Жизнь замечательных детей - Люся Лютикова

— Излечиться? — встрепенулась Нина Платоновна. — Значит, ты болен?

— Можно сказать и так, — грустно отозвался Малахов. — Ведь душа тоже может болеть…

Тут мне на ум пришло слово «душевнобольной», и оно мне совсем не понравилось.

— Расскажи, что это за комплекс, — потребовала я.

Максим смущенно поерзал на диване, вздохнул и, поняв, что отвертеться не удастся, начал рассказ:

— Все наши проблемы родом из детства…

Глава 30

Трагедия неразделенной любви взрослого человека — ничто по сравнению с трагедией ребенка, которого не любит родная мать.

Маленького Максимку мать ненавидела. Самое яркое воспоминание его детства: ее холодный взгляд и недовольное «Отстань от меня, мне некогда». А ему так хотелось изо всех сил прижаться к ней и сказать, что она — самая молодая, самая красивая, самая лучшая…

Олеся Малахова действительно была очень молода. Она родила рано — в 16 лет. Ее одноклассники писали экзаменационную контрольную по алгебре за девятый класс, а у нее в это время начались схватки в роддоме № 2 подмосковного Серпухова.

При социализме сериалов по телевизору не показывали, заняться дворовым кумушкам было нечем. Вот и мололи они языками, обсуждая истории многолетней давности. При виде пятилетнего Максимки соседки всегда принимались шушукаться:

— Мать его в подоле принесла. Выблядок…

Ребенок запомнил незнакомые слова, но не решился спросить у мамы, что они означают. Подошел к бабушке.

— Баба, а что такое «в подоле принесла»?

— Не слушай никого, деточка, это плохое выражение, — зашептала бабушка.

— А «выблядок» — тоже?

Вместо ответа бабуля широкой рукой вытерла набежавшие слезы.

Родители Олеси приехали в Подмосковье из уральской деревни. Работали на силикатном производстве, мыкались с ребенком по общежитиям, через десять лет получили-таки квартиру. Все надежды на будущее они связывали со своей единственной дочерью. Вот вырастет, выучится на врача, выйдет замуж за хорошего человека и родит им внуков. Олесенька, отличница и скромница, из всего этого списка только и сделала, что родила. Несовершеннолетняя и вне брака. Позор на их седые головы.

Максим узнал, как было дело, только когда сам закончил школу.

Олеся пошла на день рождения к подруге, там оказался ее старший брат, только что вернувшийся из армии. За столом брат ухаживал за девушкой, и Олесе льстило внимание такого взрослого парня. Они потанцевали, потом пошли в другую комнату и стали целоваться. Когда молодой человек полез ей под юбку, Олеся засопротивлялась. Внезапно его галантность улетучилась без следа. Рядом с девушкой стояло агрессивное животное.

— Ты что, сука, продинамить меня решила? — угрожающе зашептал брат подруги. — Возбудила, а теперь в кусты? Раздевайся сама, а то убью!

В его руке блеснуло лезвие ножа. От ужаса Олеся не смела пискнуть. Она послушно сняла трусы.

Девушка никому ничего не сказала. Она тут же ушла с праздника, сославшись на головную боль. Дома она подмылась и легла спать. И всю ночь тихонько, чтобы не разбудить родителей, проплакала в подушку.

Через месяц «красные дни» не пришли. Олеся заволновалась. По прошествии еще одного месяца она заподозрила неладное. Но девушка боялась признаться кому бы то ни было, и в первую очередь — строгим родителям. Это сегодня во многих городах есть службы психологической помощи, в том числе и для женщин, переживших насилие, а тогда в Советском Союзе таких учреждений не было. Впрочем, согласно официальной версии, секса в стране тоже не существовало. Тем более для 15-летних школьниц.

Сначала Олеся скрывала от матери тошноту по утрам, потом научилась втягивать живот. Как ни странно, ей удалось сохранить свою тайну в течение семи месяцев. А потом девушке стало дурно на уроке химии, ее отвели к школьному врачу, которая и обнаружила правду.

Разразился жуткий скандал. Завуч по воспитательной работе, прошляпившая такое ЧП, получила выговор от заведующего гороно, с классной руководительницы сняли премию.

Родители Олеси, узнав о случившемся, допросили дочь с пристрастием и выяснили все обстоятельства дела. Но об изнасиловании они заявлять не стали, потому что это был верный способ опозорить девушку на весь город. Олесю в спешном порядке перевели в вечернюю школу. Там учителя и ученики к жизни поближе, всякого навидались и не задают глупых вопросов.

Через год молодая мать получила аттестат зрелости. Но дорога в институт ей была заказана: надо поднимать ребенка. Днем Олеся училась в медучилище, а по вечерам работала в больнице уборщицей. А поскольку дома оставить Максимку было не с кем, его на всю неделю сдавали в ясли.

Любой психолог скажет вам, что для маленького ребенка нет ничего страшнее, чем разлука с матерью. Травмируется не только психика младенца, также замедляется его физиологическое развитие. Ребенок может даже умереть — просто потому, что ему не для кого жить. Отсутствие материнской любви невозможно компенсировать в более поздние годы, маленький человечек никогда не простит этого предательства.

Когда Максим чуть-чуть подрос, мать по-прежнему не спешила окружить его любовью. Он был ей неприятен — досадное напоминание о былой боли и унижении, о сломанной жизни и разрушенных мечтах. Ситуацию осложняло то обстоятельство, что сын, как назло, внешне совсем на нее не походил, а уродился весь в отца-насильника.

Про бабушку с дедушкой тоже нельзя было сказать, что они обожают внука. И если бабуля по-своему привязалась к Максиму, то дед так и не смог смириться с рождением «приблудыша». Конечно, ребенка не били, не держали впроголодь и не укоряли в глаза за сам факт его существования. Все ограничивалось недовольным бурчанием, косыми взглядами и холодной строгостью. Но ведь детей не обманешь, они очень остро чувствуют, как к ним относятся.

И Максим вырос с четким убеждением: он никому не нужен. И вообще дети — это очень плохо. Отпрыски ломают родителям жизнь, мешают сделать карьеру и вечно мельтешат под ногами. И у него самого никогда не будет детей. Ни за что и никогда.

Мне было безумно жалко Максима. Я старательно прятала от него глаза. Мне казалось, что если я встречусь с Малаховым взглядом, то помимо собственной воли кинусь гладить его по голове и успокаивать, словно маленького мальчика, у которого умерла мама. Хотя, конечно, Макс уже взрослый мужчина и в утешении не нуждается. По крайней мере в моем.

Зато теперь понятно, почему Малахов, не будучи ни уродом, ни умалишенным, умудрился дожить до своих лет и не обзавестись потомством. Представляю, сколько женщин пытались забеременеть от него в надежде на замужество с миллионером (а кем же еще может быть сотовый король?). Наверное, нелегкое это дело — следить за каждой каплей своей спермы…

Неловкое молчание нарушила Нина Платоновна. Она схватила со стола какую-то газету и преувеличенно радостно принялась читать:

— Вот послушайте, занимательные факты. Знаете ли вы, что слон — это единственное животное, не умеющее подпрыгивать?

— Не хватало еще, чтобы он подпрыгивал, — засмеялась Оля. — Это из разряда того, как если бы коровы летали.

— Кстати, насчет коров, — продолжила тетя Нина. — Знаете ли вы, что корову можно заставить подняться по лестнице, но невозможно заставить спуститься?

— Забавно, — прокомментировал Максим.

— В среднем сто человек ежегодно гибнут, подавившись шариковой ручкой. Уолт Дисней, создатель Микки Мауса, боялся мышей. Первый владелец компании Marlboro умер от рака легких.

— Потому что курение — это смерть, — ввернула я, делая страшные глаза детям.

— Стоматологи рекомендуют держать зубную щетку на расстоянии не меньше двух метров от унитаза, — прочитала Нина Платоновна.

— Это еще зачем? — удивилась Оля.

— Ты что, рекламу не смотришь? — закричал Игорек. — Чтобы бактерии из унитаза не перепрыгнули на щетку!

— А разве они умеют прыгать? — поразилась я.

— Лучше бы слон умел прыгать, — вздохнул Макс. — Ну а еще что интересного там написано?

— Ни один лист бумаги невозможно сложить пополам больше семи раз, — торжественно сказала Нина Платоновна.

— А вот это уже ерунда! — возмутилась я. — Все зависит от размера листа. Если он маленький, то невозможно, ну а если большой, то почему бы не сложить хоть десять раз? Вот смотрите.

Я схватила школьную тетрадь, выдрала из нее листок и принялась его складывать. Игорек громко считал:

— Один, два, три, четыре, пять, шесть… Только шесть раз!

Но ему не удалось сбить меня с толку.

— Это потому, что лист маленький, — упрямо сказала я. — А если взять газету…

Я оторвала газетную страницу и стала складывать ее:

— Один, два, три, четыре, пять, шесть… Черт, больше не получается. Не сгибается!