Сердце для киборга - Мари Са
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Тебе тоже нужно показаться врачу, — замечает он, и руки не убирает.
Девушка ерзает на попе, пытается отодвинуться, но мужские пальцы лишь сильнее впиваются в грубую ткань джинсов. Очень не вовремя тело вспоминает прикосновения этих самых ладоней к ее обнаженной плоти, и внутри все закипает. Она заводится буквально с пол-оборота. Это что вообще такое?
— У меня все в порядке!
Бросает громко и пытается отодрать от бедра буквально приклеившуюся туда ладонь.
— Да отпусти, ты!
— Если не обратишься к врачу. То, когда доберемся домой, я посмотрю сам, — его лицо начинает неожиданно и странно угрожающе приближаться. — Сорву с тебя джинсы и не обещаю, что все закончится только обработкой раны. Ты меня поняла?!
Голос грубый и злой. Чего он так взбеленился? Далась ему эта рана? Зачем вообще переживает?
Бросает неблагодарное занятие по освобождению собственной ноги и упирает маленькие кулачки в широкую непробиваемую грудь. Задумывается, носит ли он под футболкой бронежилет. Если раньше не использовал, возможно после недавних событий принял дополнительные меры защиты. Начинает непроизвольно ощупывать твердую грудь. Замечает, как ускоряется его дыхание, и сама сбивается с нормального ритма.
— Что ты делаешь?
В голосе еще гремят грозные нотки, но глаза, в которые она смотрит не отрываясь, уже заволакиваются знакомым туманом. Пробиться сквозь который здравому смыслу, ох, как не просто. Интересно, ее взгляд сейчас такой же?
— Ничего, — совершенно глупо отвечает она.
Внезапно одна из рук ложится на ее футболку. Буквально на самую выдающуюся ее часть. Слегка сжимает мягкую округлость. А вторая тем временем продолжает впиваться в бедро, мешая сдвинуться хоть на миллиметр.
С внимательностью охотника, засевшего в засаде, он наблюдает за меняющимся выражением ее лица, вспыхивающими щеками, округлившимися пухлыми после поцелуев губами и огнем, загорающимся внутри темных как южная ночь глаз.
— Ты что делаешь? — возмущенно сопит она, дергается, но в ответ получает лишь более жесткую ласку.
— Ни-че-го, — ухмыляется он.
Девушка забавно морщит носик. Она явно рассержена и негодует. Но как бы ни старалась понимает, что вырваться точно не получится. Его сила против ее. Это как противостояние маленькой мышки и огромного медведя.
Дан добирается до соска, сжимает его и с невероятным доселе удовлетворением отмечает закушенные в быстром порыве губы и прикрывшиеся от желания глаза. Руки так и тянутся снова залезть в мягкие, кружевные трусики и повторить все то, что они делали утром. Возбуждение накрывает с головой.
— Ты совсем страх потерял, — шипит она, в порыве не замечая, что приближается непозволительно близко. — Здесь же водитель! Если он заметит? Что тогда будет?
Вопреки всем очень логичным заявлениям взгляд его прикован к маленькому ротику. Такому сладкому и влажному изнутри. Он сегодня это проверил. Ощущения получились просто улетные. Никогда раньше он не думал, что обычный минет может так на раз сносить крышу.
В штанах уже снова все колом стоит и как вот тут быть? Как вообще можно работать в таких условиях? Уволиться на хер! Увезти ее в безопасное место. Изловить всех крыс. А потом… А что потом? Дан пока не знает. Так далеко он не заглядывал. Он привык жить настоящим. А не переживать из-за будущего. Жизнь слишком коротка. Особенно у таких как он.
Девушка в его руках уже откровенно закатывает глаза, выгибается и чуть ли не стонет. Видно, что сдерживается из последних сил. И подобное безумно льстит его мужскому самолюбию. Все-таки быть похотливым тираном, причиняющим лишь боль и не дарящим ни грамма удовольствия, он не планирует. А вот сегодня утром показалось именно так. Он перегнул палку. Слишком разошелся. И до сих пор корит себя за это.
К тому же как дальше быть с их отношениями, он еще не решил. Нет, он, конечно, заберет эту маленькую птичку себе. Здесь без всяких сомнений. Но как сделать это правильно? Над подобным стоит хорошенько подумать. Ведь кто такой Дан — обычный наемник хоть и с хорошим заработкам. И каким образом он сможет приручить к себе капризную, изнеженную богачку — настоящая головоломка. Не одной же постелью к себе привязать. Хотя вариант кажется невероятно заманчивым.
— Хорошо. Хорошо. Я согласна, — наконец сдается она. — Я схожу к врачу. Отпусти только. Псих ненормальный.
Дан кивает. Не без сожаления выпускает из своей ладони податливую мягкую плоть. Несколько раз проходится ладонью по узкому изящному бедру и наконец окончательно отодвигается.
Девушка красная как рак продолжает пыхтеть. Оправляет на груди одежду, чем вновь привлекает его и без того возбужденное внимание. Вот зачем она так? Ведь тоже не каменный? Хотя до их встречи именно так и считал. А вот теперь вдруг размяк.
Ни к чему хорошему подобная мягкость не приведет. Дан это чувствует. Крепче сжимает кулаки и стискивает зубы. Свою жизнь он всегда привык вырывать зубами у смерти. Даже когда в ней не было совершенно никакого смысла. А сейчас, когда он появился, Дан чувствует, что будет сражаться еще более ожесточенно. И не позволит даже волоску упасть с этой маленькой, светлой головки.
Она только его.
Ее он будет защищать до последнего вздоха.
Ее он никогда не сможет оставить.
Теперь она — его жизнь.
Глава 22
В палате пахнет лекарствами и все такое светло, что просто режет глаза. Лейле страшно. Страшно увидеть отца. Сама того не понимая, она цепляется за руку охранника, грозясь спалить их обоих. Но сейчас думать еще и об этом не получается.
— Папа… — шепчет слабо и подлетает к кровати.
— Привет, котенок.
Сегодня отец выглядит лучше, чем вчера. И бледности, той, мертвенной уже нет. Ему разрешили покинуть реанимацию и сейчас он находится в обычной платной палате. Снаружи стоит охрана. А врач близкий друг их семьи проверяет пациента несколько раз в день.
Личная медсестра, также приставленная к нему, спешно покидает палату, давая время для общения. Говорит несколько коротких указаний. Но девушка и сама все знает. Конечно, она не будет беспокоить отца. Она просто посидит тихонько рядом и подержит его за руку. Самое главное не расплакаться. Сегодня у нее с самого утра глаза на мокром месте. Последний раз она была такой плаксой в далеком детстве. Когда еще не понимала простую истину — слезами горю не поможешь.
— Пап! Ты как?
— Данила, оставь нас, —