Черные бароны или мы служили при Чепичке - Милослав Швандрлик

— Хорошо, — одобрил полковник, — искренне желаю вам, чтобы все прошло гладко. Надеюсь, не надо вам напоминать, что любой прокол или скандал отразятся на вашем продвижении.

С этими словами полковник Гучка покинул Зелёную Гору, чтобы вовремя занять важное место на трибуне.

Таперича был полон забот, но его опасения были гораздо серьёзнее, чем у полковника. Он знал своих солдат, и не верил даже в то, что по дороге на площадь они не растеряют винтовки.

— Что было, то было, — вздыхал он, — таперича увидим.

Капитан Домкарж по–прежнему был полон оптимизма, но оказалось, что преждевременно. Прямо перед выходом рядовой Чутка упал с лестницы и сломал себе руку. А следом за ним рядовой Ракош обварился горячим чаем.

Это был страшный удар, поскольку надо было найти замену раненым. После некоторой дискуссии на место Чутки заступил фокусник Павел.

— Нужен ещё один человек! — стонал старший сержант Ванек.

— Сходите за Черником! — решил капитан Домкарж. Посыльный, однако, через несколько минут вернулся и доложил, что Черника опять прихватил позвоночник, и бедняга лежит, словно калека, в лазарете.

— Симулянт! — кричал капитан, — Я его прикажу посадить под арест! Приведите сюда Влочку!

Влочка прибыл в рекордные сроки, но он был явно не в том состоянии, в каком можно представлять нашу армию. Лицо и руки у него были настолько перепачканы краской, что отмыть их в обозримое время было невозможно.

— Что у вас за вид? Так только на маскарады ходить! — орал капитан, — Вы что там, рожей свои картины рисуете?

Художник это мнение отклонил, и в любом случае своего добился. Он вышел из игры и избежал участия в смотре.

В эту минуту капитану пришла в голову спасительная мысль.

— Кефалин! — закричал он, — Пусть немедленно прибудет сюда!

— Может, не стоит, товарищ капитан? — испуганно возразил старший сержант Ванек, — Это будет слишком рискованно!

— Я уже всё сказал! — разозлился капитан, — Не вижу причины, почему Кефалин не может участвовать в нашем торжественном мероприятии!

Посыльный нашёл Кефалина в»Свином раю»и немедленно доставил его на плац.

— Кефалин! — сказал капитан, — Сегодняшний день станет для вас великой наградой! Вам оказаны честь и доверие представлять наше подразделение с оружием в руках! Старший сержант Ванек ознакомит вас с подробностями.

Ванек отвел Кефалина в сторону и сунул ему в руки винтовку.

— Маршировать ты умеешь, — сказал он, — остановишься, когда остановятся все остальные. До тех пор будешь нести винтовку на плече, вот так. А теперь смотри, что с ней делать по команде»Оружие к ноге»и как снимать штык.

Через десять минут Кефалин был вышколен. Капитан Домкарж проэкзаменовал его, и в целом остался доволен. Затем Кефалин метнулся на склад, где выбрал себе шинель до пят и огромную каску.

— Кефалин, — предупредил его старший сержант Ванек, — становись в третий ряд, чтобы тебя не было видно. И держи себя в руках, что бы ни происходило.

На другие советы не оставалось времени, потому что уже пора было отправляться в Непомуки. С небольшим опозданием показательная рота покинула Зелёную Гору.

Площадь была полна народу, а на трибуне расположились государственные деятели. Музыканты приготовились грянуть государственный гимн. Ждали только колонну с Зелёной Горы, а полковник Гучка то и дело нетерпеливо поглядывал на часы.

Наконец, показательная рота под командованием капитана Домкаржа вступила на площадь.

— Девочки! — пискнула одна из местных красавиц, — Вон с ними и Кефалин! И каска у него прямо на носу!

Капитан Домкарж нахмурился и метнул на девиц уничтожающий взгляд. Вместе с ротой он промаршировал к трибуне, и здесь стало ясно, что кое‑что не сходится. При учениях он предполагал трибуну с другой стороны, и разместил Кефалина так, чтобы его не было видно. Теперь поздно было что‑то предпринимать.

— На месте стой! Напра–во! — скомандовал капитан, и бойцы постарались на славу. Все шло по плану, только Кефалин неожиданно оказался в первом ряду. Капитан ощутимо вспотел.

— Оружие — к ноге! — скомандовал он, и винтовки грохнули о булыжную мостовую.

Осталось последняя команда.

— Штыки снять! — крикнул капитан, надеясь, что судьба останется к нему благосклонна. Тщетно.

Все солдаты сняли штыки, кроме одного. Кефалин, как ни старался, не мог одолеть свой штык.

Гражданские зрители начали злорадно посмеиваться. Полковник Гучка на трибуне злобно кусал губы.

— Ванек, помогите ему! — зашипел капитан на сержанта, и тот подбежал к Кефалину. Однако из‑за общей нервозности ему не удалось исправить ошибку Кефалина. Как он ни дёргал штык, тот даже не сдвинулся. — Товарищ капитан, — сказал он жалобно, — оно тут всё застряло!

К этому времени вся площадь уже открыто потешалась, и смех набирал силу с каждой секундой.

— Скотина, — прошептал капитан, в ярости подойдя к Кефалину. Но и он не преуспел, потерпев в борьбе со штыком поражение по всему фронту. Площадь вопила от восторга.

И тут вмешался полковник Гучка. Одним ловким прыжком он слетел с трибуны перед скомпрометированной ротой. Протянув руку к несчастному штыку, он снял его без малейшего усилия. Затем он обратился к потрясённому командиру:

— Солдату я не удивляюсь, — прогремел он в полный голос, — но уж вам надо бы это уметь, товарищ капитан!

Часа через два после этого чудовищного разгрома капитан Домкарж произнёс:«Кефалин, можете собирать вещи, завтра отправляетесь на работы. Я пока ещё не решил, в какую роту вас направлю, но в том, что приказ о переводе будет исполнен, можете не сомневаться. И я надеюсь, Кефалин, что вашу тупую скотскую харю не увижу до самой смерти!»

Глава пятнадцатая. ВЫБОРЫ, РАНЧО «У» И РАЗЪЯРЁННЫЙ ТОВАРИЩ ГЕНЕРАЛ

Кефалин должен был объективно признать, что все могло бы обернуться и хуже. Больше всего он опасался Арноштова с полулегендарным лейтенантом Чалигой, но и многие другие объекты пользовались дурной славой. Капитан Домкарж, при всей своей ненависти, поступил милосердно.

Новым домой рядового Кефалина стал шумавский городок Сушице. На территории части среди каменных зданий стоял длинный деревянный барак, покрашенный отработанным маслом, и в нём обитали человек шестьдесят чистокровных стройбатовцев. Некоторые из них служили ещё с самого основания стройбата, и все они должны были после Рождества уволиться на гражданку. Командиром был лейтенант Грубец, чьей целью было выйти из этой скользкой ситуации без ущерба для себя. С одной стороны, он трясся за обстановку в своём необыкновенном подразделении, потому что в нём могло случиться что угодно и когда угодно. С другой стороны, не меньшая опасность грозила ему со стороны командиров боевых частей, которым стройбатовцы были занозой в глазу, и свою неприязнь они вымещали и на их начальстве. Особенно не по душе им было то, что чёрные бароны частенько вышибали представителей элитных частей из пивнушек.

— Парни, — жалобно вздыхал лейтенант, — зачем же вы бьёте отважных защитников наших границ? Поймите же, что можно договориться иначе! Ребята, ведь вы же хотите вернуться домой!

Ну его слова не находили отклика.«Парни»уже давно были выше его на голову, и то, что часть ещё не погрузилась в анархию, было заслугой нескольких ярких личностей из числа личного состава, которые незаметно направляли стройбатовский корабль к гражданской гавани.

Ефрейтору Гельмуту Рейсу было уже далеко за тридцать. Он родился в Судетах, и в тридцать девятом году был призван в немецкую армию. Стал лейтенантом Люфтваффе и воевал на западном фронте. Но поскольку фашистом он не был, в нём зрело отважное решение, которое он однажды исполнил. На своём самолёте он перелетел Ла–Манш и приземлился в Англии. Через некоторое время его зачислили в королевскую авиацию, где он получил звание старшего лейтенанта и принял участие в ряде крупных сражений. Вернувшись, спустя годы, он на родину, он и не подозревал, что его военная биография далеко не закончена. Во вспомогательный технический батальон он попал простым рядовым, и, промахав три года киркой и лопатой, дослужился до ефрейтора. Впрочем, он всё перенёс без видимых переживаний, со спокойствием бывалого вояки.

Рядовой Бухлак провёл пару лет в Иностранном легионе. Поболтался по Африке, повоевал с туземцами, перенёс малярию, был укушен коброй, а после неудачного побега его товарищи для забавы зарыли его по шею в песок. В стройбате он служил четвертый год и с удовольствием повторял, что оставшееся время отсидит хоть»голой задницей на бритве».

Лейтенант Грубец был настолько интеллигентен, что и не покушался на авторитет повидавших свет старослужащих, раз уж ему не хватало авторитета собственного. Он надеялся, что последний месяц перед увольнением будет и на самом деле последним, и на этот раз все грехи будут отпущены. Лейтенант даже купил себе портновский метр и каждый вечер с неописуемым облегчением отрезал от него по сантиметру.