Мутанты - Сергей Алексеев

Пена на губах, и все три глаза закатились…

- Ты чего это, дедушка? - ногой попихала, потрясла за плечи. - Кто же будет злых духов гонять?

Шаман уже, как кисель, жидкий стал и растекся по соломе.

Сова вскочила и в хату. Телефон ей, как ветерану партизанского движения, давно поставили, но вечно что-то в нем замыкало - куда ни звонишь, все на свинарник попадаешь. Раза с десятого угадать-то было можно и в «скорую» попасть, да ведь кому попало не скажешь, что у тебя в козлятнике мутант или шаман помер, надо Оксане сообщать. И только Елизавета Трофимовна через дедову половину вышла на Украину, глядь, - а она уже к хате бежит, с баульчиком, и халатик на ветру развевается.

- Что у вас случилось, бабушка? - Запыхалась, глаза тревожно бегают. - У тату опять припадок?!

Сова вдруг смутилась: как сказать-то, что у них в козлятнике не просто человек - шаман якутский, которого все за мутанта принимают, и еще ко всему теперь покойный. Испугается, чего доброго…

- Мы-то все живы, слава богу…

- Я же чувствую! - выпалила Оксана. - С кем-то беда! Прямо сердце пронзило! Вы что-то скрываете, бабушка!

- Ты только ничего не бойся… - Бабка повлекла ее за собой. - Пойдем, сама глянешь. Долго рассказывать! Ему реанимация нужна.

- Кому?

- Человек он, человек, я рассмотрела. - Сквозь хату провела и к сараю. - Только в шкуры одетый и нечесаный, небритый. Шаман, я их в Якутии видала.

- Шаман?

- Старенький, может, чуть помоложе Степана Макары-ча. И не страшный, если приглядеться. В бубен бил-бил, кричал-кричал, а потом ногами подрыгал и помер. Может, мухоморов переел? Пена пошла…

И дверь козлятника перед нею распахнула. Думала, хоть вздрогнет от неожиданности - ничуть! Сразу же к шаману склонилась и смело так рукой горло щупать - должно быть, пульс. Потом вгляделась и отпрянула:

- Юрко?!

Шаман как услышал ее голос, так сразу дернулся и сел…

Глава 7

Куров вернулся со второй заставы уже под вечер в настроении веселом и бравурном, несмотря на вечный недосып. И застал в хате непривычный, вроде как предпраздничный, переполох: старуха с Оксаной суетились на кухне, варили, жарили и парили. Однако словно не к торжеству готовились, а к поминкам: все делали молча, глаза у обеих были красные, зареванные, носы вспухшие. Сова молча проводила взглядом своего крестника, шедшего в компании батьки Гуменника, и когда те скрылись за дверью на украинской территории, так деда стриганула глазами, что явственно послышался ему щелчок ножниц. Однако даже словом не обмолвилась, а Оксана просто глазки потупила и чаще заработала ножом на разделочной доске.

В былые годы, когда Куров заставал старуху в таком неприветливом состоянии, то уже знал, что у нее переизбыток претензий к нему, причем чаще необоснованных, потому не старался оправдаться или как-то ублажить. Напротив, независимо от настроения, напускал на себя сердитый вид и им, словно клин клином, вышибал ее неудовольствие.

И сейчас подумал, что годы разлуки вряд ли изменили характер их отношений, поэтому не стал спрашивать, в честь чего это столь скорбные приготовления, а окинув взором женщин, хмуро спросил с порога:

- Баня готова - нет?

Несколько лет назад Сова как ветеран заполучила себе вставные челюсти. Надо сказать, весьма умные, ибо когда она злилась, то ровные, сияющие зубы все время норовили выпасть изо рта. А чтобы не случилось конфуза, бабка начинала их подсасывать, и этот звук сейчас показался зловещим шипением змеи.

- Явился! Баню ему! Может, еще твоих пристебаев из

НАТЫ попарить?

И с ненавистью глянула на дверь, за которой скрылись Волков с батькой Гуменником. Дед мысленно засуетился, но внешне себе не изменил.

- Не шали, Елизавета, - сказал, будто ледяной водой окатил.

- Ты сгубил Юрко! Ирод треклятый… Чтоб тебе в гробу кувыркаться, когда помрешь!

- Покувыркаться я и в гробу не против, - осторожно съязвил Куров, стараясь угадать, что же произошло. - Если только с тобой. Да думаю, в одной скважине нам тесно будет.

- Не ругайтесь, бабушка, - неожиданно вступилась Оксана. - Только вроде бы помирились… Что теперь? Видно, судьба такая…

Сова всхлипнула, и слезы, павшие на раскаленную сковороду, зашипели.

- В этих самых… в сириалах кажут… То сынок потерялся, то еще какой ребенок сховался. Или похитили… Когда находятся, то красивые, здоровые… А наш каков?…

- Это только в сериалах, - вздохнула Оксана. - В жизни вон как оборачивается…

- Может, обозналась? - безнадежно спросила бабка. - Может, затмение у тебя?

- Уж лучше бы затмение. - Оксана развалила луковицу ножом и принялась шинковать. - Глазам не верю, а сердце не обманешь…

От их недоговорок у деда вдруг левую руку зажгло, словно красный уголь схватил: неужто Юрко объявился?!

- Вы что как на похоронах?! - прорычал он. - А ну, замолкли обе! Оплакивают!

Они и впрямь на минуту присмирели, и Куров успел разглядеть, что уже готовые блюда никак не похожи на поминальные, по крайней мере рису с изюмом нет и вместе с ложками вилки разложены, которые по обычаю не дают - чтоб покойного не кололи. А вот салатов всяких уже довольно нарезано, и еще строгают, и главное, уже выставлена на стол откопанная бабкой и тщательно отмытая четверть с горилкой и подарочные за ударный труд в деле кастрации и осеменения хрустальные рюмки.

Значит, Юрко приехал!

По любому другому поводу Сова ни за что не выставила бы. Сдерживая внутренний клекот, дед лениво сунулся в бабкину горницу, потом не спеша сходил и заглянул в свою конуру за печкой - внука нигде не было. Оксана заметила его поиски и проговорила не глядя:

- В козлятнике он. Не идет в хату…

- Плохо звала!

- На коленях умоляла! А он бормочет, ничего не пойму. - Оксана подняла голову - в глазах стояли слезы, нос красный.

- А что ревешь-то? Радоваться надо!

- Это я от лука…

А бабка уже не знала, чем уесть Курова, и привела довод, совсем уж неразумный с ее стороны:

- Эх ты, еще дедом называешься. - Она жарила любимые Юрком яичные оладьи. - Родного внука не признал… «Шаман, шаман!» Сердца у тебя нет! И нюх потерял!

- А ты-то признала? - не сдержался от внутренней радости Куров. - Кто давеча прибежал - «муданта спойма-ла!»? А кто лукошком по морде ему? Молчала бы уж лучше.

- Хоть бы ойкнул! Обрадовался!

- Что мне ойкать? - ухмыльнулся дед и соврал на ходу: - Я как Юрко встретил на второй заставе, так сразу и узнал!

- Узнал?! И не сказал?!

- Нарочно не сказал… У самой, что ли, глаз нету? Вот и проверил твое женское чутье…

А сам в тот миг с ужасом подумал: что же это сотворилось с внуком, коли из здорового, румяного хлопца превратился тот в горбатого старика?