Долгие беседы в ожидании счастливой смерти - Евсей Цейтлин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
_________________
Первая часть пьесы напечатана в газете «Шяурес Атенай» («Северные Афины»).
й опять далеко ушел от своего замысла! Вот что хотел он когда-то поставить в центр пьесы: сын ищет убийцу отца; долгие и тоскливые беседы человека с деревом, которое было свидетелем преступления.
Неожиданно ли то, что на авансцену вышел убийца? Его зовут Паулюс Лапенас. Это уже не человек с заискивающей улыбкой, который плаксиво говорит себе: «Все кончено». Разумеется, жизнь Лапенаса — тоже на самом излете, однако он ищет оправдание своему преступлению, пытается даже выстроить некоторым образом «философию».
____________________
й так объясняет мне, почему трансформировался его замысел:
— Однажды ночью я сказал самому себе: «Ты должен поставить рядом убийцу и жертву. Пусть посмотрят друг другу в глаза. Пусть каждый скажет свою правду».
______________________
Отвратительно ли копаться в душе существа, про которого ты думаешь: «Он убил моего отца»?
ОБЫЧНОЕ ДЕЛО ПИСАТЕЛЯ.
______________________
К тому же издалека тянется традиция — от самых истоков литературы: постичь душу заблудшего, сколь ни велик его грех — понять. Принцип «двойного зрения» в искусстве естествен. В отличие от реальной жизни.
Я не вижу парадокса и в том, что, создавая образ убийцы, й отдает Лапенасу свои, выстраданные, мысли о мире и человеке.
______________________
Почему убивали евреев? Неужели все так просто?
Алчность. Зависть. И — чтобы оправдать себя перед Богом и людьми — культивирование обид. Крупных или мелких — какая разница?
Других причин й не видит. После войны он встречается с уцелевшими евреями. Все тот же вопрос: почему?
Кажется, этот вопрос он задает и мертвым. Их лица сейчас постоянно всплывают в памяти й.
Лицо Рахель. Первой красавицы в городке. «Ее долго мучили, долго терзали на площади — в первый же день прихода новой власти».
Лицо трактирщика из Калварии. «Его сначала прятали крестьяне. Конечно, за деньги. А потом выдали гестапо. Грязного, оборванного, избитого, привязали к столбу — возле трактира, которым еврей еще недавно владел. Так стоял он целый день на солнцепеке. Пока не сжалились — не убили, как собаку, у озера».
______________________
Жизнь двух народов шла как бы параллельно. Не только в геометрии — в жизни параллельные дороги не пересекаются. Вот почему народы, как и люди, часто не понимают друг друга. Вот причина того, что можно было бы назвать национальной бестактностью.
— Но разве за бестактность убивают? — недоумевает й
Вопрос его риторичен. Уж он-то знает: убивают. Убивают и просто так. Чтобы заглушить свою бездонную тоску, дисгармонию с миром, свою обиду не на соседа — на самого Бога.
_______________________
ПРЕДЫСТОРИЯ того летнего дня, когда совершилось убийство.
В ранней юности Паулюс Лапенас учился в Алитусе, жил на квартире у евреев. Он не скрывает: бездетные хозяева относились к нему как к собственному ребенку; бесконечно воспитывали — в конце концов, надоели с нравоучениями. В душе Паулюса росло раздражение, которое символично соединилось с одним навязчивым образом. У евреев была лесопилка: «…Вы бы видели, с какой радостью они рубили леса и превращали их в бездушный товар!»
______________________
Нетрудно догадаться: конфликт в пьесе й — это вовсе не конфликт между евреями и литовцами, но столкновение между мертвым, механистичным и — живым. Между свободой и — рабством. Убийство для Лапенаса — это его бегство «из рабства и несвободы. Не было вопроса — хорошо это или плохо. Был праздник».
Итак, человек, уничтожив себе подобного, прислушивается к собственным ощущениям. Открывает: «Я опять — органичная частичка природы». Лапенас, наконец, сбрасывает с себя путы цивилизации. Наконец-то он живет по законам естества. «А что в природе происходит, вы знаете: сильный давит и душит слабого».
й каждые несколько лет перечитывает Достоевского. Разумеется, он не хочет сделать образ Лапенаса однолинейным.«…Это был особый день. Он повернул… или вывернул мою жизнь. Бес знает. Говорю особый, но слово неточное: день был роковой… до него я был, как вам сказать, слепой…За ту фиесту мне пришлось потом дорого заплатить».
_____________________
Лапенас говорит все это сыну убитого им еврея.
_______________________
Нет, мне не нравится концепция й. Она кажется мне умозрительной. А я помню конкретное — например, недавно обнаруженные в Литовском центральном государственном архиве списки узников Вильнюсского гетто.
Монотонное перечисление фамилий, имен, профессий, адресов… Это была лишь часть, небольшая уже часть вильнюсских евреев: они прошли через «акции» уничтожения, голод, болезни, издевательства и — уцелели к маю сорок второго, когда проводилась «перепись населения». Тогда еще уцелели.
_____________________
Той же ночью однако (с 6 на 7 апреля), проснувшись, я отчасти понимаю правоту й. Умирая, он мысленно поднимается выше конкретных судеб. Конечно, он знает: человека убивали из-за куска хлеба, из-за летнего платьица, из-за того, что кому-то не понравился чей-то нос… Но й видит за всем этим даже не столкновение народов — Добра и Зла, цивилизации и природы.
_____________________
СЛОВО САРТРА. Психологический портрет Лапенаса в пьесе й удивительно схож с тем портретом антисемита, который дает в своем знаменитом эссе Сартр:
«…антисемитизм захватывает душу человека целиком… совершенно так же, как истерия»;
антисемит — «это попросту человек, который боится. Не евреев, разумеется, — самого себя, своего сознания, своей свободы, своих инстинктов, своей ответственности, одиночества, перемен, общества и мира — одним словом, всего, только не евреев. Это трус, не смеющий признаться в трусости самому себе… Существование евреев позволяет антисемиту подавить в зародыше свое недовольство жизнью».
Между прочим, я знаю, что эссе Сартра й не читал.
_______________________
После публикации в «Шяурес Атенай» он ждет телефонных звонков. Дискуссий:
— А как же! Ведь это в литовской литературе впервые… Да, впервые крупно, изнутри показан убийца евреев. Впервые — его исповедь… Значит, будут голоса «за», как и голоса «против»… Значит, будем спорить.
Тишина. Ни одного отклика в прессе. Ни одного телефонного звонка.
_____________________
«Я снова говорю преждевременные слова… Потому-то на меня выливают ушаты грязи. Или делают вид, что не слышат».
___________________
й понимает: пьесу он уже не закончит. Однако самодисциплина заставляет его позаботиться — нет, не о рукописи, не о черновиках даже — о мыслях, идеях, которыми переполнен. Он несколько раз говорит о дальнейшем развитии пьесы со мной. Но справедливо тревожится: мы беседуем по-русски, пишет й по-литовски — языковое несовпадение может помешать потом, после его смерти, точно восстановить замысел.
Однажды й сообщает мне радостно: ему согласился помочь журналист Гинас Дабашинскас.
й рассказывает ему о коллизии, предыстории пьесы, о персонажах и прототипах (частично эта беседа опубликована — в газете «Литература ир мянас»).
____________________
Кстати, есть еще один человек, которого й вовлек в орбиту своей работы. Это переводчица Альма Лочерите-Дале.
Школьная подруга Аси: живет сейчас в Норвегии, приехала в Литву проведать мать, с детства душевно привязана к й и доктору Сидерайте. Именно после их бесед у й рождается четкая конструкция второго акта.
Итак, герой пьесы должен раскрыть тайну уже двух убийств — своего отца и своей первой жены, литовки. И уже два клена участвуют в действии.
«Альме» — посвящение й к публикации в «Шяурес Атенай».
___________________
Опять обычная для него в процессе работы смена названий. Вначале хотел назвать пьесу то одной, то другой строчкой из Евангелия. Сейчас: «Сумасшедший финал».
Подводя итоги
Прощаясь с жизнью, он постоянно подводит итоги. Иногда делает это сознательно, иногда — так уж устроен его ум — невольно.
20 апреля 1994 г. Прихожу к й перед своим отъездом в Израиль. «На два месяца? Увидимся ли?» Но стряхивает грусть, как капли дождя, — просит передать свою книгу «Захлопнутые двери» библиотеке Иерусалимского университета. (Одновременно это и Национальная библиотека Израиля).
й всегда серьезно относится к посвящениям. Конечно, надпись на книге он продумывает заранее. Сейчас, при мне, лишь переносит текст на идиш с маленького листочка — на страничку книги:
«Библиотеке Иерусалимского университета.
…Эту книгу вам дарит бывший еврейский писатель, пишущий теперь на литовском языке. Тема (в форме писем дочери и пьесы) — очень сложные, трагические еврейско-литовские отношения до войны, во время войны и после войны.
