Частная коллекция ошибок - Светлана Гончаренко

– Ну и что? – поторопил ее Стас.

– Одно из объявлений отчеркнуто фломастером. Там говорится о почасовой сдаче квартир.

– Может, это вовсе не Фомина квартирами интересовалась?

– Девушки говорят, газетка принадлежит именно Фоминой. Она не ладила с родителями, ушла от них. Жила сначала с саксофонистом Селяниным, потом с Немешаевым. До них случались у нее мимолетные романы – с шофером какого-то клиента, с массажистом-внештатником. Это только то, что известно девушкам из фирмы. Массажист потом хвастался, что переспал с Фоминой на съемной квартире. Адрес она нашла в газете. Не исключено, что и с другими любовниками Фомина встречалась подобным образом.

– Вы считаете, Фомина с Немешаевым сейчас на такой квартире?

– Если она жива, то да. Я надеюсь, – скромно сказала Вероника. – Конечно, адрес из газеты проверили – наша парочка там не появлялась. Но ведь подобных пристанищ море, и объявления дают не все. Вполне возможно, что Фомина скрывается давно знакомым ей способом. Если Немешаев с ней, то картины Коровина и Каменева до сих пор в Нетске.

– В этом что-то есть, – согласился Стас. – В аэропорт они с Немешаевым не явились, не уехали ни поездом, ни автобусом. Машина Немешаева на стоянке. Родни и близких знакомых у него здесь нет. У Фоминой тоже. Где их искать? На съемной квартире? Какая-нибудь старушка, сдающая угол… Очень даже может быть.

Стас с Вероникой уже добрались до гастронома и стояли под бетонным козырьком, рядом с банкоматами.

– Понимаете, Станислав Иванович, – сказала Вероника, – медлить нельзя. Версия с квартирами дает надежду обнаружить Немешаева.

– Каким образом? Обойти всех ловких старушек? Это немыслимо. Кое-что предпринять можно, но время!

– Есть еще одна идея.

Почти смерклось. В полумраке, подсвеченное с одной щеки рекламным малиновым огнем, лицо Вероники казалось незнакомым, глаза блестели, как бусины.

– Я тут попробовала составить психологический портрет преступника… – начала она.

Стас скептически фыркнул – он не слишком доверял психологии и считал ее лженаукой. Вероника все-таки продолжила:

– Конечно, Немешаев человек закрытый, даже его приятели-альпинисты мало что могут о нем рассказать. Что нам известно точно? Он спортсмен-скалолаз, кандидат в мастера спорта, человек физически крепкий, умелый. Такой просто обязан быть честолюбивым и способным на риск. Вы со мной согласны?

Стас поспешно кивнул – он хотел, чтобы Вероника поскорее выложила все, что собиралась. Образ голодного Рыжего (свою квартиру подполковник не навещал уже два дня) мучил и тревожил его совесть.

Даже волнуясь, Вероника умела говорить голосом ровным, протокольным:

– По всем отзывам, Немешаев не отличался богатой внутренней жизнью. Но и рубахой-парнем он тоже не был. Его скрытность я объясняю унизительным положением альфонса при властной Зинчук. Если это она толкнула его на преступление…

– Мы ничего не знаем о преступных делах Зинчук, – перебил ее Стас. – Можно такого нагородить на пустом месте! Как с Самоваровым. Если на этом факты у вас кончились…

– О нет! – так громко вскрикнула Вероника, что какой-то небритый дядя, который вышел из магазина с фигурной двухлитровой бутылью пива, подошел ближе. Он с интересом стал вслушиваться.

Вероника волком посмотрела на дядю и бутыль. Она перешла на шепот:

– У Немешаева имелась еще одна индивидуальная особенность. Я бы даже назвала это страстью: он любил хорошие машины. Был опытным и лихим водителем, замечен в неоднократном превышении скорости. Зинчук его отмазывала, так как жертв и аварий не было. Сам Немешаев числился владельцем «лексуса», имел доверенность на вождение «мерседеса» Зинчук. Обе машины на месте, последние дни Немешаев на них не ездил. Но когда я думаю, какой способ бежать из города он бы выбрал…

– Угон?

– Вот именно! Я решила проверить все случаи угона, которые зарегистрированы после гибели Зинчук. Важны любые подробности – откуда машины угнаны, каким способом, найдены или нет, в каком были состоянии.

– Разумно.

– Но мне обещали эти материалы только завтра! Это ужасно долго! К тому времени Немешаев на край света может укатить, если уже не укатил…

Стас испугался, что она сейчас заплачет – он терпеть не мог женских слез. Они делали его черствым и равнодушным. Вероника такого отношения не заслуживала, потому что говорила дело.

Стас сказал серьезно:

– Хорошая мысль, но все-таки паниковать не стоит. Вот завтра прямо с утреца…

– Станислав Иванович! – взмолилась Вероника.

Она хотела сказать: «Вы лучший на свете!», но получилось то, что должно:

– У вас такие связи! Вас послушают! Сделайте прямо сейчас какой-нибудь звоночек, чтобы мне уже сегодня предоставили материалы по угонам.

– Вы что, всю ночь собрались над ними сидеть?

– Я все равно не усну, а так будет польза. Вдруг?.. Вы понимаете?

Стас нахмурился: похоже, эта девица от него не отстанет. Между тем стемнело дочерна, дядя с пивом давно побрел своей дорогой. Стас представил, что в эту минуту несчастный Рыжий мается голодом в пустой квартире.

– Мы сделаем вот что, – сказал Стас. – Я таки зайду в магазин, возьму рыбы и покормлю кота – я тут рядом живу. Потом, так и быть, позвоню насчет угонов: мне самому интересно. Вы можете подождать меня здесь или в кафетерии.

– Я тоже зайду в рыбный.

– Зачем?

– Мама любит бычки в томате.

«Девушка из хорошей семьи», – усмехнулся про себя Стас.

Так Вероника увязалась за подполковником в гастроном. В рыбном отделе она со знанием дела заглядывала в витрины.

– Возьмите лучше путассу, – советовала она Стасу. – Выйдет чуть дороже, зато рыба свежая. А посмотрите на этого минтая! Явно он уже был разморожен, и не раз. Глаза мутные, жабры серые, кожа тусклая, с прожелтью.

«На себя посмотри!» – подумал Стас, а вслух сказал:

– Вы, похоже, знаток рыбы?

– Полгода назад я вела дело по злоупотреблениям в супермаркете. Там торговали тухлой рыбой и прочей гадостью. Потом я долго есть не могла, только через силу: в молоке мне чудились сальмонеллы, в хлебе мышиный помет, про сосиски я уж молчу.

– Отлично! Сейчас я возьму батон, а вы посмотрите опытным глазом, нет ли там помета.

Еще Стас купил кусок венгерского шпика и две упаковки лапши, которую разводят кипятком.

– Вы собираетесь давать коту эту отраву? – ужаснулась Вероника.

Стас не стал признаваться, что на лапшу он хочет налечь сам.

– Я отоварился, пойдемте, – сказал он. – Бычки не забыли?

– Здесь их нет.

– Как? А это что? – кивнул Стас на пирамиду пестрых банок.

– Они сделаны в Воронеже. Там нет ни моря, ни тем более бычков. Бычки надо брать только одесские или керченские.

– Это вас мама научила?

Они вышли на проспект. Теперь он сиял. Тополя, которым повезло вырасти рядом с фонарями, стали неузнаваемо прекрасными, золотыми. В витринах перемигивались цветные лампочки. Мимо сплошным потоком огней шли машины. Обычная городская мишура, но Веронике сразу сделалось весело.

А вот Стас Новиков был угрюм. Он очень не хотел приглашать барышню к себе домой. Может, оставить ее во дворе на лавочке – пусть наблюдает звезды? Покормить Рыжего и вернуться на работу. Это вариант!

Однако Вероника на лавочку даже не посмотрела. Вместе со Стасом она подошла к двери подъезда и спросила, разглядывая кнопки домофона:

– Вы на каком этаже живете?

– На втором.

Это ее устроило. Она бодро вошла в подъезд и первой стала подниматься по лестнице. «Ну и черт с тобой», – решил Стас.

В прихожей его ждал верный Рыжий. Это был большой, длинноголовый, поджарый кот странной масти телесного цвета, очень некрасивый. Как и его хозяин, Рыжий отличался суровым спартанским нравом, был неприхотлив и своенравен. Питался он исключительно мороженой рыбой, мог не есть неделю кряду и не выносил чужих. Худ он был настолько, что Стас всегда говорил: «У Рыжего, как у англичанина, практически нет фаса, зато два профиля».

Едва Вероника вошла в прихожую, как на нее уставились бледные глаза Рыжего. Мало кто мог вынести этот бесконечный, ничего не выражающий взгляд, но Вероника воскликнула:

– Какой котик милый! Можно я его поглажу?

Котик изменил угол разлета своих огромных ушей (таких тонких, что они казались сделанными из оберточной бумаги) и продолжил рассматривать Веронику. У Стаса окончательно испортилось настроение. Он знал: если женщина горит желанием погладить Рыжего, значит, она имеет виды на него, Стаса. В противном случае всякая женщина говорит: «До чего жуткий кот! Я-то думала, нет ничего противнее голых крыс, которых вывели для аллергиков. А тут такое…»

Не дождавшись разрешения, Вероника присела на корточки и протянула к Рыжему тонкую костлявую руку. Стас сделал вид, что спешит на кухню. Именно там он решил дождаться воплей расцарапанного следователя.

Кот некоторое время продолжал глядеть Веронике прямо в глаза. Потом он сделал несколько шагов на своих длинных английских ногах и вдруг потерся суровой щекой о ее пальцы. Глаза он при этом зажмурил. Он даже издал грудью скрежет, означавший мурлыканье.