История моей жизни - Георгий Гапон

Более чем когда-либо я чувствовал, что жизнь моя принадлежит моему народу и что я должен напрячь всю свою энергию к тому моменту, когда мне можно будет вернуться к моим рабочим, чтобы вывести их на стезю свободы и благоденствия.

Прошло несколько месяцев, и день этот стал ближе. Январские убийства были откровением, совершенно изменившим настроение нации. Этот поступок царского правительства был последним штрихом в деле народного воспитания, над которым трудились революционеры. Долгие годы нестроения и вытекающие из него горе и нищета и, наконец, эта преступная и бессмысленная война, столь же ненавистная, как и пагубная, подготовили почву для пропаганды революционных партий. Самодержавие последнего столетия сделало у нас голод обычным явлением, довело наши финансы почти до банкротства, в корне разорило народное хозяйство, погубило тысячи и тысячи молодых жизней. В то время, когда весь народ кричал о необходимости переменить политику и требовал хотя бы отдыха от того гнета, который так долго его давил, царское правительство в своей отеческой заботливости о благе народном не нашло ничего лучше, как тратить миллионы на постройку железных дорог, крепостей и заказов броненосцев за границей и, наконец, начать эту небывалую по позору войну, обнаружившую всю нашу неспособность и развращенность. Повторяю, что 9 января было последним штрихом, вызвавшим в народном уме правильную оценку всех этих фактов. Это был последний неизбежный урок, подтвержденный всеми последующими событиями. С беспримерным единодушием город за городом отзывался на крик ужаса петербургских рабочих, и бастовать стали все — учителя, адвокаты, журналисты, крестьяне, начиная с Москвы и Риги. Забастовки охватили все промышленные районы на юге, не исключая степей Черного моря и Кавказа.

Чтобы правильно оценить это движение, нужно принять во внимание то страдание, которое оно вызывает: надо вспомнить, что громадное большинство русских рабочих не имеет сбережений, живет от месяца до месяца и даже редко имеет одежду или мебель, которую может заложить или продать. Забастовки, длящиеся недели и месяцы, проходят среди плача голодных детей и рыданий страдающих матерей.

Вскоре и крестьяне примкнули к революции. Аграрные беспорядки стали вспыхивать повсюду, и преимущественно в Остзейском крае, центральных губерниях, около Одессы и на Кавказе. Подавляемые силой и кровопролитием в одном месте, они с еще большей силой и в больших размерах вспыхивали в другом. И здесь правительство сделало все, чтобы усугубить ужас положения. По приказанию министров и главы православного духовенства, деревенские священники и сельская полиция возбуждали крестьян против «интеллигенции», против докторов и студентов, которые им служили в тяжелые годы голодовок и эпидемий, против помещиков, которые им не нравились. Во многих местах высшая администрация организовала кучки хулиганов, так называемые «черные сотни», которые называли себя «истинно русскими людьми», и натравливала их на интеллигентные классы и на все, что не было православным, т. е. евреев, армян, рассказывая им, что все они подкуплены Японией и Англией, чтобы погубить Россию.

В результате получилось, что помещики должны были бежать в города, но и там, не считая себя в безопасности, стали приобретать себе оружие и организовать самооборону.

Аграрный кризис был одной из причин, почему крестьянское движение обрело такую силу и более либеральные дворяне примкнули к нему. Евреи, поляки и армяне проявили еще большую энергию. Массовые убийства последних были систематически и искусно организованы правительством. Убийства армян — в Баку, Батуме, Тифлисе и других городах; убийства евреев, сведения о которых мы постоянно получаем; избиение евреев и поляков в Лодзи, где народ открыто восстал, — все эти преступления создали гражданскую войну во всей России.

Но это еще только начало. Вынуждая все классы населения, каждую национальность на самозащиту против военной силы и делая из этого вопрос жизни и смерти, правительство готовит нам революцию, перед которой Великая французская революция покажется борьбой лилипутов. Что сделал царь и бюрократия, чтобы избежать этой беды? Абсолютно ничего. Каждый указ о реформе немедленно дискредитировался какой-нибудь уловкой и еще больше тем, что исполнение его поручалось тем самым лицам, преступления которых вопиют к небу о мщении. Так, например, в феврале царь издал указ о свободе совести, но указ этот не разрешал свободу религиозных диспутов, он не касался шести миллионов евреев, многих миллионов магометан и других нехристианских вероисповеданий. И эта частичная свобода, данная христианским вероисповеданиям, в большинстве случаев была сведена к мертвой букве местными чиновниками, не получившими инструкций. Что же может принудить к осуществлению указа, когда гласность не существует? Затем, Земская дума, дарованная в августе, разве это не наглая насмешка над настоящим парламентом и над требованием народа конституции? Дума эта не дает народу никаких прав и задумана так, чтобы быть новым орудием для укрепления самодержавия и бюрократии. И теперь, когда я пишу, я узнал, что в 28 губерниях неурожай и большей половине России грозит голод. Кто придет на помощь десяткам миллионов голодающих крестьян? И откуда придет помощь, если не встанет вся Россия, чтобы с оружием в руках сбросить самодержавие и бюрократию, не останавливаясь перед жертвами. К счастью, жертвы не будут столь велики, как их можно было ожидать еще несколько времени тому назад. Есть много признаков, которые указывают нам, что правительство все более и более слабеет в братоубийственной войне. «Князь Потемкин», «Георгий Победоносец», «Прут» и другие суда, и, может быть, скоро и весь флот, лишат царя одного из могущественных орудий. Кроме того, каждый день получаются сведения, что и другое, еще более сильное орудие — армия начинает поддаваться окружающей ее революции. Если не в городах, то в деревнях, солдаты братаются с крестьянами, и ввиду этого аграрные беспорядки будут пагубно влиять на них. Поэтому нельзя считать всеобщее восстание невозможным до тех пор, когда вся армия встанет. Стихийная сила, чем больше ее сдавливают, тем сильнее она становится и увеличивается от самого давления. Вожакам революции остается только организовать эту силу так, чтобы нанести удар скорее, сделать время борьбы наиболее коротким, чтобы избежать напрасного кровопролития и достигнуть наибольших результатов, какие только позволят обстоятельства. Чтобы привести к такому концу, я и направляю свою деятельность с тех пор, как я покинул Россию. Но меня спросят, как долго борьба может продолжаться и что получат те классы населения, которыми я наиболее интересуюсь — рабочие и крестьяне? Если царь обнаружит мудрость и предоставит народу свободу самому устроить свою жизнь, то революции можно было бы и теперь еще избежать и спасти династию для конституционной монархии. Но какое же мы имеем основание ожидать такого мудрого и мужественного шага со стороны царя? Он ни одной минуты не был вне влияния всяких Победоносцевых, Плеве, Треповых и им подобных угнетателей.