Возвращение - Пол Кемп

Все души, как одна, плыли к скалистому горному хребту, чьи вершины парили в такой вышине, что казались стеной между мирами. Халисстра заметила, что хотя водовороты силы еще кружили в воздухе, их стало меньше, чем прежде.

У нее было ощущение, что все как-то успокаивается, собирается с силами перед каким-то последним событием. К сожалению, она не знала, что это за событие. Она сжала рукой ножны Лунного Клинка и попыталась взять себя в руки.

Чувствуя себя маленькой, но все же исполненная решимости, она подошла к краю скалы и сверху оглядела Дно Дьявольской Паутины.

Увиденное ею было отвратительно.

Свидетельства сокрушительной жестокости уцелели в бурю. Повсюду, сколько хватало глаз, на неровной земле валялись лапы, растерзанные туши и жвала. Камни были в пятнах ихора, даже после дождя. Поверхность испещряли трещины, норы и ямы; всякое отверстие было затянуто паутиной; озера с кислотой испускали ядовитый пар.

Скоро, знала она, вернется ветер, а с ним — плач сетей поющих пауков и призывы к Йор'таэ.

Зачем Ллос нужна эта Йор'таэ, гадала Халисстра. Что должна будет сделать Избранная?

С трудом она выбросила эти вопросы из головы. Планы Ллос больше не касаются Халисстры.

Она дотронулась до символа Темной Девы, вытисненного на нагруднике ее доспеха, и улыбнулась. Она свободна от Паучьей Королевы.

«На данный момент», — сказал упрямый голос где-то в глубине ее разума, но она заставила его умолкнуть.

Солнце скрылось за горами, и его свет совсем угас Халисстра ощутила болезненное пощипывание между лопаток, словно ее кололи иглами. Она обернулась и сквозь ближний просвет в тучах увидела восемь красных глаз, встающих в небе. Семь были яркими, один — тусклым. Собранные в созвездие на манер паучьих глаз, звезды смотрели на Халисстру с осязаемой враждебностью.

В ответ она с вызовом взглянула на них и подняла меч.

Громф сидел за огромным полированным столом из драконьей кости в своем кабинете в Магике. Тускло-зеленый светящийся шар окрашивал комнату в изумрудные тона и отбрасывал на стены длинные тени. Кабинет украшали всяческие безделушки, оружие, скульптуры и картины, магическая ерунда, которую Громф собирал на протяжении всей своей долгой жизни.

Магическое кольцо почти полностью восстановило его тело. Ожоги зажили бесследно, волдыри исчезли. Он постукивал пальцами по столу — кожа сохраняла еще излишнюю чувствительность — и обдумывал свои последующие шаги. Хотя времени у него было мало, он сумел наскоро перекусить пряными грибами и консервированным рофьим мясом, пока они с Нозрором ожидали появления Прата. Громф не стал терять времени на то, чтобы вымыться или сменить одежду, и от него все еще исходил запах грязи и дыма. Чувствуя его острее в тесном замкнутом пространстве кабинета, Громф наморщил нос, произнес заклинание и с помощью малой магии привел в порядок одежду и себя, по крайней мере отчасти.

В дверь постучали, и она приоткрылась в коридор.

— Это Прат, Архимаг, — подал голос ученик.

Движением пальцев Громф на время снял с двери защиту.

— Входи, — велел он, и Прат повиновался.

Защитные чары восстановились, едва дверь закрылась.

Прат кивнул Нозрору, сидящему на одном из двух мягких стульев по другую сторону стола от Громфа, и пересек комнату.

— Садись, ученик, — пригласил Громф и указал на второй стул.

Прат молча уселся.

Громф рассматривал двух магов, думая о том, что ученик слишком мускулист и неугомонен, а Мастер Магика слишком толст и честолюбив. Ни один из них пока как следует не понимал, что Громф собирается сделать.

Личный кабинет Громфа был, наверное, самым безопасным местом во всем городе, тем укрытием, из которого он мог тайно начать атаку на Дом Аграч-Дирр. Множество охранительных заклятий — намного более сильных, чем просто не позволяющие войти в дверь, — защищали кабинет не только от физического проникновения, но также и от прорицания и от иных видов магической слежки. Громф ощущал эту защиту, как щекотку от заново отрастающих волосков на своих руках, как легкую энергетическую дымку, пронизывающую воздух.

Из всех магов Мензоберранзана лишь личдроу, возможно, имел бы шанс прорваться через преграды Громфа, и то — лишь возможно.

Конечно, в данный момент личдроу был не более чем прахом. Громф намеревался позаботиться, чтобы им он и остался.

На гладкой белой поверхности стола рядом с остатками трапезы Громфа стояла недопитая чаша с крепким грибным вином. Неподалеку от чаши и серебряной тарелки пристроился один из двух личных магических кристаллов Громфа. В отличие от хрустального шара или громадных линз в зале прорицаний Магика, поверхность кристалла на столе не была гладкой, это был кусок хризоберилла размером с голову неправильной формы, с коричневыми, черными и красными прожилками. В Верхнем Мире такие называли «кошачий глаз» и высоко ценили в качестве камней для ясновидения.

К сожалению, прорицающие кристаллы из хризоберилла обычно обладали меньшим радиусом действия, чем большинство других камней. И все же для работы на близком расстоянии не было ничего лучше. А у кристалла Громфа имелось еще дополнительное преимущество: через него он мог передавать некоторые виды заклинаний.

Кристалл покоился на треугольной подставке из необычного серого камня. Подставку украшало изображение глаза. Громф сделал ее из сферического тела глаза тирана, которого он обратил в камень в давнем сражении.

— Необычный кристалл, — заметил Нозрор. — Никогда не видел ничего подобного.

— Я сам его сделал, — ответил Громф. — И не вел при этом никаких записей.

Нозрор лишь кивнул, разглядывая кристалл.

Громф отхлебнул глоток грибного вина. Горьковатый вкус приятно обжег язык. Вино укрепило его волю. Он коснулся кончиками пальцев ограненной поверхности кристалла. Она была холодной на ощупь, хотя от заключенной внутри камня магии по его ладоням пробежал разряд. Он провел пальцами по его поверхности, по граням, настраивая кристалл на свою волю.

Нозрор и Прат наблюдали, сохраняя почтительное молчание.

Громф закрыл глаза и мысленным зрением увидел линии силы, струящиеся внутри хризоберилла. Он ждал, когда связь между его мозгом и камнем превратит их в единое целое.

Вот оно.

Он улыбнулся, ощутив кристалл как продолжение собственного разума, собственных чувств. Он открыл глаза, уже соединенный с камнем, и удовлетворенно кивнул. Цветные прожилки в кристалле сплелись воедино, и он почернел. На глазах Громфа черный цвет сменился дымчато-серым.

— Готово, — сказал он скорее себе, чем Нозрору и Прату.