Говорящий ключ - Виктор Кирюшкин

Обойдя вокруг озера, Воробьев вышел к северной стороне вершины. Перед его глазами возникла живописная картина разрушенного силами природы горного склона: обрывы, скалы, поднимающиеся, словно столбы или стены обрушившегося гигантского здания, гребни с почти острыми вершинами, глубокие щели — пропасти. Между этим беспорядочным нагромождением камней то там, то здесь виднелись отдельные деревья, каким-то чудом растущие на бесплодной почве. Занесенные ветрами, а может быть, птицами или зверями, семена, попадая в щели, проявляли диковинную живучесть. Всходы закреплялись корнями в расщелинах, и молодое деревцо тянулось к солнцу.

На одном из утесов Воробьев увидел своих спутников. Большаков в бинокль осматривал местность, а Нина молотком отбивала породу, рассматривала ее, бросала, затем снова долбила скалу. Утес соединялся со склоном сопки узкой грядой, по которой возможно было перебраться на него с опаской оступиться и упасть в пропасть.

Николай Владимирович, не задумываясь, пошел по гребню. Из-под ног покатились камни. Взглянув вниз, он увидел круто падавший куда-то в глубину отвесный обрыв.

К счастью, гряда была короткой, шагов через двадцать Воробьев и следовавший за ним Афанасий оказались на утесе. Здесь имелась слегка покатая к югу площадка, словно сложенная человеческими руками из базальтовых плит. Отсюда особенно удобно было осматривать местность. Северная стена утеса имела несколько уступов, будто вырубленных великаном вместо ступеней. По этим уступам легко можно было спуститься до совершенно отвесного обрыва.

— Можно спускаться вниз, здесь нам больше делать нечего, — сказал геолог, присаживаясь на камень рядом с Большаковым. — А вы, Кирилл Мефодиевич, много ли горных баранов видели?

— Видел. Смотри, начальник, целое стадо, однако, — проводник подал Воробьеву бинокль, — вон в том распадке, нас совсем не слышат, далеко.

— Левей, левей, там еще озерко блестит, — подсказал Саня. — Это я их первый заметил. Смотрю, какие-то черные точки мельтешат.

— Ты? А разве не я первый увидел двоих? — заспорил Виктор.

— То не бараны были, а каменюки... валуны, они все еще там лежат, тебя дожидаются.

Николай Владимирович впервые видел снежных баранов, да еще на свободе. Он хорошо разглядел все стадо, пасшееся в распадке почти за километр от утеса. Здесь было около двадцати животных, среди которых находились самцы с тяжелыми, круто загнутыми рогами, самки с маленькими рожками и ягнята. Сильный бинокль позволял геологу хорошо рассмотреть их. Они мало походили на обыкновенную домашнюю овцу. Высокие, полные силы, с гордо поднятыми головами, снежные бараны скорее напоминали оленей какой-то особой породы.

Распадок, где паслись бараны, представлял собой небольшой луг, расположенный между двух сопок. Посередине его блестело узкое озерко, в которое впадал короткий ручеек, вытекающий из-под сопки. К этому ручейку часто подходили животные утолять жажду.

— Можно подкрасться к ним, — сказал геолог, опуская бинокль, — обойти вокруг сопки.

— Засаду делать надо... на солонце, — отозвался Большаков.

— Где вы видите солонец?

— Ручей соленый, однако. Видишь, как жадно пьют. Наверно, издалека пришли, соли захотели. Теперь будут где-нибудь рядом пастись и каждый день спускаться к ручью. В другом месте землю соленую найдут, копытами роют, грызут, лижут, а здесь вода... хорошо.

— Поймать бы одного маленького баранчика, приручить его, — заметила Нина.

— Поймать трудно. У них зоркое зрение и быстрые ноги, чутьем охотника узнают. Ветер занесет запах, они тогда спасаются. Баран смотрит кругом лучше бинокля, а бежит быстрее оленя. Маленький за большим поспевает. Смотрит: другие бегут, и он бежит. Ягнята в мае родятся. Через несколько часов на ноги встают, через два дня уж их не догнать. Теперь они большие, резвые.

— Почему же они нас не видят? — усомнился в словах проводника Афанасий Муравьев.

— Видят! Только думают, далеко мы. В стороне ходит старый вожак, от него укрыться трудно. Он побежит, все стадо за ним бросится...

— Посмотрим! — Афанасий, выйдя на самую вершину утеса, стал размахивать руками, подпрыгивать. Воробьев, взглянув в бинокль, увидел, как застыл, подняв голову, баран с колоссальными рогами, пасшийся в сторонке от стада. С полминуты он стоял, наблюдая за движением на утесе, затем, по-видимому, решив, что это грозит опасностью, тряхнул головой, резко повернулся и побежал в дальний конец распадка, где виднелось нагромождение скал. Тотчас все стадо пришло в движение, поляна у ручья опустела. Следом за вожаком бросились взрослые животные, а рядом с ними помчались ягнята. Через две-три минуты бараны скрылись в скалах.

— Без бинокля увидел, — рассмеялся Воробьев. — А надо хоть одного добыть... с большими рогами.

— Добудем, ближе к стану найдем. Там я заметил солонец. Целую яму в земле выгрызли. Скрадок устроим, подкараулим, однако.

Большаков принялся набивать трубку, равнодушно поглядывая на распадок, где баранов уже не было.

— Я читал, будто на Памире архары достигают восемнадцати пудов весом, почти с коров... — начал было Афанасий и вдруг замер с открытым ртом. Каменная площадка утеса внезапно задрожала, качнулась. Афанасий, не поняв в чем дело, бросился животом на землю. С лица Большакова мгновенно исчезло флегматичное выражение. Он вынул изо рта трубку, растерянно оглянулся. Виктор и Саня, стоявшие рядом, схватились друг за друга, а Нина, сидящая рядом с Воробьевым, испуганно прижалась к нему. Николай Владимирович сильнее уперся ногами в неровности камня. Следом за первым последовал второй толчок. Он был еще сильнее первого. Все испытали такое чувство, будто утес сдвинулся с места. Сухо застучали камни, осыпаясь с его стен.

— Землетрясение!.. — воскликнул Воробьев, когда дрожание утеса окончилось. — Слабое землетрясение, но здесь, на скале, оно чувствуется сильнее. Страшного ничего нет. В этих краях сильных землетрясений не бывает.

— Угу! — буркнул Большаков, разжигая трубку. — Раньше тоже было, помню, однако.

— Вставай, Афоня! — крикнула смеясь Нина. — А то живот оцарапаешь!

— Я думал, утес падает, — поднялся Муравьев, — закачался даже... Все же страшно, ведь ничего сделать нельзя.

— Ты чего за меня держишься? — воскликнул Саня.

— А ты чего уцепился? — разжал руки Виктор.

— Помирать, так вместе.

— Я тоже подумал, вот и уцепился...

— Это значит, в вулкане, под землей, лава бурлит, наверх просится, — сказала Нина. — Когда-нибудь вулкан снова будет действовать.

— Нет, это не вулканическое, а тектоническое землетрясение. Иначе говоря, это отзвук мощных передвижений масс в глубинах земли, — объяснил Николай Владимирович. — Мы находимся не особенно далеко от Охотского моря, а оно в этом отношении является одной из интереснейших частей земного шара. Здесь проходит полоса так называемых глубокофокусных землетрясений, центры которых располагаются на глубине до девятисот километров от поверхности земли. Это расстояние больше, чем от Владивостока до Хабаровска. Восточная часть Охотского моря, район Курильских островов и сопредельные с ними территории относятся к районам молодых тектонических движений. Вот поэтому здесь так часты землетрясения. Обычно они бывают слабыми, баллов до пяти. Зато южнее... В Японии землетрясения достигают большой силы. Первого сентября тысяча девятьсот двадцать третьего года землетрясением полностью разрушило город Йокогаму и морскую базу Йокосука. Очень сильно пострадала и столица Японии — Токио. Гигантская морская волна, набежав на берег, разрушила город Камакура и много рыбацких поселков. Было уничтожено и повреждено около миллиона зданий. За несколько секунд землетрясения Япония понесла убытки, в пять раз превышающие все ее расходы за девятнадцать месяцев русско-японской войны. О человеческих жертвах даже говорить не приходится — их было очень много.

— А у нас море тряслось... в прошлом году, — сказал Виктор, подвигаясь ближе, и боясь, что его перебьют, стал торопливо рассказывать: — Погода хорошая была. Тихо-тихо, даже волн совсем незаметно было... Вдруг прибежала откуда-то волна, как в шторм, ударилась о берег — и снова стало тихо. Вот Саня тоже видел.

— Моретрясения обычны в морях Дальнего Востока. Они неоднократно отмечались на берегах Тихого океана, Японского и Охотского морей, — подтвердил Воробьев. — Моретрясения вызываются теми же причинами, что и землетрясения. Бывают они не реже, но в большинстве случаев проходят незамеченными, особенно слабые. Ведь моря почти постоянно волнуются от ветров, приливов и отливов. Только при сильных подводных землетрясениях, во время которых меняется рельеф дна, к берегам добегают огромные волны. На Дальнем Востоке их зовут цунами. От таких цун нередко страдают берега Японии.

Николай Владимирович поднялся, легко вскинул на плечи рюкзак, взял с земли ружье и, подождав, когда остальные разберут свои вещи, стал спускаться с утеса к каменной гряде, соединяющей его с сопкой-вулканом. На краю скалы он остановился как вкопанный. Перед ним была пропасть шириною не меньше десяти шагов. Геолог понял, что часть гряды обвалилась в результате подземных толчков. Между утесом и сопкой возникла непреодолимая преграда в виде этой глубокой щели.