Беспечные ездоки, бешеные быки - Питер Бискинд

«Полли здорово помогала Питеру, направляла его, — вспоминает менеджер съёмочной группы Пол Льюис. — Она держала в узде его непомерное «я», что позже, к сожалению, в его поведении стало нормой. Она, например, могла сказать ему по какому-нибудь поводу: «Не будь дураком», и он прислушивался. Хотя, с другой стороны, в тот период жизни он слушал любого».

Питер и Полли продолжали активно вращаться среди уважаемых людей. Они приглашали к себе Хоукса, Форда, Ренуара, Уэллса, Кэри Гранта, Дона Сигела, Айрин Селзник и многих других. Стол обычно накрывали в маленьком садике под деревом грецкого ореха. Конечно, много говорили, спорили. Хоукс, например, не принимал антивоенные акции и избиения демонстрантами полиции в Чикаго:

— Моя бы воля, арестовал всех, сбрил им патлы и расстрелял!

— Но, Говард, их можно понять, нам нечего делать во Вьетнаме, — говорила Полли, приходя от подобных речей в ужас, потому что была ярой противницей войны. Полли вопросительно смотрела на Питера, но муж сидел не реагируя, прикрыв лицо руками. У него не было политических убеждений, он всегда говорил: «Нас это не касается. Мы — художники». Полли думала про себя: «Ну, хорошо, меня ты не поддерживаешь, но пора становиться самим собой, нельзя всё время копировать Говарда. Если бы ты возразил ему, он бы это оценил. Но ты не станешь, ты — трус». Позже Полли скажет: «Думаю, именно в тот день я и разлюбила Питера».

Первого ребёнка, дочку Антонию, назвали в память умершего брата Питера. «Мишени» вышли в прокат летом 1968 года. Фильм провалился. Богданович считал, что причиной тому убийство Мартина Лютера Кинга, после которого люди с предубеждением стали относиться к фильмам о стрелках. Тем временем, Питер стал отмечать, как обходят его сверстники. «Коппола был впереди нас, — вспоминает Полли Платт. — Питер его тогда ещё не знал, но дух соперничества в нём был потрясающий. Мы завидовали, что ему удалось опередить нас, поставив «Радугу Файниана» и «Людей дождя», пока мы барахтались, как котята, чтобы встать на ноги».

Компания «Би-Би-Эс» все средства, поступавшие от проката картины «Беспечный ездок», незамедлительно направляла на новый проект — «Пять лёгких пьес» в постановке Боба Рэфелсона с Николсоном в главной роли. Актёр становился настоящим достоянием компании. «Я был счастлив, что столкнулся с парнем, который и знать не знал, какой он, сукин сын, хороший актёр», — замечает Рэфелсон. Берт носился с ним, как со звездой и даже ссудил 80 тысяч на покупку дома в верхней части Малхолланд-Драйв [69]. По крайней мере, два раза в неделю они вместе обедали, а главное — именно Берт устроил так, что Джек стал получать в компании проценты. «Они были как братья, — вспоминает Джеймс Нельсон, специалист по доводке всех картин «Би-Би-Эс». — Даже на выездные матчи «Лейкерс» вместе летали».

Джек захотел поставить что-нибудь сам, и Берт выполнил его желание, приобретя права на сценарий «Он сказал, поехали» об университетских баскетбольных командах 60-х по мотивам романа Джереми Ларнера. Джек был парень общительный, везде, что называется, свой, и тянул за собой в огромных количествах старых друзей — с прежних проектов, из студии актёрского мастерства, даже из средней школы. Однако Берту не хотелось, чтобы кто-то, кроме него, имел доступ к уху опекаемой звезды. Обычно он говорил: «Джек тебя перерос, так что катись отсюда». В таких людях, как Фред Рус и Гарри Гиттес, он не нуждался, считая их неудачниками. А Рус, между прочим, был прирождённым специалистом по актёрам, своего рода Мэрион Догерти, только на Западном побережье. Ещё в середине 60-х он устроил Николсону несколько ролей в фильмах категории «Б», да и в создание картины «Он сказал, поехали» внёс немалый вклад, что Берт так и не признал. Гиттес же заслужил титул «лучшего из лучших» друзей Джека — так много было у актёра «просто лучших» друзей. Когда Николсон достиг высот кинозвезды, Гиттес стал для него лакмусовой бумажкой — только он мог сказать актёру ту правду, о которой все другие предпочитали помалкивать. Позже Николсон воздаст должное другу, взяв его фамилию для своего персонажа в «Китайском квартале» — Джек Гиттес. Они познакомились в самом начале 60-х, когда Гарри был уже довольно успешным продюсером рекламной продукции на Мэдисон-авеню в Нью-Йорке, а Джек только начинал актёрский путь. Оба парня росли без отцов и сразу нашли общее — роднящую их ущербность. «Мучительные терзания пустоты — это всё, что у нас было. У них было всё, у нас — ничего. Джек постоянно бесился из-за этого», — вспоминает Гиттес.

Берт Шнайдер считался в киносообществе переговорщиком-киллером — другая сторона была уверена, что в его жилах течёт не кровь, а ледяная вода. Он обожал читать контракты, скрестив руки на груди и обняв себя за плечи. При этом он сканировал взглядом страницу за страницей так, словно читал скабрёзный роман. Время от времени и Гиттес оказывался в подобной, малоприятной ситуации: «Всегда не покидало ощущение, что это игра в «кошки-мышки», причём я, конечно, — мышь. Ребята из «Би-Би-Эс» тебя просто наизнанку выворачивали. Самые отвратительные люди, которых я встречал, жестокие, бесчеловечные, с менталитетом гангстеров. Уважение и преданность — вот основополагающие принципы работы их компании. Никаких еврейских штучек и сантиментов. Да, они тоже евреи, но евреи типа Багси Сигала — то есть никакой еврейской мягкости у них и в помине не было. Самые безжалостные, самые холоднокровные евреи на моём жизненном пути. Так относиться к другому еврею, уму непостижимо! Например, я обращался к нему:

— Земляк!

— Исчезни, — было мне ответом. А уж если он нащупает у тебя слабинку, пиши пропало, прожуёт и выплюнет».

Джек пытался сопротивляться Берту, старался сохранить верность старой дружбе, но лишь до определённой степени. «Мне-то казалось, что Джек заботится обо мне немного больше, но я не в обиде — уж слишком жизнь его потрепала в самом начале. Я не прощу ему другого, того, что он связался с этими ребятами. Ведь «Би-Би-Эс» сыграла с ним злую шутку — отыскала и вывела наружу самые отвратительные качества его души, подлую «крутизну» Джека».

Во время работы над фильмом «Он сказал, поехали» между Ларнером и Николсоном возникало много странного и непонятного. «Все знали, что Берт и Боб потихоньку, а Джек не стесняясь, «знакомились» с достоинствами всех мужчин в городе, — рассказывает Ларнер. Так вот Берт всегда поддерживал Джека. Например, он говорил: «Ты же знаешь, моя работа заключается в том, чтобы Джек был доволен. Джек хочет переписать твой сценарий, что я могу — нужно поддержать», или «Джек хочет тебя уволить, придётся поддержать»». (В действительности, Николсон не увольнял Ларнера.)

Берт был невысокого мнения о сценаристах, да и вообще, многое из старой студийной практики взял от своего отца, хотя и не хотел в этом признаваться. Во время работы над монтажом «Беспечного ездока» у него вошло в привычку, направляясь вместе с Хоппером в отдельную столовую кинокомпании «Коламбия», колотить в двери кабинетов сценаристов и орать: «Вылезай из-под стола, ублюдок, я знаю, что ты там. Лучше изобрази что-нибудь, бездельник!».

В жизни Берт и Джек были, как говорится, два сапога пара. Когда они были вместе, что случалось довольно часто, схема работала просто — Берт давал, Джек — брал. В представлении Джека формула успеха заключалась в том, чтобы за себя не платать. Без особой нужды он никогда не дотрагивался до счёта. Дом его был завален вещами, которые достались ему даром — он их либо выклянчил, либо «замылил». Многое оказалось здесь в качестве манны небесной, причитающейся звёздам кино, например, наборы дорогих клюшек для гольфа или уйма отличной итальянской обуви. Однако Берт, обладая на порядок более развитым чувством власти, чем другие, шёл гораздо дальше — он платил за других, делая всех друзей и знакомых своими должниками. Годы спустя, когда Джек станет суперзвездой, а их весовые категории в плане возможности диктовать условия чуть ли не поменяются местами, Берт даже попробует представить кое-что к оплате. Он попробует что-то взять, да Джек — не даст.

Лента «Пять лёгких пьес» стала небольшой, можно сказать, личной картиной, «европейской» по ощущениям, где главным оказался характер героя, а не сюжет. В центре внимания — опустившийся пианист из благополучной семьи музыкантов, белых протестантов, по имени Буби Дупи (Николсон), которой мотается по стране, как перекати-поле. Впервые зрители видят его работающим на буровой установке. Стенли Шнайдер умолял Берта не отдавать картину Рэфелсону, памятуя о провале «Предводителя». Но Берт считал, что своим решением он только подбросит полено в костёр. И осенью 1969 года Рэфелсон начал готовиться к съёмкам. Драматургом стала Кэрол Истмен.

Николсон гордился, что у него особый глаз на таланты, и Истмен стала таким открытием. Актрисы из неё не получилось и она начала писать, специализируясь на характерах из рабочей среды — она удачно передавала мелодику и юмор диалогов «синих воротничков». Натура с исключительно тонкой душевной организацией, она и внешность имела примечательную — высокая блондинка, худая, как щепка, с очень длинной шеей, точь-в-точь пугливая пташка, готовая улететь прочь при малейшем шорохе. Вот, правда, летать боялась. «Она и под пистолетом не вошла бы в самолёт, — замечает Бак Генри. — Похоже, ей на роду было написано остаться эксцентричной старой девой». Ещё Кэрол чуть-чуть страдала агорафобией, никогда не покидала Лос-Анджелеса, если и садилась в чужую машину, то только за руль. Боялась, когда её фотографировали, была помешана на еде и непрестанно кашляла, потому что не выпускала изо рта сигарету. Даже в Лос-Анджелесе она старалась ходить только в знакомые места. Всех безумно интересовала её сексуальная ориентация: мужчины подкатывали к ней постоянно, но, похоже, любовника, того или иного пола, она так и не завела.