Поломанные Константы - Ирина Крыховецкая

Вошла высокая, худая девушка с белыми волосами, она пробежала взглядом по присутствующим и восхищенно замерла, увидев Агея.

– Рината, – представил Алекс, – новый психолог, красивая девушка. Ринате двадцать шесть лет…

Алекс сделал паузу, его взгляд немигающим пламенем остановился на глазах Агея, Алекс внушал…

– Агей, ты полюбишь Ринату, – с расстановкой, монотонным голосом говорил Алекс, – ты любишь Ринату. Агей, ты любишь Ринату…

Байкалов-старший побледнел. Воцарилось молчание, Алекс работал и ждал реакции Агея.

– Не колдуй, Алекс, – неожиданно усмехнулся Агей. – Ты гениальный шаман, но неужели ты считаешь меня настолько плохим психоневрологом? Я знаю противоядие. Как бы тебе объяснить. У меня своеобразный иммунитет выработался против подобной нейрофизики. Ты в жизни не уговоришь меня: Рината не красива, вероятно, не умна, и я ее не полюблю. Колдун не может приказать сердцу, оно только мое. Даже я сам ему не приказываю.

– Как тебе это удалось? – обалдел Алекс.

– Профессиональный секрет, – ответил Агей.

– Я могу провести сканирование, – сообщил Алекс.

– А я кое о чем подумаю, и нейрофизическая вибрация этой мысли произведет ядерный взрыв в твоей голове. И вместо умницы Алекса получится мутант после чистки, полезший в мои мысли своими инструментами и нечаянно сам себе выжегший мозг.

Алекс встал.

– А на Шовинской ты экспериментировал?

– На Даше? – спросил Агей. – Она исключение, мой же эмоциональный фон уничтожит эту вибрацию.

– Почему? – допытывался Алекс.

– Я ее люблю. Любовь – это иммунитет, Алекс. Должен же ты знать, что такое любовь?! – почти выкрикнул Агей.

Алекс нахмурился, по его лицу видно было, что он огорчился из-за чего-то, потемнел и шумно втянул в себя воздух.

– Так-так, – забормотал Алекс. – Ни разу не солгал. Ты не любишь мутантов?

– Мне не нравится их колдовство.

– Шовинская опять исключение?

– Я ее люблю…

Алекс отвернулся к окну, всматриваясь в синие небеса. Возникла неестественная пауза, мысли Алекса были то ли далеко, то ли он сам был не здесь, но вместе с ним замерли все присутствующие.

Любовь, друг мой, как Лимонадный Джо. Все его знают, но никто его не видел, – раздалось в голове Байкалова-младшего.

Ты видел, – мысли Агея были полны убежденности.

Я монстр! – резко заявил Алекс своему визави. – Я видел такое, о чем ты не смеешь и подумать в худших темных кошмарах, – не то что любовь!

– Ну, если любовь – это кошмар, который видел даже монстр, – согласился Агей вслух, – то методом от противного – она же лучшее, самое светлое, что может быть у человека!

В семь вечера Дарью разбудил отец Георгий. Даша выпила чай, взяла Сашку за руку, и началось колдовство.

Демид находился в предобморочном состоянии, наблюдая за Еленой Байкаловой. Отец Георгий читал молитвы. Через час Елена Сергеевна из изнуренной старушки превратилась в молодую, красивую женщину тридцати пяти лет, выглядевшую даже младше своего возраста.

– Все… – Дарья опять поникла. – Сашка, иди спать. Разбудите нас в воскресенье вечером. Демид, скоро тебе предстоит начать самый главный Путь в твоей жизни, – и Даша пошла спать.

– Возрадуйся, дочь моя, – отец Георгий протянул Байкаловой крест, – ибо чудо свершилось с тобой! Демид! Это не простые слова, это Откровение! Иди, молись, сын мой, молись и благодари!

Елена Байкалова посмотрела на себя в зеркально натертый крест и заплакала.

– Пусть выспятся как хотят, не будем будить завтра, – сказала она.

Алекс, замучившийся спорить вторые сутки со слишком умным и опасным противником, каким оказался Агей, ждал понедельника и никого не трогал. Агей, Ян и профессор волновались. Все прекрасно понимали, что над Дашей нависла страшная угроза, но выйти из Центра было невозможно: эсэсовцы оцепили всю территорию, и даже главный корпус кишел солдатами.

– Не волнуйся, – сказал Алекс Агею, случайно встретив его в коридоре, – твоей Дарье не будет больно: я думаю, ей даруют бессмертие и сразу отправят в ад.

– Подонок!

Агей опять сильно ударил Алекса, Ганарник отлетел в противоположную сторону. Но Алекс больше не благородничал, он швырял молодого врача по больничному коридору как куклу, пока не успокоился, и все же измученный Агей вновь бросился на него. Их разняли солдаты, но не посмели трогать Агея. Мутант разбил ему губу, и из нее сочилась кровь.

– Какой ты резвый! – зло выпалил Алекс, внимательно наблюдая, как держат вырывающегося Агея. – Скажи спасибо, что ты влюблен и потому плохо уязвим. Ничего, я думаю, твоя нейрофизика со временем тебя излечит и от любви. Но я покажу тебе небольшую часть ужаса – вероятно, лишь малую толику того, что ждет твою возлюбленную.

Алекс ушел. Солдаты, подождав, пока он удалится, отпустили Агея – в Центре он имел статус неприкасаемого. Подбежал Ян. Агей невидящим взглядом смотрел, как разлетается халат Литке, пробирающегося ему на помощь сквозь черный частокол эсэсовцев. Ян оглядел разбитую губу Агея, его глаза говорили за него.

– Он собирается убить Дарью, а я даже не могу выйти за пределы Центра!!! – отчаянно крикнул Агей.

Ян опустил глаза.

Агей ночевал в кабинете отца, так было проще Ганарнику. И в эту ночь с воскресенья на понедельник Алекс отправил домой профессора и старший персонал.

Агей долго не мог заснуть, но наконец просто провалился в сон без сновидений. Очнулся он от резкой боли, настолько сильной, что хотелось исчезнуть в небытие. Но этого не произошло. Ночное поле, деревянные брусья под головой и оголенным торсом, от которых саднило кожу… Агей не мог кричать, он онемел, а его руки и ноги приколачивали к кресту.

– Какой бред! Ты старый маразматик! – Агей чувствовал, что Алекс где-то рядом.

– Ну, вроде все старо, как мир, но больно и страшно, правда? – отозвался Ганарник.

Агей думал, что вот-вот потеряет сознание от боли, но этого не происходило, – то, что могло и должно было стать спасительным человеческим убежищем, сейчас было недостижимо. – Алекс! Прекрати!

– Я только начал, – ответил голос в его голове.

Крест стали поднимать. Руки Агея, пробитые гвоздями, начали рваться под тяжестью провисающего тела, боль была бесконечной, мучительной, и хотелось умереть.

– Где твой иммунитет? – снова голос.

– Пошел ты!

– Невероятно упрямый, – заключил голос, – Рината?

Перед искаженным от боли лицом Агея возникло лицо Ринаты. Ее голова на шее длинной, как белый змей, качалась на уровне высокого креста, давая понять, что Рината тоже чудовище. Она оскалилась в широкой бескровной улыбке, и Агей разглядел острые, длинные зубы. Миг – и Рината с шипением вцепилась ему в шею, высасывая кровь и терзая новой болью. И тогда Агей поднял в небо глаза и стал молиться. Неумело, неправильно, но точно сознавая, что если есть столь дикий ужас, то где-то должно быть и спасение.