Черный город - Кальман Миксат

— Вот уж никогда бы не поверил. Значит, старичок еще?..

Однако женщина возмущенно замахала рукой, словно желала прогнать греховную мысль, сквозившую в словах вице-губернатора.

— Не хочу я больше быть женщиной! — воскликнула она, вся вспыхнув, и яркий румянец вернул ей в эту минуту былую красоту. — Останусь я, если можно, вместе с отцом моих детей.

У Гёргея на сердце сразу потеплело, — таким благородным и чистым был образ женщины, стоявшей перед ним. По крайней мере, ему так казалось.

— Хорошо. Как-нибудь попробуем вое уладить, — подбодрил он госпожу Бибок с несвойственной ему мягкостью, а затем, отослав ее в кабинет, позвал к себе обоих Бибоков.

Вице-губернатор Гёргей обладал необыкновенным даром убеждать людей, умел выражать свои мысли ясно, понятно, просто, а к тому же его окружал ореол славы, он считался мудрым человеком, "самой светлой головой" во всем комитате, и ему верили. А вера и убежденность значат намного больше будничной действительности.

— Мои благородные сограждане! — начал Гёргей дружелюбным тоном. — Коли уж приключилась у вас такая беда, я дам вам один совет: не хнычьте и не выносите сор из избы. Смиритесь с судьбой. Видно, так уж она вам судила, и спорить с нею бесполезно, потому что у нее крепкий кулак. Госпожа Бибок созналась мне, что она мечтает о покое и охотнее всего осталась бы жить со своим нынешним мужем. Так что договаривайтесь сейчас же, немедленно. А после этого у меня будет с вами, капитан Бибок, еще и отдельный разговор.

"Капитан" Бибок тяжело вздохнул и устремил глаза в небо.

— А ведь как я люблю эту женщину!

— Но ты слышал: она хочет со мной остаться? — по-ребячески хвастливым голосом воскликнул старик, и глаза его радостно заблестели.

— Все равно она — моя законная жена! — заспорил «капитан», стукнув себя кулаком в грудь.

— Ну, это не совсем так, — вмешался Гёргей. — Госпожа Бибок, если пожелает, может возбудить против вас бракоразводный процесс. Если она выдвинет правильные доводы, ей, вероятна, удастся его выиграть. Ведь вы и сами не утверждали, будто все то время, пока были на свободе, жили в монастыре. Госпожа Бибок сможет, например, доказать, что где-нибудь под Львовом или Краковом, куда вы бежали из плена, у вас есть… — Тут вице-губернатор устремил загадочно-хитрый взгляд на Бибока-младшего.

Жига вздрогнул и заговорил куда более миролюбивым топом:

— Пусть отец сам скажет, чего он хочет.

— Я ведь уже сказал, сынок: хочу, чтобы Жужа осталась со мной.

— Но ради нее я сюда вернулся! — горестно воскликнул Бибок-младший.

— Бог воздаст тебе, дорогой сынок, — за то, что ты не лишаешь своего бедного отца единственной опоры, — елейным голосом отвечал старик.

— Бог воздаст, бог воздаст! Хорошо вам говорить, папаша! Да только словами сыт не будешь. Вы же видите, как я пришел! С пустым карманом, в жалких лохмотьях.

— Так чего же ты хочешь, скажи?

— Я считаю, что, если уж вы всей душой привязаны к Жуже, бог с вами, — переходите с нею в малый дом, я не возражаю!

У старика мгновенно испортилось настроение, и он с упреком повернулся к сыну:

— Эх, Жига, Жига, ты, что же, по старым саксонским обычаям хочешь со мной поступить?

У сепешских саксонцев было обыкновение строить в своих усадьбах по два дома. На склоне лет хозяин обычно передавал бразды правления в хозяйстве или в ремесле сыну, а сам перебирался в маленький дом. По-видимому, Жига именно это и имел в виду. Он хотел, чтобы отец уступил ему роль хозяина, а сам переселился в садовый домик, который когда-то выстроил для своей любовницы, рыжеволосой красавицы Агнегн Кадар, их дед Габор Бибок, весельчак и волокита, служивший во времена благоденствия семейства Бибок помощником исправника. Красотка Кадар приезжала к нему сюда из Лёче на летний отдых.

Винце Бибоку предложение сына пришлось не по вкусу. Старик возмутился, и они поссорились бы, если бы вице-губернатор не вернул спорщиков на путь переговоров.

— Вы, дядя Бибок, тоже не должны требовать себе всего. Мягкая булка да горячая печь — вот о чем вам теперь надо думать. Кстати сказать, не забудьте выговорить себе эти условия. Я понимаю, приятнее жить в большом доме, чем в маленьком, но коли уж сын ваш согласен пойти на жертвы, то и вам не годится жадничать. Передайте ему имение, а себе и двум другим вашим сыновьям потребуйте содержание — натурой и деньгами. А после вашей смерти господин Жига разделит имущество со своими младшими братьями. Винце Бибок поскреб в затылке.

— Нельзя же так, ваше превосходительство, был я хозяином, а стану ничем. Мне с этим не свыкнуться.

Жига Бибок ухмыльнулся.

— Вы ведь будете супругом Жужи! Разве этого мало?

— Понятно, немало. Я люблю ее, жить без нее не могу, а все-таки…

— А все-таки не дам за нее ни гроша? — насмешливо вставил «капитан». — Что ж, ладно! — Он пожал плечами и сделал вид, будто направляется к выходу. — Бедная моя Жужа, вижу я, как тебя ценят! Нет, я тебя здесь не оставлю! Возьму с собою. Свет не клином сошелся, проживем и мы где-нибудь.

Старик расчувствовался, на глазах его вновь показались слезы, а на лбу крупными бусинками проступили капельки пота.

— Значит, не договорились? — коротко спросил вице-губернатор, теряя терпенпе. — Ну, можете идти.

Пришлось старому Бибоку сдаться. Протянув сыну руку, он сказал:

— Бог с тобой, Жига, будь ты хозяином!

Поладив, отец и сын вернулись в кабинет вице-губернатора, где с замирающим сердцем их ждала Жужа; увидев обоих своих мужей, она несколько раз окинула быстрым взглядом одного и другого. И отец и сын были веселы. Жига шутливо, на рыцарский манер, поклонился своей бывшей жене.

— Договорились, мамочка!

Из этих слов Жуже стало ясно, кому она досталась. Однако ей хотелось знать все условия соглашения; но вице-губернатор распорядился иначе:

— Вы, молодушка, можете теперь идти домой. Все будет, как вы пожелали. Вот только изготовим соглашение в письменном виде.

Пока чиновники писали контракт, вице-губернатор расспросил капитана Бибока о том, что делается в Лёче. И тут он узнал, как сенатор Нусткорб пометил кровью бургомистра кусок гёргейских полей, решив на основании "саксонских привилегий" оттягать его в пользу Лёче, как "землю, приобретенную кровью".

"Уступлю им", — подумал про себя вице-губернатор.

Жига оказался толковым малым: он даже объяснил, на основе какого королевского постановления Нусткорб предъявляет свои претензии. Он пояснил, что находился вчера от начала до конца заседания сената на галерее и постарался все-все запомнить; своим острым глазом он сразу же нашел зернышко раздоров, из которого может вырасти целое дерево. Жига Бибок всегда оказывается там, где нужно: вот и сегодня, возвращаясь домой, он шел через поля Гёргея, а туда как раз в это время пожаловала сенатская комиссия из Лёче — столбить поле, "приобретенное кровью". Тут Бибок слово в слово передал Гёргею рассказ Нусткорба о его шутовской затее с захватом земли, о том, как господа саксонцы втроем волокли своего раненого бургомистра по полю, как они выжимали у него из раны кровь, пока бедняга не отдал богу душу.

— Может быть, без их помощи и не умер бы бургомистр? — с явным облегчением воскликнул вице-губернатор.

— Очень даже возможно, — подтвердил Бибок. — Ведь и городской сенат вначале так полагал, пока его не переубедил Нусткорб. Уж очень этот Нусткорб красно говорит да ловко играет на бюргерской жадности.

Лицо вице-губернатора сделалось приветливей, и он уже почти веселым голосом предложил Бибоку сесть.

— Садитесь, капитан, закуривайте. Вы, наверно, курите трубку? А, скажите откровенно, как, по-вашему, обстоит дело. Человек вы бывалый, разбираетесь во всяких делах и в мыслях людей.

"Капитан" Бибок, по нахальству своему, не заставил себя долго упрашивать: он вынул из подставки трубку с длинным чубуком, высек кресалом искру на трут, уселся в кресло, широко расставив ноги, принялся сопеть трубкой, помахивать ею и, пока отсыревший табак не разгорелся, не произнес ни слова.

— Странно! — изрек юн наконец и стрельнул слюной сквозь зубы. — Петух, ежели его покачать, засыпает, а огонь в тлеющей головне, наоборот, просыпается.

— Я вас не об этом спрашивал! — нетерпеливо заметил вице-губернатор, которого коробила развязность гостя.

— А я как раз об этом, ваше превосходительство. Ей-ей, не могу разобраться: чего в лёченских саксонцах больше — петушиного задора или настоящего огня?

— Да, да, конечно, — буркнул вице-губернатор, не без удивления взглянув на собеседника.

— Тут могут быть два решения: оставить лёченцев в покое, не трогать их, если они просто петушатся, или, наоборот, привести все в боевую готовность по правилу: "Хочешь мира, — готовься к войне", если в них настоящий огонь; а то ведь в этой лёченской истории все наоборот.