслуживающую даже презрения, из головы, Пейдж сел за работу: он хотел дать в следующем номере экономический обзор предполагаемого европейского соглашения, которое в свете недавних переговоров в Париже казалось весьма многообещающим. Но он никак не мог сосредоточиться — мысли все время возвращались к странному письму. И чем больше он о нем думал, тем более оно становилось непонятным. В кабинете, кроме него, никого не было. Чуть ли не против воли он нагнулся, достал из корзины для бумаг разорванные клочки и не без груда сложил их. Теперь этот листок, составленный из кусочков, выглядел даже как-то зловеще.

«Дорогой мистер Пейдж!

Нам стало известно одно чрезвычайно важное обстоятельство, которое может весьма повредить Вам. В Ваших же интересах советую Вам как можно скорее встретиться со мной и моим коллегой, чтобы мы могли рассказать Вам об этом. Дело важное и не терпит отлагательства.

Поверьте в мое искреннее к Вам уважение, чрезвычайно преданный Вам

Генри тяжело вздохнул. На что это они намекают? Неясность выражений, указывавшая на то, что письмо тщательно продумано, сама по себе порождала неуверенность и тревогу. У Генри было такое ощущение, будто он получил пощечину. Почему они написали «не терпит отлагательства», словно намекая на возможность каких-то неприятных разоблачений? И не таится ли в этих двух словах «советую Вам» скрытая угроза? Но нет, нельзя распускаться и давать волю воображению. Он знал, что Смит и его коллега должны со дня на день уехать из Хедлстона. Письмо являлось как бы заключительным ударом и, подобно последнему укусу раздавленной осы, было насыщено ядом. Пейдж твердо решил не обращать на него внимания, скомкал кусочки и снова выбросил их в корзину.

Целый час он усердно трудился. Затем к нему зашел попрощаться Малкольм Мейтлэнд. Он уезжал на два дня в Ноттингем на осеннюю конскую ярмарку, рассчитывая купить там хорошую верховую лошадь.

— Я уже давно приглядываюсь к одной недурной лошадке, — признался он Генри. — Чудесная кобыла от Спитфайера, прямо из «Тысячи и одной ночи». Настоящая красавица.

С тех пор как «Свет» одержал победу над своими противниками, Мейтлэнд был в исключительно хорошем настроении и сейчас добавил с легким смешком:

— Теперь, когда мы снова стали кредитоспособными, я решил позволить себе такую роскошь.

В последнее время Генри необычайно привязался к Мейтлэнду. Весь этот год он опирался на его знания, опыт, на те сведения, какие ему удавалось собрать, а также в немалой степени на его честный и смелый характер. Нередко Пейдж советовался с ним и по частным вопросам, и сейчас, поскольку мысль о письме все еще бродила где-то в глубине его сознания, ему захотелось поговорить об этом с Малкольмом. Однако Мейтлэнд на этот раз был всецело занят своими делами и спешил уехать. У Генри не хватило духу задерживать своего помощника, и он решил отпустить его.

— Желаю весело провести время, Малкольм. — Он протянул ему руку и с чувством добавил: — Вы знаете, как мне будет вас недоставать.

Сентиментальность Пейджа смущала Мейтлэнда — в этом и заключалась разница между ними: он просто не мог выказывать свое уважение шефу, сноль бы глубоко оно ни было, как не мог бы, скажем, поцеловать собственный локоть.

— Я скоро вернусь, — сухо сказал он, поджимая губы. И тут же улыбка осветила его некрасивое лицо. — Только смотрите, чтобы прессы работали, пока меня не будет.

К четырем часам статья была окончена, и Хедли — толстяк с вечно смущенной улыбкой, всегда все делавший на бегу, — влетел в кабинет Генри с фотографиями, которые должны были ее иллюстрировать: тут были любопытные снимки новых домов на континенте, аэропортов, мостов и современных заводов. Когда он ушел, Генри только собрался было позвонить мисс Моффат, как вдруг услышал тихий стук в дверь.

— Войдите, — сказал он.

Подняв глаза, он с удивлением увидел Кору.

— Я вам помешала?

На ней было новое коричневое платье, которое он прежде не видел, и нитка жемчуга, подаренная им на рождество два года назад. Никогда еще она не казалась ему такой красивой — особенно хороши были огромные горящие глаза. Словно извиняясь за свое вторжение, она поспешно продолжала:

— Мне надо было кое-что купить в городе… для Дэвида… ну и как же я могла уехать, не повидав вас? Если вы заняты, я лучше пойду.

— И думать не смейте. Садитесь и рассказывайте, как живете.

Робкая и застенчивая по натуре, Кора очень редко заходила в редакцию, и каждое ее посещение было праздником для Генри. А сегодня он смотрел на нее с особым удовольствием: не часто Кора была такой яркой и оживленной.

— Ну, рассказывайте, как же вы живете? — спросил он.

— Я?.. Что ж, я всегда живу хорошо.

— То недомогание, которое вы тогда почувствовали на концерте, совсем прошло?

— Да ничего и не было-то. Просто отвыкла я от людей. Ну и в зале было очень жарко. — Она помолчала, потом спросила: — Главное… как вы то себя чувствуете?

— Вполне прилично.

— А когда вы были последний раз у доктора?

— Эдак с неделю назад… я, право, забыл когда. Вообще я бываю у доктора раз в месяц.

— А таблетки все еще глотаете?

— Н-да… они мне очень помогают.

Будто сомневаясь в эффективности нитроглицерина, Кора покачала головой, но как-то неестественно, словно плохая актриса, разыгрывающая сожаление. Затем она подошла к его креслу, — глаза ее, необычно расширенные, казалось, молили о снисхождении.

— Мы с Дэвидом вчера долго говорили о вас.

— Да? — добродушно протянул он, глядя на нее снизу вверх.