Говорящий ключ - Виктор Кирюшкин

— Постой! — рука Воробьева легла на плечо Виктора. — Я тебе не разрешал... нет? Отойди. Придет твой черед, будешь перелезать. — Он движением руки отстранил огорченного Виктора, потеплевшим взором обвел всех и остановил его на Сане. Даже по сравнению с Виктором Саня казался в два раза легче. Тот, без слов поняв начальника экспедиции, шагнул к нему, сбросил с плеч вещевой мешок, положил к ногам ружье и со всегдашней своей степенностью, внешне совсем не волнуясь, сказал:

— Я, товарищ, начальник, мигом...

— Будешь слушать мою команду. Скажу: тише, значит, тише, быстрей, так быстрей. А сейчас я тебя привяжу на всякий случай. Если камень поползет, то мы тебя живо вытянем обратно. — Взяв у запасливого Большакова тонкую прочную веревку, геолог обвязал ее вокруг талии мальчика. — Давай!

Воробьев встал рядом с Большаковым. Саня ухватился за канат и через секунду повис над пропастью. Он перебирался не только руками, но и ногами, стараясь не глядеть вниз. Саня с детства боялся высоты; стоило мальчику забраться на дерево или на крышу, взглянуть вниз, и у него кружилась голова. В такие минуту Саня крепче сжимал руки и торопливо спускался на землю. Теперь, повиснув над глубоким провалом, он собрал всю силу воли, чтобы побороть желание взглянуть вниз. Мальчик видел голубое небо, плывущие по нему кучевые облака, слышал ободряющий голос Воробьева:

— Не спеши... Хорошо, хорошо...

Разведчики, затаив дыхание, следили за мальчиком и за камнем на другой стороне пропасти. Камень лежал неподвижно. Воробьев и Большаков крепко держали конец каната. У середины каната Саня повис на одних руках, сообразив, что так будет видней, где удобней уцепиться за край провала. Через минуту ноги мальчика нащупали опору, он рывком подтянулся за канат и выбрался наверх.

— Есть, товарищ начальник!

Все облегченно вздохнули. Дав Сане с минуту передохнуть, Воробьев приказал ему собирать камни и наваливать их на глыбу, захлестнутую веревкой. Тот, проверив, прочно ли держится петля, принялся за дело и скоро натаскал порядочную кучку тяжелых камней.

— Виктор! — произнес Воробьев. — Теперь покажи ты свою ловкость, а ты Саня, поможешь ему выбраться.

Виктор слегка побледнел и, не ожидая, когда его обвяжут веревкой, повис на канате. Перебирая одними руками, он быстро добрался до противоположной стены.

— Плохо, Виктор, — строго заметил Воробьев, когда мальчик встал рядом с Саней. — Здесь не урок физкультуры, форсить не к чему. Нина, ваша очередь... Привязывайтесь покрепче.

— За меня не бойтесь, Николай Владимирович, — взглянула на него девушка и ее легкая фигурка в лыжном костюме закачалась над пропастью. Воробьев, Афанасий и Большаков, туго натянув канат, без напряжения удерживали его.

— Афанасий, — взглянул на Муравьева Николай Владимирович, — посмотри: нет ли вблизи какого-нибудь валуна, мы бы его прикатили, чтобы закрепить веревку.

— Здесь трещина... Вставить в нее что-нибудь, будет надежнее, — заметил Большаков, показывая под ноги.

Взгляд Николая Владимировича остановился на Санином ружье. Он поднял его, осмотрел, чему-то улыбнулся и засунул ствол в трещину между камнями. Ствол наполовину ушел в щель, прочно застряв в ней. Воробьев крепко морским узлом привязал к нему веревку. Убедившись, что ружье не вылетит из щели при натяжении каната, он подал знак Афанасию Муравьеву. Для Муравьева перебраться через провал по канату было не трудно. Сильный, ловкий, он через минуту присоединился к Нине, Виктору и Сане. На утесе остались Воробьев, проводник и все вещи разведчиков. Их надо было переправить.

Большаков сделал это очень просто. Сняв с себя солдатский пояс, он застегнул его на канате, привязал к нему прочную бечеву и перебросил ее конец через провал. К поясу проводник подвесил два вещевых мешка. Потянув за бечеву, Афанасий без особого труда перетащил пояс с мешками к себе, а затем перебросил бечеву обратно. Таким же путем были переправлены ружья и остальные вещи.

— Пригодилась, — улыбнулся проводник, свертывая бечеву. — Лежит себе в мешке, пусть лежит, думаю, все равно пригодится.

— Кирилл Мефодиевич, пожалуй, вам следует застраховаться. Осторожность тоже вроде запаса, везде нужна. Давайте я вас привяжу за пояс к канату... так, на всякий случай...

— Зачем привязывать? Сделаем люльку, сидя можно перетянуться. Я не боюсь, а все же... старик стал — согласился Большаков.

Отрезав лишний конец веревки, он связал ее кругом на канате, продел в круг ноги и спокойно, как будто делал что-то обычное, сполз с утеса, перетягиваясь сильными рывками вперед. Глядя на него, Николай Владимирович подумал, что, пожалуй, на такую перестраховку проводник пошел лишь для того, чтобы не спорить с ним. Следом за Большаковым переправился и Воробьев.

— Все хорошо, что хорошо кончается, — сказал он отдышавшись. — Теперь надо выручать Санин самострел. Беритесь за канат да разом потянем...

Ружье держалось в расщелине очень крепко. Только совместными усилиями удалось его выдернуть. Вылетев от рывка из трещины, ружье полетело в пропасть, ударилось о каменную стену и было извлечено Афанасием Муравьевым наверх вместе с веревкой. Саня, увидев изогнутый ствол и расколовшийся пополам приклад, чуть не заплакал. Он отвернулся, губы его задрожали. Остаться в тайге без ружья — не шутка, даже поохотиться нечем будет.

— Из-за угла можно стрелять, — сказал Афанасий, отвязывая ружье. — Забирай свою дугу, Саня.

— Оставь себе, — буркнул тот. — На медведя пойдешь, высунь ствол из-за скалы и стреляй, безопасно.

Воробьев, повертев в руках окончательно испорченное ружье, размахнулся и бросил его в пропасть. Затем он снял с плеч свою двустволку и протянул ее Сане.

— Владей! Это тебе за смелость.

— Мне?! — растерянно отступил Саня, лицо его вспыхнуло, отчего веснушки проступили еще резче. — Товарищ начальник, вам оно нужнее, я не возьму... — попытался отказаться он, но глаза с головой выдавали его — они так и впились в ижевку.

— Отказываться ты не имеешь права, друг. Это тебе не от меня, а от всего коллектива. Бери и чтобы обновить: добудь горного барана.

— Спасибо, Николай Владимирович! — Саня впервые назвал начальника экспедиции по имени. — Барана я обязательно подстрелю — самого большого... рогача.

— Вот и хорошо. Значит, будем знать, что ружье досталось меткому стрелку, настоящему охотнику. — Он повесил ружье на плечо мальчика, у которого радостно заблестели глаза.

Сумерки застали разведчиков внизу, у склона сопки. Они шли по высохшему руслу неведомого ключа, присматриваясь, где бы найти удобное место для ночлега. Безмерно счастливый, Саня шагал вслед за Виктором. Он больше не завидовал его биноклю. Подумаешь, невидаль, получил за какую-то мечту. Вот ему не даром отдал начальник замечательную ижевку, не за мечту, а за смелость.

— Витька, давай меняться, — в шутку предложил он, думая, что тот сразу согласится.

— Меняться? Нет, я свой бинокль ни за что не отдам, — обернулся Виктор.

— Тебя, наверное, завидки берут. Ох, и доброе ружье!..

— Настоящая ижевка, знаменитое ружье. Только я не завидую, — серьезно сказал Виктор. — Ты его правильно заслужил. Если бы я был начальником, тоже бы отдал тебе свое ружье. Ведь я знаю, Саня, как ты боишься высоты. Я рад за тебя.

— Теперь больше не боюсь, хоть на мачту залезу, — ответил Саня. Ему стало стыдно за свои мысли, за невольную зависть, испытанную раньше. Вот он какой, Виктор, хороший. Даже не завидует. Видно, начальник не зря подарил ему бинокль за мечту. А, может быть, не за мечту даже, а за эту самую, за душу. Какая она, душа, Саня и сам не знал, но решил, что у друга она гораздо правильней, чем у него. Ведь он раньше вызвался перелезать через провал. Выходит, Виктор мог получить это самое ружье... Саня ускорил шаг и догнал товарища. Они пошли рядом, плечом к плечу. Афанасий легко и звучно запел:

Нам немало ночей встревоженныхУ родного костра проводить.Нам немало тайгой нехоженойКараванных дорог проложить.

Виктор и Саня не слыхали раньше этой песни. Они догадались, что, наверное, Афанасий сам сочинил ее о геологах. А песня как-то особенно душевно плыла впереди них. Вот уже поет вместе с Муравьевым Нина. У нее красивый, звонкий голос.

И в предгорьях седого Урала,В Забайкалье, у дальних морей.Где бы наша йога ни ступала,Мы повсюду найдем друзей.

Без слов поет Виктор, а за ним Саня. Мурлычет себе под нос Большаков, даже сам Воробьев подпевает. Будто не было тяжелого, беспокойного дня. Исчезла усталость и ноги сами идут по каменистому пути.

— Виктор, мы обязательно станем геологами... Правда, а? И дружить всегда будем, — тихо сказал Саня. Оба, не сговариваясь, подхватили последний куплет, повторенный Афанасием и Ниной.

Буря жизни не сломит геологаИ дорог не засыпать снегам.От напева его веселогоЛегче сердцу, бодрей ногам.

Глава четвертая