По черному следу - Сергей Павлов

— Даже в серьезности очень странной информации о чужаке?

— Во всяком случае, я убежден в искренности Рэнда Палмера. Во-первых, потому, что Палмер вообще не склонен к мистификации. Во-вторых, он не стал бы дурачить одновременно командира и своего ближайшего друга.

Молчанов впервые взглянул на меня с интересом.

— То же самое можно сказать про инженера-хозяйственника, — добавил я. — Нелепо думать, что ему пришла бы в голову идея мистифицировать медиколога и капитана. Мне кажется, он вообще избегает лишний раз попадаться вам на глаза.

— Увы, это ему, к сожалению, далеко не всегда удается. К моему сожалению… Ну что ж, надо признать, ваш психологический экскурс весьма любопытен. Действительно, внутренняя логика поведения двух людей находится в странном противоречии с формальной, как вы ее называете, логикой обстоятельств… Но, с другой стороны, чем могу быть полезен я, администратор и технический руководитель полета, в поисках ответа на этот, прямо скажем, сногсшибательный вопрос? Вы, конечно, не обижайтесь, но во время нашей беседы я мысленно пытался перешагнуть препятствия на пути вашей… ну, скажем, гипотезы и пришел к убеждению, что препятствия неодолимы. Благодарю вас за информацию, однако вынужден адресовать ее опять-таки вам. Я ведь не специалист в области психоанализа. Полагаю, именно вы обязаны найти и увязать концы загадочных противоречий. В заключение скажу: несмотря на малоподходящее для подобных бесед время и несколько нервозную обстановку, мне было приятно общаться с вами. Отдаю должное вашей выдержке и запасу энергии.

«Вот и все, — подумал я. — Этого следовало ожидать…»

— Благодарю за комплимент, — сказал я, — хотя, на мой взгляд, гораздо большую стойкость и выдержку проявили вы. Мне позволено будет произнести здесь несколько заключительных слов? Но заранее предупреждаю: ничего приятного в них не содержится.

— Прошу…

— Прежде всего я хочу выразить свое несогласие по поводу переадресовки этой злополучной информации. Главным образом потому, что имею веские основания относить подобную информацию не столько в область психоанализа, сколько в область космической безопасности и охраны правопорядка. Какой-то период я играл роль детектива-любителя и, каюсь, втянул в это дело инженера-хозяйственника. Но ведь ни он, ни я ничего не смыслим в тонкостях оперативно-следственной работы. Учитывая нашу беспомощность, я вынужден подать официальный рапорт вам и начальнику рейда Юхансену. Боюсь предугадывать, какова будет реакция Юхансена, однако наслышан, что его миссия связана с деятельностью оперативно-следственных органов, и это внушает мне определенные надежды.

— Что ж, подавайте, — ответил Молчанов. — Это ваше право. Очень своеобразный рапорт. Даже не знаю… Как бы рапорт на самого себя.

— Очевидно, мне нравится подавать рапорты на самого себя… Будьте здоровы, капитан.

Плохо припоминаю, как я прошел носовой сектор. Опомнился в коридоре жилого яруса, и то, наверное, лишь потому, что вклинился в идущий мне навстречу косяк десантников. Точнее, прайд; в глазах рябило от кошачьих морд: рыси, тигры, барсы, пантеры, ягуары, пумы, гепарды… Проголодавшийся прайд валил на обед. Десантники здоровались и вежливо уступали мне дорогу. Интуитивно я поискал среди них Нортона. Не нашел и, подойдя к двери его каюты, позвонил. Над верхним срезом двери пузырем вздулась красная оболочка переговорного устройства и неприязненно, без знаков препинания произнесла: «Кто там, какого черта!» Я оглянулся (в коридоре, по счастью, никого уже не было), махнул рукой и продолжил путь в свою каюту.

…Мы с Баком составили совместный рапорт и, соблюдая все необходимые формальности, официально вручили его капитану и начальнику рейда Юхансену. Время для этого было совершенно неподходящее, но, с другой стороны, деваться нам тоже было некуда.

Затормозив, рейдер «повис» на круговой орбите возле Оберона, и началась та самая работа, ради которой мы сюда прилетели. Для десантников, ученой комиссии и корабельной команды наступили горячие дни — разведочные и научно-исследовательские десанты на планетоид следовали один за другим, и в такой обстановке Юхансен, ознакомившись с рапортом, вряд ли достаточно ясно уразумел, чего от него, собственно, хотят.

— Это срочно? — спросил он с недоумением.

Я сказал, что не знаю, — подавая рапорт, исполняю свой долг, а насколько это срочно, судить не берусь.

— Понимаете ли, уважаемый…

Да, он мог бы не продолжать, я его понимал.

— Ваш рапорт мы обязательно разберем на командном совете, но не сейчас. Потом, уважаемый, потом! Или вы настаиваете?..

Нет, я не настаивал. Я все понимал и ни на чем не настаивал. Напротив, я выразил сожаление, что рапорт родился в такое неподходящее время.

Работы у всех, повторяю, было по горло. Переговорить с командиром десантников не удалось, да я к этому и не стремился — обстановка не позволяла. Нортон все время куда-то спешил, постоянно что-то организовывал, распоряжался, лично участвовал едва ли не в каждой десантной операции, планировал и корректировал взаимодействие десантных групп — его рабочую энергию можно было сравнить с энергией действующего вулкана средних размеров. Рейдер ощетинился излучателями и антеннами самых разнообразных конструкций, широко распахнул трюмы, ангары, обнажил красочно освещенные палубы вакуум-створов и превратился в орбитальную матку целой флотилии снующих туда и сюда катеров. За четкость наружных работ нес ответственность механик по вакуум-оборудованию корабля, поэтому я редко видел Бака — он почти не вылезал из своего скафандра и подвижных герметических кабин.

По мере того как расширялся фронт исследовательских работ в системе Урана, дел у меня прибавлялось. Должно быть, с точки зрения подавляющего большинства я исполнял непрезентабельную роль тормозного устройства в кипучей атмосфере всеобщего энтузиазма: мне с великим трудом удавалось настаивать, чтобы люди нормально питались и спали хотя бы не менее семи часов в сутки (не говоря уже обо всем остальном). Я приблизительно знал, как соблюдался режим на борту корабля, но что происходило на самом Обероне, представлял себе плохо. Судя по участившимся случаям переутомления и легкого травматизма, ничего в этом смысле хорошего там не происходило. Во время очередного заседания командного совета я вынужден был серьезно поговорить с Нортоном. Разговор получился на повышенных тонах. Как медиколог экспедиции я потребовал права на ревизию бункеров временных баз, разбросанных по Оберону. Нортон яростно сопротивлялся, но совет вынес решение не в его пользу, и мне в конце концов удалось навести на временных базах относительный порядок. Правда, ценой очень натянутых отношений с командиром десантников, но что оставалось делать?..