Монах - последний зиндзя - Роберт Ши

В древние времена, когда одному человеку была предоставлена возможность руководить всеми вооруженными силами в случае возникновения для империи смертельной угрозы, его называли "сегун" - Верховный главнокомандующий, пока угроза не проходила. Хидейори планировал присвоить себе это звание навсегда. Как сегун, он, естественно, получит власть от императора, и так как сегун командует всеми вооруженными силами страны, то император, несомненно, будет исполнять все его деловые предложения. Хидейори продолжал говорить мне, что я должна быть на его стороне. "Если я захочу", - мысленно добавила я.

Хидейори уже написал Го-Ширакаве петицию с просьбой сделать его сегуном, но, к его разочарованию и беспокойству, этот хитрый старик ответил, что так как он является бывшим императором, то у него недостаточно власти, чтобы утвердить Хидейори в этом звании. Это означает, что Хидейори придется ждать, пока не закончится война и трон не займет новый император. Он боится, что через некоторое время Юкио может узнать об этом и попытается помешать ему. Хотя Юкио и сдался, отдав ему монголов, Хидейори продолжает ненавидеть и бояться его.

Хидейори предпринял шаги, чтобы уменьшить исходящую от монголов угрозу, посылая их на смерть. Вчера он весело сообщил мне, что они потеряли более трети своего начального состава в боях, в которые он посылал их. Он говорит, что к концу войны их в живых останется примерно около пяти тысяч. Впервые я слышу о командире, достигающем своих целей будучи плохим руководителем.

Хорошо или плохо, этот командир будет править нами после войны, и Хэйан Кё будет выполнять приказы из Камакуры. Когда я была девочкой, я покинула свой дом, чтобы перебраться в столицу, а теперь я покидаю свой дом в столице. Когда я в первый раз увидела пожары в этом волшебном городе Хэйан Кё, я не знала, что они означают начало новой эпохи. Это будет грубая, уродливая эпоха!"

Третий месяц, двадцать второй день,

Год Змеи.

Однажды рано утром, в Четвёртом месяце, служанка вошла к Танико и сказала, что Хидейори хочет ее видеть в своей молельне. Будучи исключительно религиозным человеком, Хидейори отвел специальную комнату для медитаций и чтения наставлений на вершине главной башни огромного нового замка, построенного им. Два самурая в полном вооружении поклонились Танико перед входом в зал заседаний и раздвинули перед ней массивные деревянные двери. Комната не была разукрашена, и обстановка была простая, за исключением алькова, в котором Хидейори бережно установил статую великого бога Хачимана, выполненную из черного дерева. Одинокий тёмно-красный пион в бледно-зеленой вазе склонил свою пышную голову перед статуей.

Одетый в чёрное кимоно с изображением Белого Дракона на груди и спине, Хидейори сидел на подушке, читая священные тексты. Позади него находился длинный деревянный чехол для меча.

- Что вы читаете, мой господин? - спросила Танико после того, как они приветствовали друг друга и она села на подушку около него. Между ними не стояло ширмы. Для будущего сегуна Танико была чем-то наподобие придворной служанки, и она считала, что удостоилась чести, общаясь с ним без традиционной преграды.

- Это сутра "Лотос", - сказал Хидейори. - Я люблю её больше всех. Она наделяет меня огромной силой.

Его тёмные глаза, когда он взглянул на нее, казалось, проникали в ее мозг. Голос Хидейори был мягче, чем обычно.

- Есть ли у тебя особое посвящение, Танико-сан?

- Да, я часто повторяю фразу: "Почтение Амиде Будде!" - когда мне нужна помощь.

- Очень хорошо. Каждый человек нуждается в том, чтобы в часы серьёзных испытаний иметь возможность взывать к высшим силам.

Когда она села рядом с ним, он нежно взял ее за руку. Это была ее уступка, после того как он отказался от попыток уложить ее в постель.

- У меня есть для тебя печальные новости, - сказал он. - Ты должна вынести их как самурай.

"Дзебу", - сразу подумала она, и ее сердце похолодело. Затем она вспомнила, что Хидейори не знал, кем для нее являлся Дзебу. Неожиданно она сжала руку Хидейори.

- Пожалуйста, скажи мне, Хидейори-сан. Я могу это вынести!

Хидейори поднял длинную полированную кедровую коробку и поставил ее себе на колени. Он открыл ее и вытащил меч в ножнах, разукрашенных золотом и серебром.

- Возможно, ты знаешь, что это за меч. Это семейная ценность Такаши Когарасу.

Он передал ей меч, рукоятью вперед. Он был такой тяжёлый, что Танико с трудом представляла себе, как мужчина мог сражаться им. Когарасу. Меч Кийоси! Она считала, что он ушел на дно вместе с ним в заливе Хаката. Получить его из рук Хидейори здесь, во дворце Хидейори, - это было поразительно! Что Хидейори хотел сказать ей?

Он вновь опустил руку в коробку, вытащил флейту из слоновой кости и передал ей. Танико сразу узнала "стойкую веточку". Глядя на флейту, она почти услышала, как Ацуи играл на ней; он часто играл для Танико, пока воины Согамори не забрали мальчика у неё.

Догадка пронеслась в ее сознании как молния, и в тот же миг её захлестнула печаль. Ацуи! Она вспомнила, как тонкие руки обнимали ее за шею, вспомнила его прощальный отчаянный взгляд. Она всегда мечтала, что однажды вновь найдет сына. Танико молилась в надежде увидеть, как он вырос и каким человеком он стал. Теперь уже она никогда не увидит его! Танико почувствовала, как начала падать на Хидейори, и ухватилась за него. Рыдание вырвалось у нее из горла:

- Это не мой Ацуи! Не мой, другой ребенок!

- Когда мужчина и женщина сдвигают свои подушки, последствия кармы бесконечны, - сказал Хидейори. - Как ты могла знать много лет назад о том, что твой и Кийоси сын будет участвовать в войне против твоих же друзей?

- Он погиб в сражении? Но он же ещё ребенок! Он ещё не видел жизни!

- Вишнёвый цвет опадает с первым дуновением сильного ветра, но мы не можем сказать, что цветы не жили, - жёстко сказал Хидейори. - Цветение, продолжающееся лишь один день, от этого не становится хуже.

- Почтение Амиде Будде! - прошептала Танико. Она отпустила руку Хидейори и села. Танико потеряла так много в своей жизни: дочь Шикибу, Кийоси, Дзебу. Ацуи она теряла дважды - когда-то давно, а теперь - снова. Согамори сделал из него самурая и послал его в бой за смертью, так же как поступил с Кийоси. Она не должна быть сломлена! Как напомнил ей Хидейори, она также является самураем. Танико молча рыдала, зная, что слезы не коснутся ее внутренней скорби - широкой пустоты, похожей на монгольскую пустыню.

- Он упал с ветки, - сказала Танико спокойным голосом. - Он больше не страдает. Но я продолжаю страдать. Какой смертный грех я совершила, что должна из года в год с трудом преодолевать путь от агонии к агонии?