Пирог с крапивой и золой. Настой из памяти и веры - Марк Коэн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Чего?
– Кого. Их.
Дана только покачала головой и прислонилась спиной к балке, на которой по крючкам были развешаны сбруи.
– Я хотела извиниться. – Какой взгляд из-под ресниц! Какое мастерство. – Я такая дура была. Но только потому, что мне было стыдно. Я… я решила рассказать все маме.
– Ох, Данута! И ты меня прости!
Кася не нуждалась в многословных объяснениях. Она тут же забыла об опасности, которую источала Дана. Кася уже обнимала свою погибель с горячностью потерянного и вновь найденного ребенка и шумно всхлипывала той в уши, пока Данка морщилась и закатывала глаза. За эту жалость к себе Дане хотелось поднять блаженную на вилы, так кстати торчавшие из сена неподалеку.
Наконец Дане удалось усадить раскрасневшуюся Касю на невысокую скамеечку. Одноклассница не выпускала из горячих ладоней ее руки:
– Снова сестры? Взаправду сестры, да?
– Сестры навсегда ими остаются. – Улыбкой Даны можно было топить масло.
Она позволила Касе изливать на нее поток любви и глупостей еще несколько минут, чтобы не вызвать подозрений резкой сменой темы. Инстинкт – удивительная вещь!
– Ты знаешь, Кась. Со мной тут такое странное произошло… – Взгляд в сторону, задумчиво-туманный. – Видение. Настоящее, я почувствовала разницу.
Кася ахнула и округлила глаза.
– Это было как сон наяву, – продолжала Дана. – Только я понимала, что это все послание. И оно было не для меня.
– А для кого? – завороженно выдохнула Кася.
– Послание было для Магды. Ее отец, он возвращается с войны. И он решил забрать Магду из пансиона, как она и просила осенью. – Незаметно для одноклассницы Дана опустила руку к ботинку и провернула спрятанные в нем маникюрные ножнички остриями к коже. Из глаз тут же выкатились две слезы размером с кофейное зерно каждая, а мелкие зубы до белизны впились в губу. Воплощенное страдание. – Он скоро будет здесь, и Магда уедет, понимаешь? Навсегда уедет.
В течение нескольких ударов сердца в конюшне было оглушительно тихо, только Речка постукивала копытом о пол денника и шумно дышала. Слезинки Даны докатились до острого подбородка.
Кап. Кап. Прямо на руку Касе. Та будто очнулась:
– Но, Дана… Если Магда хочет домой, то что мы можем поделать? И если ее отец уже принял такое решение… Мы здесь бессильны. Магда уедет. – Ее голос истончился, как нить, и стих.
– Нет, не бессильны. То письмо Магдочка сгоряча написала после того, как сестра Беата выдрала ей волосы частым гребешком и все твердила, что такие кудри только у блудниц бывают.
– Помню! – с воодушевлением подхватила Кася. – То есть Магда могла и передумать бросать нас. Нужно только сказать ей заранее, чтобы она позвонила домой и сказала, что не надо ее забирать. У пани Ковальской есть телефон, она разрешит! Скорей пойдем, ты скажешь.
– Я не могу, – с готовностью замотала головой Дана. – Она мне не поверит. Решит, что я шучу или еще хуже – выдумываю.
Кася вскочила на ноги и забегала мимо стойл, потирая замерзшие руки:
– Но как же нам быть?
– Касенька, миленькая! Это же твой талант! Скажи, что это тебе привиделось, не мне. – Заметив тень сомнения на лице одноклассницы, Дана зачастила еще уверенней: – Да что тебе стоит, тебе и так вечно что‑то видится, и все правда. Ну, скажешь, что прямо здесь тебя и осенило. А мне хоть спокойней будет, если она будет знать заранее. Может, позвонит домой и скажет, что остается. Ну, Кася, ну пожалуйста! Как мы без Магды будем?.. Без нее все не то. – Последний довод, подленький и эгоистичный, Дана приберегла напоследок. – Да и ты совсем одна в комнате останешься…
Касе и подумать было страшно о том, чтобы оказаться наедине с собой. Снова быть изолированной. Девочки разделяли с ней спиритические сеансы, но это не внушало Касе иллюзий: главным проводником в мир других людей была Магда, всегда Магда, только Магда. Без нее Кася снова станет никем.
Даже с видениями и волшебной доской.
Не нужно сомневаться, это совсем не обман, лишь маленький спектакль ради сохранения вашей дружбы. Просто возьми это яблоко из ласковых ладоней и раздели его с той, кто тебе дороже всех.
Уже спустя час после разговора в конюшне Кася держала Магду за обе руки и шептала ей на ухо возле большого окна в столовой. Магда все порывалась куда‑то бежать, но подруга удерживала ее на месте, пытаясь втолковать что‑то. Голос ее прерывался, в нем звучали слезливые нотки. Магда же рассеянно кивала, мысли ее были далеко-далеко, на губах цвела улыбка.
– Подумай, ты только подумай, я тебя прошу… Ты же все равно уедешь на каникулы…
– Мне позвонить нужно, я только до пани Ковальской и обратно. Ну, не волнуйся ты так, Кась! Я побегу!.. Пять минуточек.
Кася осталась стоять, беспомощно протягивая руки вслед убегающей Магде.
Через пять минут она не вернулась. Как не вернулась и через час.
Девочки собрались все впятером и ждали под тяжелыми дверями директорского кабинета, тщетно пытаясь расслышать хоть что‑нибудь из того, что происходило внутри. Они терялись в догадках.
– Может, они еще говорят с отцом? – предположила Мария.
– Дурочка ты, нельзя же целый час по телефону говорить, – фыркнула Юлька, вынув обкусанный палец изо рта. – Так не бывает.
Мария не обиделась, только рукой махнула:
– Или пани Ковальская все это время отговаривает ее бросать школу.
– Ты правда думаешь, что она так хочет нас бросить?
Видимо, они говорили слишком громко, так что из кабинета боком вышла сестра Беата и тут же плотно закрыла дверь за собой, не дав ни единого шанса заглянуть вовнутрь. Лицо у монахини было красным, как редис, из-под платка выбились и прилипли ко лбу тонкие седые волосы.
– Что это вы тут торчите? – шепотом напустилась на девочек сестра Беата. – Ну-ка кыш по спальням! До отбоя минуты остались, а вы неумытые! Наказание за грехи мои тяжкие!
Не обращая внимания ни на вопросы, ни на протесты, она гнала их по коридорам до самых дортуаров, грозя всеми кругами Дантова ада.
Когда после третьего звонка погасили свет, Магды все еще не было. Только около полуночи дверь в их с Касей дортуар открылась, и пани Ковальская ввела ее внутрь, придерживая за плечо одной рукой, а другой неся латунный подсвечник. Кася притворилась спящей, глядя на свет из-под опущенных ресниц.
– Вот и все, моя дорогая. А теперь постарайтесь успокоиться. – С этими словами директриса обвела дортуар свечой в поднятой руке, будто желала убедиться, что в комнате не оказалось посторонних, и вышла вон.
Магда сидела совершенно бесшумно, даже не скрипели пружины ее панцирной кровати. Когда глаза снова приноровились к мраку, Кася увидела, что та повесила голову – подбородок почти касался ключиц. А после она рухнула на бок и перекатилась лицом к стене. Даже платья не сняла и туфель. Не издала больше ни звука.
Кася осторожно выбралась из-под одеяла и пересела на краешек Магдиной кровати.
– Магда? Магдочка, что случилось? – Она потрепала соседку за плечо, но та не ответила. – Я так волнуюсь, совсем не понимаю, что стряслось‑то. Тебя так долго не было, мы уж не знали, что делать и что думать. Ты ведь отошла только позвонить – предупредить, что домой