История моей жизни - Георгий Гапон

Есть еще и другой исход. Если царь не решится дать полную политическую свободу всем своим подданным, то он может уступить часть своей власти на условии известных уступок себе и своим прежним слугам. Он может разумно распределить права и правление между различными классами населения. Этими мерами, а также основательной земской реформой, уменьшением платежей, падающих на крестьянина, уменьшением покровительственных пошлин, преобразованием администрации, он может очень ослабить оппозицию. Этим путем он приобретет поддержку высших и средних классов и смягчит озлобление крестьян. Но все это только отдалит, но не устранит революцию, так как главная поддержка революции в рабочем классе, который с неослабленной энергией будет продолжать агитацию. Земельная реформа скоро окажется несостоятельной, потому что парламент, состоящий из помещиков и купцов, убьет всякую серьезную попытку в этом направлении. Кроме того, такая политика требует наличности истинно умных и смелых государственных людей. В обещанной 6 августа и 17 октября так называемой конституции не видно и следа этих качеств.

По всему этому я могу с уверенностью сказать, что борьба идет быстро к концу, что Николай II готовит себе судьбу одного из английских королей или французского короля недавних времен, что те из его династии, которые избегнут ужасов революции, в недалеком будущем будут искать себе убежища на Западе.

Об авторе[167]

Гапон Георгий Аполлонович (1870, местечко Белик Полтавской губернии — 1906, Озерки, под Петербургом, в настоящее время Выборгский район Санкт-Петербурга) — священник. Родился в зажиточной крестьянской семье волостного писаря. С семи лет стал посещать начальную школу, при этом проявил большие способности. Взгляд на жизнь, выраженный поговоркой «Поп — золотой сноп», и надежда родителей на священника-сына, который им и себе обеспечит вечное спасение, решили его судьбу. В 1893 Гапон окончил Полтавскую духовную семинарию, по окончании которой некоторое время служил земским статистиком. Потрясенный ранней смертью любимой сестры и находясь под влиянием учения Льва Толстого, Гапон, став священником, мечтал переустроить жизнь по разумным, нравственным основаниям.

В 1898–1903 годах учился в Петербургской духовной академии, а по окончании последней получил место в петербургской пересыльной тюрьме. Проповедуя в рабочих кварталах, занимаясь благотворительностью, Гапон стал популярен. Поданный им доклад властям с планом устройства работных домов и рабочих колоний, долженствующих облегчить страдания нуждающихся, привел Гапона в кабинет начальника московского охранного отделения Сергея Васильевича Зубатова.

Ранее, по инициативе Зубатова, действовавшего на свой страх и риск, на многих предприятиях были созданы так называемые комитеты, которые занимались решением различных трудовых споров, проблем рабочих мирным путем, а не методом террора. Собственно, с этих комитетов и возникло в России профсоюзное движение. Гениальный сыщик надеялся, что организованное легальное экономическое движение рабочих будет полезным как им самим, так и государству. Он верил, что таким образом удастся избавить рабочих от губительного влияния революционеров. В Москве на механическом производстве в 1901 году под контролем Зубатова была создана первая такая организация — Общество взаимного вспомоществования. Затем появились Совет рабочих механического производства г. Москвы, Общество взаимной помощи текстильщиков, Независимая еврейская партия и многие другие. В литературе левого толка эта деятельность начальника Московского охранного отделения называлась не иначе как «политика полицейского социализма» или проще — «зубатовщина». Но именно при Зубатове охранное отделение завоевало высокий общенациональный авторитет.

По предложению Зубатова, Гапон в 1903 году сформировал вокруг себя группу рабочих, с которыми выработал устав новой организации — «Собрания русских фабрично-заводских рабочих Санкт-Петербурга», занимавшейся просветительством и взаимопомощью.

Впоследствии Гапон писал: «Мне было ясно, что лучшие условия жизни наступят для рабочего класса только тогда, когда он организуется. Мне казалось, и мое предположение впоследствии подтвердилось, что, кто бы ни начал эту организацию, в конце концов она станет самостоятельной, потому что наиболее передовые члены рабочего класса, несомненно, возьмут верх».

В начале 1904 г. Гапоном был организован кружок рабочих полиграфического дела, который к концу года насчитывал до 70–80 человек. Кружок открыл на Васильевском острове чайную, в которой устраивал беседы. Упоминая о своих связях с полицией, Гапон объяснял их тем, что они необходимы для выполнения задач его организации. Мечтая об устройстве клубов по всей России для объединения всех рабочих, предполагал при общей экономической вспышке предъявить политические требования. Во время своих бесед развивал и некоторые положения своей будущей петиции.

К ноябрю 1904 существовало 11 отделов «Собрания», насчитывавшего 9 тыс. человек. Попытки Гапона организовать подобную деятельность в других городах успеха не имели. Усиливавшиеся революционные настроения в стране к осени 1904 года привели к тому, что рабочий актив «Собрания», вопреки желанию Гапон, предложил составить петицию правительству, надеясь на улучшение своего положения, и Гапон под нажимом рабочих был вынужден согласиться.

В декабре 1904 года «Собрание» вступило в конфликт с администрацией Путиловского завода, уволившей четырех его активных членов. Гапон согласился возглавить шествие рабочих к Николаю II — «в это время я верил в добрые намерения царя». Об этом свидетельствует и отправленное Николаю II письмо, в котором Гапон просил государя принять «с открытой душой… мирную петицию». Расстрел этого шествия 9 января 1905 стал началом Первой русской революции. Во время шествия к Зимнему дворцу Гапон был легко ранен, но спасен своими друзьями. Во время этих событий, сбрасывая с себя шубу с рясой, Гапон произнес в смятении: «Нет больше Бога! Нет больше царя!»

Сразу после 9 января, с помощью эсера — инженера Рутенберга, Гапон тайно бежал за границу. В Париже пробовал было сойтись с революционными организациями, но после громкой и недолгой славы — его принимали Г.В. Плеханов, В.И. Ленин и многие другие деятели революционного движения, — оказался ненужным революционерам всех партий, так как по своей сути он не был революционером.

В этот период в Лондоне написал мемуары «История моей жизни», впоследствии изданные на родине (Л., 1926).