Сэнсэй III - Анастасия Новых

Голос Аримана изменился, став каким-то чистым, прекрасным и вдохновенным. И из его уст полились захватывающие дух слова:

«Владей собой среди толпы смятенной,Тебя клянущей за смятенье всех,Верь сам в себя, наперекор Вселенной,А маловерным отпусти их грех.Пусть час не пробил – жди, не уставая,Пусть лгут лжецы – не снисходи до них,Умей прощать и не кажись, прощая,Великодушней и мудрей других.Умей мечтать, не став рабом мечтанья,И мыслить, мысли не обожествив;Равно встречай успех и поруганье,Не забывая, что их голос лжив.Останься тих, когда твоё же словоКалечит плут, чтоб потешать глупцов,Когда вся жизнь разрушена, и сноваТы должен всё воссоздавать с основ.Умей поставить, в радостной надежде,На карту всё, что накопил с трудом,Всё проиграть и нищим стать, как прежде,И никогда не пожалеть о том.Умей принудить сердце, нервы, телоТебе служить, когда в твоей грудиУже давно всё пусто, всё сгорелоИ только воля говорит: „Иди!“Останься прост, беседуя с царями,Останься честен, говоря с толпой;Будь прям и твёрд с врагами и друзьями,Пусть все в свой час считаются с тобой.Наполни смыслом каждое мгновеньеЧасов и дней неумолимый бег, —Тогда весь мир ты примешь во владенье,Тогда, мой сын, ты будешь Человек!»

Когда Ариман замолчал, в воздухе повисла торжественная тишина. Мы шли, просто очарованные этим великолепным стихотворением. Первым нарушил затянувшуюся молчаливую паузу Виктор.

– Какой сильный стих, никогда такого не слышал.

– О, ещё и не такое за свою жизнь услышите, молодой человек. Главное научиться слышать, а не просто слушать, – проговорил Ариман.

Находясь под сильным впечатлением от этого стиха, наш коллектив и не заметил, как очутился в конечном пункте нашего пути. Так мы и дошли до костра, сохраняя глубокое молчание. Самое удивительное было то, что у костра на берегу сидели не только те два матроса, которые по распоряжению Аримана охраняли нищее «имущество» нашего захудалого лагеря, но и отставшие от нас ещё на грунтовой дороге Сэнсэй с Николаем Андреевичем. Причём, судя по тому, что они уже допивали чай, ждать им нас пришлось довольно долго. Очевидно, по грунтовой дороге, казалось бы в обход, до лагеря они дошли гораздо быстрее, чем мы по прямой.

– Вот те парадокс! – рассмеялся Женька, увидев возле костра Сэнсэя. – А мы думали, вы безнадёжно отстали!

– Индюк тоже думал, – добродушно усмехнулся Николай Андреевич, – да в суп попал.

– Ну да, век живи, век учись, – проговорил с ноткой юмора Стас.

– А нам казалось, что мы, свернув с дороги, сократили расстояние?! – в свою очередь удивился Виктор. – А идти пришлось гораздо дольше и тяжелее. Если бы мы знали…

Женя почесал свой затылок и, сотворив умное выражение лица, проговорил:

– Кабы мне тот разум наперёд, что приходит опосля.

От этой его клоунады все вновь рассмеялись. И когда смех утих, Сэнсэй промолвил:

– Соломон однажды сказал: «Увидел я, что полезнее мудрость, чем глупость, как полезнее свет, чем тьма… Но и то я узнал, что единственная участь постигает и мудрого, и глупого».

Сэнсэй переглянулся с Ариманом, и они вдвоём грустно чему-то улыбнулись. Ребята, видимо не совсем поняв смысл сказанного Сэнсэем, попытались продолжить с Ариманом прерванную тему разговора о бизнесе. Но у того, очевидно, были свои планы. И он плавно переключил внимание ребят на великолепие своей яхты. Ночью она действительно казалась ещё краше, чем днём. Яхта вся светилась изумительной иллюминацией огней. Их было так много, что свет, исходящий от них, создавал вокруг яхты своеобразную насыщенную ауру.

С яхты доносилась приятная на слух мелодия.

– Это у вас там что, вечерняя дискотека? – с улыбкой поинтересовался Женя.

– Ну что-то вроде того, – усмехнулся Ариман.

– Повезло вашей команде, – завистливо проговорил Женя. – С таким человеком, на такой яхте да вокруг света! Ух! С ветерком! Наверное, яхта внутри не менее красивая, чем снаружи?

– О, внутри она гораздо прекраснее, – проговорил Ариман. – Кстати, есть предложение. Если вы не сильно устали, предлагаю вам прогулку на мою яхту, если хотите, конечно. – И интригующим голосом добавил: – Между прочим, там есть не только хорошая музыка, но и мороженое, фрукты.

– Хотим, хотим! – чуть ли не хором обрадованно вскрикнули ребята.

Ариман дружески улыбнулся и сказал своему помощнику:

– Велиар, организуй.

Велиар вежливо поклонился и повёл ребят к лодке. Я тоже сначала пошла вместе со всеми. Но, глянув на воду и покачивание лодки, мне вновь стало как-то нехорошо. Организм снова начал проявлять какие-то странные сигналы непонятного внутреннего дискомфорта. И желание поплыть вместе со всеми как-то сразу пропало. Хотя, честно говоря, мне очень хотелось посмотреть на яхту, тем более туда пошли все наши ребята, Татьяна и даже Николай Андреевич. Но, видимо, для моего организма день оказался явно перегруженным. Я и так еле добралась до лагеря. А очутившись возле родных палаток, и вовсе расслабилась, как говорится, отпустив свою силу воли на заслуженный отдых. Организм вмиг обуяла слабость и желание отдохнуть. Поэтому когда наши ребята стали усаживаться в лодку для поездки на яхту, разумом я понимала, что упускаю шанс посмотреть на то, что, возможно, никогда в жизни больше не увижу. Но такой конфуз моего тела окончательно утвердил меня в решении поскорее добраться до своей палатки, дабы со мной не случились всякие неожиданности. С трудом отказавшись от такого заманчивого предложения побывать на яхте Аримана, я двинулась в направлении своей палатки. Причём на меня накатило волной какое-то странное состояние: с одной стороны, злость брала за проявление такой слабости организма в самый неподходящий момент; а с другой стороны – радость и спокойствие, что наконец-то мне удастся от всего этого отдохнуть. Так или иначе, но, добравшись до своего «ложа», я не стала углубляться в причины такого состояния. А просто решила немного отдохнуть, поскольку, как ещё говорили древние, лучшее лекарство – это сон.

Не знаю, сколько прошло времени, но открыла я глаза от какого-то странного ощущения, что что-то произошло. Татьяны в палатке ещё не было. Я прислушалась к себе. Моё состояние было каким-то необычным. Я так и не поняла, то ли мне всё это снится, то ли это со мной происходит на самом деле. Если я спала, тогда откуда такая абсолютная ясность и необычная чистота мысли, такое непонятное вдохновение, ощущение прилива сил, точно заново родилась? Я ущипнула себя, чтобы развеять все сомнения. Удивительно, но я скорее догадалась, что делаю себе больно, чем почувствовала боль. Поднявшись с постели и так до конца не разобравшись в своих ощущениях, я вышла из палатки. В теле чувствовалась необычная лёгкость. Да и двигалось оно как-то плавно. Если я, к примеру, хотела поднять руку, то она поднималась не сразу, а спустя несколько мгновений. Всё это было для меня достаточно необычно и интересно.

Воздух вокруг стал каким-то непривычно сгустившимся. Но больше всего меня поразила тишина, которая царила вокруг. Не было слышно ни музыки, ни веселья ребят, ни даже привычного шелеста морских волн о берег. Вокруг было подозрительно тихо, точно всё и вся на этом свете вымерло. Это порождало во мне странную смесь ощущений: всё вокруг было мёртвым, но я понимала, что оно живое, но не живёт. Оно было живым и неживым одновременно.

Я подняла голову и посмотрела на огромное небо. Оно было усыпано яркими звёздами, точно на бархатной картине кто-то рассыпал мелкие, блестящие алмазы. Эта красота и спокойная гармония космоса ещё больше придала мне вдохновения. Я перевела взгляд в сторону моря. В этой чёрной зияющей бездне яхта Аримана светилась, словно одинокая безжизненная звезда. Я даже сама себе удивилась такому сравнению. Но только потом поняла, что на самом деле она действительно была безжизненна. На ней никого не было, ни ребят, ни матросов. Не то что музыки, даже разговоров не было слышно. Как будто никогда на этой яхте не было той весёлой, беззаботной жизни. Необычной была не только эта загадочная тишина, но и ощущение времени. Вернее, полное отсутствие такового. Словно это понятие вовсе не существовало. Точно оно затерялось где-то в тайниках вечности, не оставив о своём существовании даже намёка на былое присутствие.

От такого необычного ощущения застывшего мгновения, растянувшегося в вечность, у меня даже мурашки по коже побежали. Всё было каким-то неестественным, непривычным, словно я попала в совершенно иную сферу реальности: и близкую, и такую далёкую, до боли знакомую, родную и такую чужую, интригующую своей новизной, безвременьем и абсолютной тишиной. Я была просто очарована этим вроде привычным, но совершенно необычным диковинным миром. И тут я услышала голос.

– Род приходит и род проходит, а земля пребывает вовеки. Восходит солнце, и заходит солнце, и спешит к месту своему, где оно восходит… Все реки текут в море, но море не переполняется: к тому месту, откуда реки текут, они возвращаются, чтобы опять течь… Что было, то будет, и что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем… Нет памяти о прежнем; да и о том, что будет, не останется памяти у тех, которые будут после…