Черные бароны или мы служили при Чепичке - Милослав Швандрлик

Первый, кого Кефалин встретил, выйдя от замполита, был Черник, который живо заинтересовался поездкой Кефалина в Прагу и тут же предложил, что он сам будет хозяйствовать в»Свином раю»в эти пять дней.

— Исключено, — отбивался Кефалин, — Я утром пересчитал кур, и из шестидесяти их осталось двадцать семь. Если к ним добавить еще тех четырёх, которых застрелил Таперича, это чистых 50% потерь.

— Ты же сам знаешь, — пожал плечами Черник, — Куница есть куница!

— Большую их часть сожрал ты! — отрезал Кефалин, — а если тебя там оставить на пять дней, то и этих не досчитался бы. А Гонец всё время гундит, что я не использую передовой опыт Лысенко и Лепешинской[26], потому что сдаю мало яиц.

— Дружище, — удивлялся Черник, — у тебя заботы, как у председателя отстающего совхоза. Ты со мной разговариваешь, как с каким‑нибудь алчным кулаком! Чувствую, после армии ты пойдешь по хозяйственной линии!

— Вот ещё! — сказал Кефалин, — Хотя с другой стороны пойми, что всех кур сожрать нельзя. Должно же быть какое‑то чувство меры!

— О том, чтобы жрать кур, говоришь один ты! — напомнил ему Черник, — Что же касается меня, то я хотел тебе бескорыстно помочь. Если ты сомневаешься в моей бескорыстности, то меня это очень задевает!

— Хорошо, — смягчился Кефалин, — остаешься за меня. Но бескорыстно! Когда я вернусь, в загоне должно быть двадцать шесть живых кур!

— Двадцать четыре, — поправил его Черник.

— Двадцать пять! — подвёл черту Кефалин, — иначе придётся мне попросить кого‑нибудь другого.

— Хорошо, — вздохнул Черник, — Вижу, что ты идейно не приемлешь расхищения общественного имущества. Никак не преодолеешь в себе комсомольца!

Договорившись с Черником, Кефалин вернулся в»Свиной рай», собрал в жестянку яйца и понёс их на кухню. Он знал, что его временный заместитель, вопреки разговорам о склерозе — страшный обжора и наверняка разделался бы со всеми оставшимися курами. И так придётся распрощаться с яйцами, которые куры снесут за пять дней.

Исполнив свои обязанности, Кефалин переоделся в парадную форму и отправился в Прагу. В поезде он оказался в одном купе с комсомольскими активистами. Парни и девушки в синих рубашках пели частушки и прогрессивные песни с таким энтузиазмом, что становилось даже страшно. Увидев Кефалина, который вошел прямо посередине песни»Прикажем ветрам и дождям», все они приняли недовольный вид. Девушки брезгливо отвернулись к окну, а парни явно задумались, как это классовый враг набрался дерзости влезть в общественный транспорт. К счастью, до Пльзеня было недалеко, а на скором поезде до Праги Кефалин добрался без осложнений.

В»Красном знамени»всех корреспондентов приняли приветливо. Кефалин спросил, не приедет ли Душан Ясанек, но секретарша ответила, что этот зрелый и одарённый товарищ прошёл обучение за несколько недель до того.

Кефалин разговорился с некоторыми корреспондентами и сразу начал делить их на категории. Во–первых, здесь были восторженные энтузиасты, которые верили, что они знаменосцы коммунизма и бойцы на переднем краю. Особенно один тучный лейтенант, который постоянно размахивал сжатой в кулак рукой, непрерывно агитировал и сплачивал коллектив. Кроме того, он ратовал за бдительность и зоркость и твердил, что надо сомкнуть ряды.

Вторую категорию составляли графоманы. У каждого из них с собой было несколько тетрадок с сочинениями на военную тематику, но было видно, что тематика там особой роли не играла. Главным было страстное желание писать и сотворить гениальное произведение о чём угодно. Эти молодые люди стояли поодаль и прочувствованно декламировали друг другу свои слабоумные стихи.

Была и третья категория, к которой Кефалин самокритично отнёс и самого себя. Её составляли мошенники, которым не было дела ни до идей, ни до литературы, их волновали только шестьдесят или восемьдесят крон гонорара и прочие связанные с этим выгоды. Эта категория была самой многочисленной, её представителей занимали не темы лекций, а то, придётся ли ночевать в казармах, или им разрешат переночевать дома. Когда эту льготу им предоставили, они под разными предлогами начали незаметно исчезать из редакции, торопясь на свидание или в пивную.

Так и Кефалин пропустил острую дискуссию о том, должен ли солдат любить своё оружие. Поэт Ян Скацел из брненского журнала»Гость на порог[27]«написал что‑то в том смысле, что винтовка нужна для обороны Родины, но не заставляйте нас, Бога ради, это нелогичное нагромождение стали и дерева любить. Тучный лейтенант носил с собой вырезку с этой цитатой, всем её показывал и твердил, что пора переходить в наступление. Он сам приобрёл пятнадцать номеров»Гостя на пороге»со святотатственным содержанием и разослал их в вышестоящие инстанции.

И хотя очень любопытно было пронаблюдать, хватит ли тучного лейтенанта удар от возмущения, или нет, Кефалин предпочёл навестить родителей в Ходове. Он порасспросил их о новостях, и не остался разочарован. Больше всего его заинтересовал скандал, разразившийся в связи с одной осенней прогулкой народного художника Макса Швабинского.

Маэстро, который по неизвестным и труднообъяснимым причинам необычайно привязался к Ходову, в один сырой, холодный вечер подошёл к заброшенной лавке, в которой раньше была красильня. Движимый неожиданным любопытством, он вошёл внутрь и не успел оглядеться, как к лавке подскочили двое озорных подростков, которые молниеносно опустили железные жалюзи и смылись. Маэстро в мгновение ока очутился взаперти. Поднять жалюзи у него не хватало сил, а слабый голос не оставлял надежды докричаться до помощи. Скорчившись в углу, он прождал в холодной сырой лавке несколько часов, пока его не нашли знакомые, которые пошли на поиски.

Это покушение возмутило культурно–политическую общественность и виновники гнусного злодеяния были немедленно схвачены. Им грозило самое суровое наказание, ибо они попытались уязвить нашу культуру в самое чувствительное место. Подростки, однако, свою вину полностью отрицали. Они упорно утверждали, что не знали, с кем имеют дело. Они и понятия не имели, что пойманный ими человек — народный художник, и думали, что это самый заурядный старикашка.

Когда Кефалин возвратился на Зелёную Гору, изумлению его не было предела. На плацу маршировали тридцать солдат с винтовками.

— Боже милостивый, что это такое? — ужаснулся военный корреспондент.

— Если бы я имел привычку употреблять громкие слова, — ответил ему Черник, — то сказал бы, что готовится военный парад.

Кефалин вытаращил глаза.

— В Непомуках 7–го ноября будет большой праздник, — объяснил ему актёр, — Полная трибуна официальных лиц, оркестр с хором, торжественные речи, в общем, манифестация аж до неба. А командир дивизии пришел к выводу, что и наши подразделения должны участвовать, чтобы доказать, что мы заслуживаем равные права и новый статус, который для нас готовят. Короче говоря, караульное отделение убывает в Непомуки, и будет там на площади что‑то изображать.

— Это добром не кончится, — посетовал Кефалин, — посмотри на них — они винтовки держат, словно грабли.

— Это нас не касается, — рассудил Черник, — За все мероприятие отвечает капитан Домкарж, и его опыт — гарантия наивысшей преставительности.

— Ну, хорошо, — сказал Кефалин, — а сколько ты сожрал кур?

— Три, как мы и договаривались, — объявил Черник, — можешь пересчитать.

— Мы договаривались на две! — разозлился Кефалин.

— Неужели я ошибся? — удивился Черник, — готов спорить на что угодно, что мы договорились на три. Зато там полный комплект яиц — одиннадцать штук!

— За пять дней одиннадцать штук? — удивился Кефалин.

Лицо Черника приняло грустное выражение.

— Вечно ты чем‑то недоволен, — сказал он, — сдается мне, ты в этой Праге переучился!

Настало 7 ноября. На площади в Непомуках построили трибуну, на которой расположились не только местная верхушка, но и видные деятели из области и края. Среди них был и командир дивизии полковник Гучка, который с нетерпением ожидал, как выступят солдаты с Зелёной горы. Утром он посетил замок, и капитан Домкарж его заверил, что репетиция с оружием прошли успешно, и каких‑либо недоразумений не предвидится.

— И запомните, от этого зависит очень многое! — подчеркнул полковник, — Абсолютно недопустимо выступать перед такой широкой общественностью, не подготовившись. Ваша программа должна быть максимально простой, без малейшего риска!

— Мы все продумали именно с этой точки зрения, — ответил капитан, — Я выведу подразделение в центр площади, скомандую»Стой», потом подам команду»Напра–во», затем»Оружие к ноге», и последней командой будет»Штыки снять». Мы уже всё тщательно отработали, и бойцы уверенно исполняют все приёмы.

— Хорошо, — одобрил полковник, — искренне желаю вам, чтобы все прошло гладко. Надеюсь, не надо вам напоминать, что любой прокол или скандал отразятся на вашем продвижении.