Чернокнижник. Три принципа тьмы (СИ) - Бердникова Татьяна Борисовна

Шли быстро, часто сворачивая в новый проход, ныряя в дыру в стене, или выбирая одно из разветвлений основного коридора. Тревор, изо всех сил старающийся демонстрировать самую самоотверженную уверенность, подобающую королю отвагу, иногда напряженно оглядывался назад и, похоже, уже малость жалел, что решил доверить свою судьбу подземным тварям. Впрочем, для тревоги его была и еще одна причина.

— Это место напоминает мне тот лабиринт, пещеру, где я был обречен обитать, охраняя Неблиса, — чуть слышно шепнул он шедшему впереди Ашету и, мельком коснувшись короны, вздохнул, — Надеюсь, корону с меня снять не пожелают.

— Мы им этого не позволим, отец, — Фредо, до которого слабое эхо донесло слова названного родителя, мельком оглянулся, озаряя факелом процессию позади и быстро улыбнулся, — Тебе не о чем волноваться. Карина, Антон, Фаррад, Эрнесто! У вас все в порядке?

— Более чем, — привычно сварливо отозвалась шаманка, — Сплошное удовольствие ползти по узкому проходу в толще земли, да еще и практически в полной темноте! Предупреждаю, Фредо, — если я потеряю сознание, потащишь меня ты!

— Если это случится, донести тебя сумею и я, — галантно вклинился Антон, ободряюще касаясь плеча возлюбленной. И, прежде, чем она успела сбросить его ладонь, подался вперед, ближе к ее уху и тихо прошептал:

— Не надо бояться. Я с тобой.

Девушка вздрогнула и, чувствуя странное тепло в районе сердца, быстро оглянулась на юношу. Едва заметно улыбнулась и, вздохнув, уверенно продолжила путь. Показывать Антону своей просыпающейся заинтересованности ей не позволяла гордость.

— Мрах тароккаа! — неожиданно гордо возгласил шедший впереди процессии маленький гоблин, и Фаррад, которому эти слова были прекрасно слышны, не замедлил их перевести.

— Мы пришли. Хотя я пока что не вижу, куда именно мы пришли. Ваша светлость, не могли бы вы осветить помещение лучше?

Его светлость сиятельный князь Фредо д’Ардженто, который, в общем-то и без подсказок уже поднял факел выше, мимолетно оглянулся на спутников и, приподняв и посох, легко коснулся его навершием пламени факела.

— Fiamma eleccito! — громко прошептал он и, подумав, прибавил, — Templo enorme!

Вспыхнуло пламя. Посох, многократно усиливающий магию чернокнижника, заимствующий у факела его пламя, вспыхнул сам; кристалл в его навершии засветился мягким розовым светом, рассеивая его вокруг все дальше и дальше. Круг света все увеличивался и, не прошло и минуты, как он развернулся во всю ширь, заливая собой большую пещеру, куда, как оказалось, их вывели гоблины.

Послышалось многоголосое хрюканье и карканье. Болотно-зеленоватые тени прыснули во все стороны, силясь укрыться от губительного света, ища спасения во тьме.

Путники, один за другим выходящие из узкого прохода на свет, заозирались, пытаясь понять, что происходит и куда они попали.

Впрочем, на последний вопрос ответ было дать несложно — их привели именно туда, куда следовало, то есть в убежище гоблинов, в их место обитания, в тронный зал их предводителя.

Он сидел на большом камне — большой, толстый гоблин с маленькими ушками и с золотым кольцом в носу, похожий больше на быка, чем на мыслящее существо, — и маленькие черные глазки его пылали ненавистью и яростью. Заметив двух своих подданных, осмелившихся притащить в тайное место людей, предводитель яростно захрюкал, вытягивая руку в обличающем жесте.

Оба проводника храбрых путников повалились на землю, простираясь перед суровым владыкой ниц. Маленький жалобно захрюкал, через слово вставляя пресловутое «райт», большой согласно мычал в ответ.

Люди безмолвно переглядывались, не зная толком, как реагировать. В их руках было мощное оружие — свет, которого гоблины, рассеявшиеся по углам, смертельно боялись, а в руках врагов было оружие еще более мощное — проклятый лабиринт, из которого самим им было нипочем не выбраться.

Карина, впервые в жизни вдруг ощутившая себя маленькой испуганной девочкой, спряталась за спиной расправившего плечи Антона и, недолго думая, сунула ему в руки футляр со скрипкой. Зачарованный инструмент сейчас явно должен был находиться в руках своего хозяина, дабы тот при случае мог пустить его в дело. Юноша, прижав футляр к груди, сдвинул брови, готовый в любую секунду отразить атаку.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Эрнесто, остающийся позади, напряженно оглянулся на оставленный проход и, тоже сдвинув брови, попытался протиснуться в первые ряды, будто желая находиться подальше от него. Фаррад, как переводчик, занял место подле короля. Ашет и Фредо, переглянувшись, немного расступились, давая возможность главному гоблину всецело рассмотреть «райта».

Толстяк, между тем, не обращал на людей никакого внимания. Он внимательно слушал сумбурные объяснения подданных, иногда всхрапывая, как норовистый скакун и похрюкивая в ответ на их слова.

Наконец, поток красноречия у маленького гоблина иссяк. Он осторожно поднял голову, ища взглядом следы милосердия на челе предводителя, и очень явно опасаясь не обнаружить их. Толстяк думал, пожевывая нижнюю губу и медленно переваривал полученную информацию.

Наконец, взгляд его маленьких глазок устремился к королю, и толстая лапа простерлась вперед.

— Райт? — прорычал предводитель с явственно вопросительной интонацией.

Тревор хотел, было, быстро кивнуть, но в последний момент опомнился и опустил подбородок с достоинством, подобающим монарху, одарив собеседника снисходительной улыбкой.

— Мыр есть Мграйн, — неожиданно очень разборчиво прорычал предводитель, — Мыр привет тебя здерсь.

— Приветствую тебя, Мграйн, властитель гоблинов, — Фаррад, беря на себя добровольную должность посредника между гоблинами и королем, выступил вперед, — Его королевское Величество рад…

Мграйн выставил лапу в останавливающем жесте.

— Райт говоррить сыр Райт! — гордо заявил он, — Не есть слуга. Мыр говоррить торько Райт!

Король, с большим трудом понимающий произносимые слова, но подспудно ощущающий необходимость вмешаться, решительно шагнул вперед, сдвигая брови. Свет сверкнул на украшающем его корону рубине.

— Фаррад — мой поверенный, о, Мграйн! Я буду говорить с тобой, но слушать его.

Гоблин на несколько секунд задумался, явственно пытаясь понять, что ему говорят, затем милостиво опустил большую голову.

— Слово Райт есть закор! — серьезно произнес он, — Мыр говоррить с ты. Чрот ты деральт здерсь? Ты ерсть человек-райт, а мыр жить во мрак!

Тревор обратил вопросительный взгляд к вампиру. Тот, человек ученый, умный и догадливый, смотрел на гоблина с таким видом, будто недавно взял его в ученики и теперь внезапно осознал, какой фронт работ ему предстоит.

— Насколько я понял… — негромко принялся переводить он после почти минутного молчания, — Он говорит, что слово короля есть закон, и что он будет говорить с Вами. Спрашивает… что вы здесь делаете, поскольку Вы — человек, а он живет во мраке.

— Мы не собирались вторгаться в твои владения, Мграйн, — Тревор, отвечая, прижал руку к сердцу, склоняя голову в неглубоком, но вежливом поклоне, — Наш путь преградил завал. Мы искали способ обойти его и встретили твоих люде… ээ… подданных.

На этот раз гоблин задумался надолго, почесывая толстым пальцем висок и изо всех сил пытаясь сообразить, что же говорит ему человеческий райт. Судя по всему, удавалось ему это с трудом.

Он снова обратил взгляд к застывшему неподалеку зеленым сусликом гоблину и что-то вопросительно прохрюкал ему. Тот живо принялся объяснять, энергично размахивая руками и силясь донести что-то до владыки. Наконец, Мграйн жестом прервал его.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Мгар говоррить — твор рречь есть истирный! — резюмировал он, наконец, — Ты ерсть райт-человек. Мыр нет человек. Человек — зло, мыр убирть человек. Но! — гоблин воздел указательный палец, — Ты — райт. Ты ерст выше раб и человек. Мыр не ерсть убирть ты. Мыр покрзать ты пурь.

Последнее слово вызвало в душах внимательно внимающих гоблинскому королю людей глубочайшее изумление. Тревор, совершенно опешив, медленно перевел взгляд с недоумевающего Фаррада на волнующегося Эрнесто, понял, что от них помощи ждать не приходится, и обратил взгляд к названному сыну.