Навеки твой. Бастион. Неизвестный партнер - Гюннар Столесен

Я смахнул пот, текший в глаза, и не ответил.

– Ты разговаривал с Венке после того, как… – спросил он.

– В общем, да, – кивнул я.

– Она что–нибудь говорила обо мне?

– Нет, ничего особенного, – осмотрительно ответил я.

– Конечно. Она ведь сама осторожность. Мне это сразу в ней понравилось. Она не– из тех, кто не закрывает рта за кофе. Такие, знаешь, сидят в кафе–кондитерских и без конца тары–бары–растабары. Можно только гадать, пьют они свой вечный кофе или чашечка просто часть их наряда. Рот закрывают, только когда впитывают информацию, тогда уши и глаза на макушке. Ты подобных тоже встречал. Но Венке не из таких.

Он облокотился о колени, и я заметил, что на спине у него тоже растут серо–черные с металлическим отливом волосы. Его наверняка называли Волк. Где–нибудь, когда–нибудь в жизни Рикарда Люсне должны были быть люди, которые так его называли.

– Все время, что она работала здесь, – года два–три – я охотился за ней, Веум. Не так, как охотятся за другими женщинами, – с ней этот номер не прошел бы. Она всегда была ровна и казалась застенчивой, но ее не легко охмурить, она не из тех, которым достаточно полбутылки вина и забавной истории, и они уже у тебя в постели. Нет, Венке другая.

Пот катил градом по лицу и щипал глаза. Тело стало горячим и тяжелым. Казалось, что у меня поднялась температура, но это был какой–то благостный, целительный жар.

– Так, значит, ты действительно за ней приударял? – спросил я.

– Боже правый, да я просто не мог с собой справиться. Она моментально подчиняет тебя, очаровывает, разве ты сам этого не почувствовал?

– Нет, – твердо сказал я, – нет.

– Я инстинктивно понимал – а у меня было много Женщин, Веум, – я знал, что это растение нужно лелеять и холить и нужно выжидать. А когда время настанет, оно зацветет, распустятся чудесные бутоны, раскинутся ветви, и оно будет цвести, как ничто другое никогда не цвело и цвести не будет… И я оказался прав.

Я почувствовал укол в сердце, будто кто–то внутри меня открыл кран с ледяной водой.

– Неужели?

– Да, это произошло как раз во вторник на этой неделе.

Голова его свесилась ниже колен, шея покраснела, и бремя лет сразу стало заметным. В его серых волосах стояли капельки пота, а сами волосы казались тусклыми и тонкими. На макушке проглядывала намечающаяся лысина, на лбу вздулись вены.

– В прошлый вторник? – спросил я.

Он повернул голову и посмотрел на меня, как раненый бык. Глаза его покраснели.

– В течение двух–трех лет, Веум, я ходил за ней как собака. Час за часом я разговаривал с ней, мы вместе пили кофе. Я оказывал ей кое–какие услуги. То, что мог. Доставал вещи. Если нужно было побыть с сыном, я иногда разрешал ей не приходить на работу. А потом… потом они разошлись, и я подумал – вот теперь! Но она была по–прежнему неприступной, твердой и несгибаемой. И тогда я подумал: какого черта ты водишь меня за нос, Венке? Если кто–то влечет меня, так только ты, и нечего играть со мной. Когда я бывал в плавании, мы говорили в кают–компании, что нет такой женщины, с которой невозможно переспать, если ты ведешь правильную игру. К каждой женщине должен быть свой особый подход, но он существует. Всегда есть входная дверь – иногда ее трудно найти. Но вот во вторник…

– Что же произошло во вторник?

– Я уже давно приглашал ее поужинать со мной. А поскольку я женат, нужно было выбрать удобный момент, когда жена уедет из города или что–нибудь в этом роде. Во вторник моя жена по семейным делам должна была уехать в Тронхейм. Я напомнил Венке об обещанном ужине, и она вдруг согласилась.

– А раньше вы ходили куда–нибудь вдвоем?

– Нет. Никогда. Так что ты можешь себе представить, как я себя чувствовал. Что же случилось с Венке? – думал я. Неужели она наконец покончила с прошлым? И вот… Короче, – он передернул плечами, – мы пошли в ресторан, поужинали, и я проводил ее домой, проводил до квартиры. Вернее, я ждал у лестницы, пока она отошлет женщину, которая оставалась с Роаром. А потом я остался у нее. Это было непередаваемо. У меня так никогда ни с кем раньше не было, Веум!

Он сильно ударил кулаком о ладонь.

– Дьявол! – произнес он. – И вот теперь… всего через три дня…

Вторник… Это когда я сидел и разговаривал с Юнасом Андресеном. Но ведь она сказала…

– Это было неповторимо, Веум! Это было великолепно. Я, старый разбойник, я не мог на это и рассчитывать. Ведь что я хочу сказать: если ты знал одну женщину, считай, что ты знаешь их всех. Ничего нового! Но вдруг… вдруг ты встречаешь женщину на двадцать лет моложе тебя, и она учит тебя чему–то, и тебе хочется плакать, понимаешь, Веум!

Я хмыкнул.

– Она сказала тебе, почему сдалась? – осипшим голосом спросил я.

Он посмотрел на меня. Усмешка искривила его губы.

– Сдалась? Ты выражаешься как старая дева, Веум. – Он наклонился ко мне. – Она не сдалась, и только потом она сказала, что ей никогда не было так хорошо. Значит, и я смог кое–что ей дать.

– Ты что, хотел натянуть мне нос?

Он слегка отодвинулся.

– Не будь таким обидчивым, Веум. Ты ревнуешь? Может, у тебя были на этот счет свои планы?

– Мои отношения с фру Андресен были чисто официальными, – сказал я.

– Ну да, не смеши меня! Невозможно быть в чисто официальных, как ты выражаешься, отношениях с такой женщиной, как Венке. Поверь, если бы нашлась в мире женщина, которая смогла бы заставить меня развестись, так только она.

– Но она не сторонница разводов, – сухо заметил я.

– Нет?

– Нет.

– А может, ей захотелось бы начать жизнь сначала. Отомстить. Знаешь, Веум, у меня были сотни женщин, но только одна из них стала моей женой. Ты меня понимаешь? Множество раз я мог развестись и жениться вновь. Но какой смысл? Под одеялом все одинаковы. А когда появляются дети, появляются и соответствующие обязательства. О детях надо заботиться. Когда мы умрем, они останутся жить после нас как живое доказательство того, что мы существовали и чего достигли в жизни.

Он слегка приподнялся и снова тяжело сел.

– Дети – вот о ком я беспокоюсь, о ком мои заботы – мои дети. У меня есть внебрачный сын. Я был уже женат и не мог…, Но я всегда интересовался и следил, как он рос. Я дал ему то, что мог дать, то есть то, что его мать позволила ему дать. Я считаю его своим ребенком, он мой сын, как и те дети, которые родились в браке. Хотя он и не носит моего имени. Так вот, ради детей я никогда не разводился. Нет никакого смысла. Я получил столько же, будучи женатым, сколько я мог бы получить, оставаясь холостяком, – и даже немного больше. И для женщины меньше обязательств, если ее любовник женат, – нет нужды размышлять, выходить за него замуж или нет.

Двое молодых парней вошли в парилку. Они украдкой взглянули на Люсне и расположились на нижней полке в дальнем углу. Люсне проводил их тяжелым взглядом. Но взгляд этот явно предназначался не им: что–то из далекого–далекого прошлого стояло в этот миг перед его глазами.

– А твоя жена? Какое место она занимает в твоей жизни?

Он поглядел на меня непонимающе.

– Моя жена? Она обязана принимать меня таким, какой я есть. Я обеспечиваю ее и, когда ей хочется, сплю с ней – бог свидетель, это бывает нечасто. Я полагаю, что есть определенные причины, объясняющие, почему такие мужчины, как я, ходят по бабам. Как ты думаешь?

Я кивнул.

– Наверное, так.

– Но Венке… она была изумительна. – Он заговорил тише. – Если она когда–нибудь вернется… Я тебе признаюсь… – Он вдруг глянул мне прямо в глаза. – Помоги ей выйти оттуда, Веум. Сделай это для меня.

– Мы собирались поплавать, – поднялся я.

– Да? – Он тоже встал. – Пошли. Мы уже хорошо попотели.

Переодевшись в плавки, мы вышли из парилки.

– Ты когда–нибудь встречался с Юнасом Андресеном? – спросил я.

– Да, пару раз. Он заезжал как–то за Венке на работу; поскольку у нас была договоренность, я достал для них несколько бутылок, – Люсне подмигнул мне, – но все было по–деловому, Веум, без всяких там… Мне он вообще–то понравился. Но он был слабак. Думаю, что он не мог бы пробежать и двадцати метров, он бы умер.

– Он и так умер, – сказал я.

– Да. Но не оттого, что бегал.

Мы плавали по краю бассейна вперед и назад. Сначала в полном молчании. После парилки первый прыжок в воду показался прыжком в нагретый воздух. Ощущения, что ты находишься в воде, не было. Но уже после нескольких заплывов начало покалывать под кожей, осязание возвращалось и появилась бодрость.

Вода была зеленоватой, а воздух тяжелым от хлорки:

Люсне плыл рядом со мной, иногда он обгонял меня и потом ждал, когда я доплыву.

– Вот мы говорили с тобой, разводиться или нет, – начал он. – У меня есть приятельница, очень хорошая моя приятельница вот уже шесть лет. Шесть добрых, долгих лет. Она сама была замужем, и я женат, и никогда ни один из нас не заговаривал о том, что нам обоим надо развестись и жить как муж и жена. Я опять повторяю: какой в этом смысл, если нам и так хорошо. Когда ты женишься, тебе приходится говорить с женой о повседневных заботах, будничных делах и проблемах, ты каждый день видишь перед собой уставшую морду – и утром, и днем, и вечером. А мы с ней… Мы встречались раз в две недели, иногда чаще, иногда реже, но нам всегда было хорошо. Так вот и продолжалось до тех пор, пока она не развелась; она вышла за другого, и они уехали в другой город.