Слова II. Духовное пробуждение - Паисий Святогорец

В духовной жизни самый большой трус может стяжать многое мужество, если вверит себя Христу, божественной помощи. Он сможет пойти на передовую, сможет сразиться с врагом и победить. А что касается тех несчастных людей, которые хотят сделать зло, то они боятся, даже если имеют отвагу. Потому что они чувствуют за собой вину и основываются только лишь на собственном варварстве. Человек же Божий имеет божественные силы, и справедливость тоже на его стороне. Вон маленькая собачка чуть полает, а волк уже убегает, потому что чувствует за собой вину. Бог устроил так, что даже волк боится маленькой шавки, потому что в хозяйском доме правда на ее стороне. Тем паче страшится человек, хотящий сделать зло тому, кто имеет в себе Христа! Будем поэтому бояться одного лишь Бога, а не людей, какими бы злыми они ни были. Страх Божий даже самого большого труса делает молодцом. Насколько человек соединяется с Богом, настолько ему ничего не страшно.

Бог поможет в трудностях. Но для того, чтобы Бог дал божественную силу, надо, чтобы и человек дал то малое, что он может дать.

Глава четвертая. О том, что для человека верующего мученичество является торжеством

Для того, чтобы положение исправилось, некоторым нужно будет пасть в бою

— Тяжелые годы!.. Нас ждет встряска. Знаете, что такое встряска? Если вы не находитесь хоть немножко в духовном состоянии, то вам не устоять. Сохрани нас, Господи, но мы дойдем еще и до того, что станут отрекаться от веры. Постарайтесь братски сплотиться, начать жить духовно, соединиться со Христом. Если вы соединитесь со Христом, то не будете бояться ни диаволов, ни мучений. В миру люди отовсюду стеснены и запуганы. Но чего бояться, когда находишься близ Христа? Помните святого Кирика?[178] Он был трех лет от роду, а тирану, который хотел его "просветить", дал пинка. Читайте жития святых, они очень помогают душе, потому что, читая их, человек связывается со святыми, и в нем разгорается благоговение и расположенность к жертвенности.

Эта жизнь не для того, чтобы устроиться потеплее. Умирать так умирать — давайте же, по крайней мере, умрем как должно! Раз мы все равно ничего другого не делаем, то, если Бог удостоит нас мученичества, разве это будет плохо? Однажды ко мне в каливу пришел один погонщик мулов, весь в слезах, и сказал мне: "Сегодня ночью один не оставайся. Тебя задумали убить". — "Кто?" — спрашиваю. "Их, — говорит, — человек пять-шесть". Он сопровождал пятерых или шестерых безбожников. Кто их знает, какая у них была программа пребывания на Святой Горе. Они посчитали его за дурачка и вели при нем свои разговоры, а он, лишь услышав об этом, пришел и предупредил меня. Вечером, только я лег, как слышу собачий колокольчик[179]. Смотрю в окно и вижу троих парней. "А ну, — кричат, — дед, открывай!" Я говорю: "Парни, чего вы хотите? Вы зачем в такую пору шатаетесь, у вас что, мозгов нет? На вас же подозрение падет! Других-то вон уже пересажали. А охоты разговаривать у меня нет". — "Так мы, — спрашивают, — завтра придем? Скажи, во сколько приходить?" — "Вы приходите завтра во сколько хотите, а я, если смогу, увижусь с вами". Прогнал их. Смотрю, свет от фонарика не удаляется. Они остановились чуть повыше[180]. Я поднялся, оделся, облачился в монашескую схиму и стал их ждать. Внутри у меня был мир. На другой день пришли три компании по три человека, но из тех, ночных, никто не появился. И они, конечно же, знают, что денег у меня не найдут, потому что у меня их нет. Они восстают на меня только лишь по духовным причинам.

А в другой раз пришел ко мне в каливу один мужик здоровый, как горилла, и сел в сторонке. А я в то время как раз беседовал с одной группой и говорил им: "Да вы только для парадов и годитесь, а не для сражений! Христос принес Себя в Жертву! У нас есть Православие! Святые пошли на мучения и тоже нам помогают. А если бы не пали они, кто знает, что стало бы с нами". Все эти слова привели пришедшего в ярость. Люди приходили, уходили, а он задумал что-то и все сидел на одном месте От него веяло холодом. Наконец ушли и последние. "Ну, давай, — говорю ему, — уже стемнело, ты куда собираешься идти?" — "Этот вопрос, — отвечает он, — меня не интересует". — "Он, — говорю, — меня интересует. Иди давай!" Тут он на меня бросился и схватил за горло. "Ну что, — зашипел, — ты со своими богами!" Это "со своими богами" задело меня так, как если бы он похулил Бога. Я что же, идолопоклонник? "С какими еще, — говорю, — "богами", безбожник? Я служу Богу Единому в Троице! А ну проваливай отсюда!". Толкнул я его, он упал на землю и скрючился. А как он оказался за дверью, я даже не понял. "Если меня подвесят ногами кверху, — подумалось тогда, — то хоть грыжа[181] на место встанет". Этот безбожник остался до конца и, видно, хотел со мной расправиться, раз он так схватил меня за горло и стал душить.

Тот, кто решился на смерть, ничего не боится

Сегодня для того, чтобы дать отпор трудностям, человек должен иметь в себе Христа. От Христа он будет получать божественное утешение для того, чтобы иметь самоотвержение. Если же этого не будет, то что произойдет в трудный момент? Я читал где-то, что Абдул-Паша[182] забрал со Святой Горы пятьсот юношей. Из них одни были послушниками, а другие укрывались на Святой Горе от турок. Видимо, тогда, в годы греческого восстания, юноши приезжали на Святую Гору, чтобы спастись, потому что турки забирали молодых ребят и делали из них янычар[183]. Если юноши не отрекались от Христа, то Абдул-Паша вешал их в башне в Урануполисе. Стольких молодых людей захватил он на Святой Горе, и всего лишь пятеро из них пошли на мученичество! Остальные отреклись от Христа и стали янычарами. Необходима отвага: это не шуточки. Если человек чувствует себя несправедливо обиженным, если в нем есть самолюбие, то он не имеет в себе божественной силы. Как такой человек поведет себя, оказавшись в подобной столь нелегкой ситуации? На меня произвел большое впечатление рассказ одного епископа из Патриархии. Сначала я говорил ему. "Ну что же это за дела? С одной стороны надвигается экуменизм, с другой — сионизм, сатанизм. Скоро вместо двуглавого орла будем воздавать почести двурогому диаволу!" — "Сегодня, — ответил он мне, — нелегко найти такого епископа, каким был Паисий II, епископ Кесарийский"[184]. Что же делал Паисий II? Когда он ходил с прошениями к султану, то перепоясывался веревкой, то есть он заранее решился на то, что турки его повесят. Он словно говорил султану: "Не ищи веревку и не теряй времени. Если хочешь меня повесить, то веревка готова". Его посылали к султану по нелегким вопросам, и часто в трудных ситуациях он спасал Патриархию. Когда он состарился, а надо было опять ехать к султану, то через седло лошади перебрасывали две большие корзины, связанные между собой. Одну чем-нибудь нагружали, а в другую сажали его, и так он путешествовал в Константинополь. Однажды турки издали фирман[185] о призыве греков в турецкую армию. Христианам было трудно служить вместе с турками, потому что они не могли удовлетворять необходимые им религиозные потребности. К тому же и Россия незадолго перед этим потребовала у турок, чтобы они не препятствовали грекам в отправлении христианских обязанностей. Тогда Патриарх пригласил митрополита Паисия и отправил его к султану. Митрополит, перепоясанный веревкой, опять предстал перед султаном. Султан сказал ему "Греки должны идти в армию, чтобы служить родине". — "Да, — ответил ему Владыка Паисий, — я тоже согласен с тем, чтобы греки служили в армии, ибо эти земли издавна принадлежали грекам. Однако у нас разная вера, поэтому отдельная армия греков должна находиться в отдельном военном лагере, иметь своих офицеров и тому подобное. Это необходимо для того, чтобы свои религиозные обязанности греки тоже могли отправлять. Они не могут молиться вместе с вами: у вас рамазан[186], а у нас Богоявление". — "Дать христианам оружие! — подумал султан. — Это опасно!" "Нет-нет, — ответил он митрополиту, — лучше не надо им идти в армию". В другой раз армяне подали султану прошение о том, чтобы им отдали Балукли[187], и добились благосклонного ответа После этого обсуждать этот вопрос с султаном пошел митрополит Паисий. "Балукли, — сказал ему султан, — должны забрать армяне, потому что это место является достоянием их дедов". — "Да, — ответил ему Паисий, — они должны забрать ее, ибо, зная, что какое-то место является достоянием наших дедов, мы должны забрать его себе. Дайте мне документ о передаче Балукли, и я тоже его подпишу, потому что я пришел сюда как представитель Патриархии". Он подписал документ, а потом достал золотой константиновский дукат[188] и сказал: "Итак, пусть армяне заберут Балукли, но тогда мы должны забрать себе Святую Софию, потому что она наша. Она принадлежала нашим дедам, и вы должны нам ее вернуть". Сказав это, он показал султану золотой со святым Константином. На прием к султану митрополит в качестве свидетеля взял одного из русских офицеров, прибывших тогда на корабле в Константинополь. Таким образом, султан оказался в трудной ситуации и отменил свое решение по Балукли. "Нет-нет, — сказал ему султан, — Балукли остается у вас". Потому что ему надо было либо отменить свое решение, либо отдать грекам Святую Софию. Видите, как? Митрополит Паисий вертел турками, как хотел! Это потому, что он решился на смерть. А если не решиться на смерть, то ничего не добьешься. Все начинается с этого.