Навеки твой. Бастион. Неизвестный партнер - Гюннар Столесен

– Успокойся, Юхан. Я ничего плохого не сделаю.

– Я не Юхан, – грубо перебил он. – Во всяком случае, не для тебя, Гарри. Ты из… других.

– Ты уверен? – спросил я, но он не ответил. – А Гюннар Воге, он из тех, он на правильной стороне, да?

– По крайней мере он нормальный.

– Хорошо. Но кто на правильной стороне, а кто на неправильной?

– Есть те, кто с нами, и вы – те, кто против нас.

– Ты мне кого–то напоминаешь, – сказал я. – В какой–то книжке я уже читал про это.

Он жестом показал, что хочет пройти.

– Минуточку, – задержал я его. – У нас с Гюннаром Воге очень похожее прошлое. Я думаю, что смог бы понять тебя. Я вижу, как ты ищешь, на что можно опереться, но нож – не опора, и может случиться, что ты сам себя поранишь. А держать в страхе детей – не велика заслуга и не лучший фундамент для будущего, Юхан.

– Я сказал, чтобы ты не смел так меня называть.

– Хорошо. Как ты хочешь, чтобы я тебя называл? Крошка Билли?

– Я тебе говорю… Я предупреждаю тебя: не ходи к моей матери. Это плохо кончится.

Из квартиры донесся низкий голос Хильдур Педерсен.

– Кто это? С кем ты разговариваешь, Юхан?

Он зло посмотрел на меня и крикнул:

– Никто.

– Что ж, если ты зовешь меня «никто», я буду звать тебя «нигде», и мы можем выступать дуэтом под названием «Никто–нигде». Правда, смешно?

Нет. Джокеру не было смешно.

– Убирайся отсюда, Веум, – проговорил он.

– Успокойся, Юхан. Я хочу задать твоей матери только один вопрос. Ни больше ни меньше. И я это сделаю.

Он ткнул в меня указательный палец и больше, чем когда–либо, стал похож на священника.

– Последнее предупреждение, Веум.

Я отодвинул палец и его владельца в сторону и, войдя в квартиру, захлопнул за собой дверь. Юхан снаружи дал по ней пинка, и я услышал его быстрые удаляющиеся шаги.

– Юхан? – послышался из комнаты хриплый голос его матери.

– Веум, – сказал я твердо и вошел в комнату.

Всеми килограммами своего тела Хильдур придавила тахту, на которой лежала. Крашеные волосы ее торчали во все стороны, а глаза с трудом отыскали меня в сумраке. Ламп в комнате не было, зато было множество бутылок, из которых, если умеешь, легко можно сделать настольную лампу. К тому же все бутылки были пустыми – так что только принимайся за работу.

Хильдур лежала на боку, подложив под голову вместо подушки свою пухлую белую руку. Когда я вошел, она попыталась приподняться, но ей не удалось скоординировать движения, и она, как бы извиняясь, улыбнулась мне.

– Привет, Веум, – сказала она. – Спасибо за прошлый визит.

У нее слегка заплетался язык, и она шепелявила.

– Решила поплавать? – спросил я.

Она уставилась на лес пустых бутылок.

– Поплавать? – повторила она.

Я сел на стул за противоположный край стола. Она хлопнула рукой по столу и проговорила:

– Угощайся, Веум, или help yourself, как говорят англичане. – И Хильдур громко засмеялась.

– Они пустые, – заметил я.

– Все? – меланхолично поинтересовалась она.

– Все.

Хильдур улыбнулась обезоруживающей улыбкой и, просунув свободную руку под спину, стала рыться в диванных подушках. Она что–то там ухватила и вытащила нераспечатанную бутылку водки такой же марки, как и остальные.

– Кто ищет, тот найдет, – произнесла она.

Натренированными пальцами она в один миг лишила

бутылку девственности и, чтобы проверить на вкус, тут же сделала несколько глотков прямо из горлышка, а потом протянула бутылку мне. Я поставил ее рядом с собой. Она может мне пригодиться, если Хильдур закапризничает и не станет говорить со мной.

– Тебе не хочется выпить? – Она с сомнением смотрела на меня. Ей трудно было представить, что человек может не испытывать жажду постоянно.

– Нет, не хочется, и потом, я за рулем.

– Чего же ты хочешь? – спросила Хильдур и улыбнулась во весь рот. – Не пришел же ты, чтобы заняться со мной любовью?

С грацией ожиревшего тюленя она распахнула руки для объятий и подержала их, как бы приглашая.

– Мне надо кое–что уточнить.

– Неужели?

– Когда ты в прошлый раз рассказывала мне об отце Юхана – я не очень–то тебе поверил.

Она скосила глаза к носу.

– Почему? – Она говорила таким тоном, будто вовсе не помнила нашего разговора.

– Вот не поверил. Ты говорила, что он ежемесячно присылает деньги. Это, наверное, правда, но ты не сказала, что он сам регулярно приходит сюда.

Лежа на диване с желудком, наполненным водкой, врать не легко.

– Да… я думала, что тебя это не касается.

– Верно, не касается. Но, может быть, все–таки касается. Значит, он приходит сюда. Как часто? Раз в месяц?

Она пожала плечами и кивнула.

– Раз в два месяца? – спросил я снова.

Она кивнула и наклонила голову.

– И, наверное, когда он приходит, он встречается и с Юханом? Ведь из–за него он приходит, да? Чтобы быть в курсе, чтобы знать, как идут его дела?

Она снова кивнула.

– А Юхан считает, что это один из твоих обычных кавалеров? Ты давала ему возможность регулярно встречаться со своим отцом в течение всех этих лет, но у тебя не хватало мужества сказать, что это его отец?

– Да, – шепотом произнесла она. – Я не могла.

– Ты считаешь, что его это тоже не касается? Что ему нет дела до его собственного отца?

– Это не его отец – раз он бросил нас, Веум. Он мог развестись с женой, не оставлять меня с моим позором. Все было не так, как я говорила тебе в прошлый раз. Все было не так, как я об этом рассказывала тем, кто меня спрашивал.

Одним движением, похожим на сложное гимнастическое упражнение, она выпрямилась и села на диване. Она сидела ровно, положив руки на колени. Ее голова болталась как игрушечная.

– Я расскажу тебе, – продолжала она. – Ты хороший парень, и я расскажу тебе правду. Ведь это было не случайным приключением. Это была моя единственная настоящая любовь, единственная, которую я помню до сих пор, которая живет во мне, потрясает меня и заставляет просыпаться ночью, когда я вижу его во сне. Но я любила его, Веум, а он, он не сказал мне, что женат. Когда мы встречались, он снимал обручальное кольцо, и мы… я верила всему, что он говорил, верила до тех пор, пока не забеременела… И тогда он мне сказал, что женат и что его жена тоже ждет ребенка. И что мы не можем… Он обещал помогать, но жениться на мне не хотел. А я любила его. Я так его любила, что ни в чем не могла ему противоречить. Я позволила ему откупиться, выкупить свою свободу – если это можно назвать свободой. Я позволила ему купить для нас с сыном эту квартиру и ту, где жила раньше. Я позволила ему платить алименты и за обучение Юхана и приходить сюда, чтобы повидать сына. И он приходил с того времени, как Юхану исполнилось полгода, и до сегодняшнего дня.

– Значит, Юхан вырос, так и не получив ответа на самый важный вопрос, не имея в жизни опоры, которой бывает или по крайней мере может быть отец.

– Да, так и было. Это он хотел, чтобы было так. Он боялся рисковать, боялся, что, когда Юхан вырастет, он может вдруг появиться в его доме и создать проблемы.

– И ты со всем этим соглашалась?

– Я же сказала: я любила его. – В ее голосе прозвучала безутешность, и она всхлипнула. – Я любила его и люблю до сих пор.

Я промолчал. Было неясно, зачем я сижу здесь в этой большой, пустой комнате. Сумерки за окном сгущались, пустые бутылки поблескивали, и напротив меня сидела женщина весом в 120 килограммов и поверяла мне самую большую тайну своей жизни.

– А для него, – продолжала она тихо, – для него это было одно из обычных похождений. В первые встречи, в первые годы, когда он приходил ко мне, тогда у него еще было желание… Я была молода и привлекательна и не такая толстая, как сейчас. А теперь, после стольких лет, он меня даже не целует. Все как в нормальном браке. Для него, если что–то и было – давно прошло. Для меня – это навсегда, до самой смерти. – Она глазами в темноте поискала меня. – Любовь – странная вещь. Ты согласен, Веум? Она редко приходит к двоим одновременно.

Я кивнул. Она была права. Если я в чем–то убедился за последние дни, так именно в этом. Любовь – плохой стрелок: она редко поражает две цели одновременно.

– Большинство браков – дерьмо. И я даже рада, что не замужем. Мне по крайней мере не надо жить в полулюбви, в полулжи – во всем наполовину.

В последние дни я усвоил еще одну истину: тот, кто живет один, всегда находит этому достойное объяснение и утешение. Это помогает выжить.

– А то, что он моряк, это правда? – Я снова попробовал вернуться к теме. – Или полуправда?

– Пожалуй.

– Он был морской офицер?

Она кивнула.

– И зовут его Рикард Люсне, – продолжал я.

Она мрачно посмотрела на меня.

– Откуда ты знаешь, Веум?

– Он сам рассказал мне, хотя и косвенно, – ответил я. – А может быть, я сделал поспешные выводы, но они оказались верными.