Нерушимый-6 - Денис Ратманов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Второй тайм начался неважно. То есть наши-то выбежали на поле и принялись рвать соперника, но испанская бригада арбитров как будто перестала видеть нарушения на наших игроках. В первом тайме примерно поровну было. А тут свисток за свистком — и все не в нашу пользу. При этом наших вовсю валяли — и уже наши начинали звереть.
А Денисов кидался то к главному арбитру, то к линейному — куда ты флажком машешь?
И тут вдруг отрыв, наши двое убежали…
Свисток. И снова поднят флажок и показывают офсайд, хотя никакого вне игры и близко не было! Это они у нас чистый гол, считай, отобрали. Игорь не стерпел, рванул к арбитру, чуть ли лбом в него не уперся, проорал что-то, пальцем показал, постучал себя по голове, а потом сделал себе «очки» пальцами — мол, судья, надень очки! Арбитр только этого и ждал, поднял красную карточку. Денисов — на выход!
Твою мать! Я провел ладонями по лицу. Начало тайма, а мы — в меньшинстве. Но ничего, мы ведем, забить я не дам. Но, блин, обидно же! Даже болелы видят, что нас топят, а когда такое творится, стыдно. Или только у русских обостренное чувство справедливости, и мы отворачиваемся от своей команды, когда так происходит?
Нет, валлийцы, кельты, блин, — тоже люди. Кто-то возмущенно свистнул, пробежал ропот по рядам. Ну явное же превышение полномочий!
Хрена вам, уроды! Я подбодрил защей:
— Мужики, не ссать! Прорвемся!
Опять у нас остался один опорник, да не Денисов, который просто монстр. Опять команда прижалась к воротам. Удар! Мяч у меня, тело само знало, что делать.
— Вперёд, вперёд! — прокричал я крайкам. — В атаку!
Сделал пас ногой — на фланг. Мяч в секунду перелетел середину пол, а там Кокорин красивым финтом убрал «сторожа», рванул к воротам, но сам бить не стал, а изящно пяткой остановил мяч, катнул набегающему полузащитнику, сам смещаясь вправо. За ним дернулся защитник в синей форме, и открылась дыра в обороне. Полузащитник мощным ударом, чуть не постригая траву, вложил мяч в правый нижний угол.
3:1! Да!!!
Судьи принялись совещаться, но тут ничего не сделать. Гол забил футболист, в атаке до того не участвовавший. В положении вне игры никого не было.
И снова мяч в центре.
Свисток, розыгрыш, заброс вперед и забег их центрального. Наши в меньшинстве, я должен подбодрить их, создать преимущество… Можно ли? Я прислушался к ощущениям: можно — и рванул далеко в поле и успел перехватить мяч.
— Господи, что он делает? — разорялся комментатор.
Я опять пасанул на фланг, только на другой теперь. На правый. Прямо в ногу бегущему крайнему защитнику, и принялся спиной ретироваться. Он добежал почти до линии ворот. Не притормаживая, просто четко поставил ногу перед мячом, и тот отскочил назад, в поле. Наш с сопровождающим на полных парах убежали в рекламу. А Кокоша сделал финт, второй, сместился к углу штрафной площади и внезапно ударил.
Трибуны ахнули.
Мяч красиво поднялся в воздух, сделал дугу над головами защитников, и мимо пальцев вытянувшегося в струнку вратаря ударился о штангу и рикошетом влетел в ворота. Кое-что я видел, кое-что понял из слов комментатора.
Когда осознал, что это гол, запрыгал на месте.
1:4, и наши нападающие жаждут крови. У них пошла игра. Они поняли противника.
Что там судьи, кстати? А ничего. Они свое дело сделали, вывели из себя капитана, уменьшили состав команды… И что? Второго с поля снимете? Сколько еще? Но ничего, гол признан забитым по правилам.
Пошла вязкая игра с нашими регулярными «выстрелами», забегами чуть не всей командой в чужую штрафную, перемежающаяся свистками. А нет, не спят враги народа. По-прежнему в их пользу свистят вдвое чаще — англичанка гадит!
А время шло, и счет не менялся. Вон он, на табло!
Шесть минут до конца игры.
И тут Кокорин принял мяч в центре поля и сам рванул вперед. Перед ним не торопясь отступали защитники. Он не стал их обводить, не стал кидаться на защитную «стенку», резко сместился вправо и ускорился, опережая на полкорпуса защитника, пробежал метров пять и резко прострелил вдоль ворот — на набегающего Антона. Тот уже и головой «клюнул», обозначая удар. И вратарь-то среагировал именно на это движение. А мяч от ноги защитника отлетел в противоход — точно в угол опять. Автогол!
Обиженно взвыли трибуны. 1:5! Не 1:10, как в сорок пятом, но тоже неплохо.
Еще минута, еще две…
Напоследок англичанка не могла не подгадить, и арбитры дали пять минут добавленного времени, но это валлийцев не спасло.
Финальный свисток! Хозяева поля попадали кто где стоял. Вратарь так вовсе сел на четвереньки и, будто совершая намаз, принялся биться головой о траву.
А-а-а! В меньшинстве разгромили «Кардифф». Победа, да какая! Ай да мы! Просто триста спартанцев! Смотри, мир! Ликуй, Советский Союз!
Вся команда выбежала на поле, принялась обниматься, Кокорин встряхнул бутылку минералки и откупорил, разбрызгивая на манер шампанского. Даже мне досталось похлопываний по плечу и радостных улыбок.
Марокко в кои то веки был доволен, улыбался, махал руками. Бегали журналисты, ловили удачные кадры, и теперь объективы были направлены на меня.
В раздевалке атмосфера была, как на Новый год, когда каждый мальчик получил по крутому велосипеду. Круче — по мопеду. Я поймал исторический момент и запечатлел телефоном: Денисов пожимал руку Кокорину. Только один человек не разделял общего ликования: вратарь Полозенков. Он не злился на меня, понимал, что не вытянул бы, и это его угнетало так, что хоть с моста в реку прыгай…
Что? Где-то я такое уже видел. Я прислушался к намерениям Полоза: нет, он просто сокрушается над сломанной карьерой, уверенный, что я останусь в «Динамо». Я сел рядом и сказал:
— Помнишь, я говорил, что проведу в составе «Динамо» четыре игры, а потом вернусь в свою команду?
Полоз вскинулся, глянул злобно, готовый услышать, что ему конец.
— Так вот… Мои слова в силе, не расстраивайся.
Хлопнув его по спине, я отправился в душ. Когда все переоделись, Марокко, как цыплят, погнал нас к автобусу, где ждали волонтеры и Энн, точнее Анечка.
Эх, хорошо было в Кардиффе, но завтра мы уезжаем.
Мой волонтер Ник подбежал вприпрыжку, сияя, как медный пятак, попросил расписаться на футболке, в тетрадке, в книге, на билете и вот на этом листке с каракулями.
— Ты гений! — восторженно сказал он. — Скоро ты станешь суперзнаменитым, и я разбогатею, продав несколько автографов.
Энн проводила его взглядом и улыбнулась.
— Ты красиво сыграл, вдохновил команду.
— Считаешь? — спросил я, глядя, как наши грузятся в автобус.
— Уверена. Это твоя победа.
Она посмотрела пристально, и я отчетливо считал желание остаться со мной наедине.
— Одно непонятно, почему тебя не пускали играть раньше? Тогда вы точно не проиграли бы.
Рьяный боец сказал, что он не против компании Энн, то есть полностью разделяет и поддерживает мое желание побыть с девушкой наедине.
— Ты едешь с нами? — спросил я. — Может, разделишь с нами победу? Тренер разрешил отпраздновать в пабе, но под его присмотром.
— С великим удовольствием! — Ее радость была вполне искренней. — И за паб не волновайся, там мои люди все контролируют — вас не отравят.
Я пропустил Энн вперед и уселся с Антоном, который тоже сегодня отличился и был счастлив. Игроки перешучивались, переговаривались, каждый старался расположить девушку к себе, но я то и дело ловил ее заинтересованный взгляд, адресованный мне.
Меня же больше волновало другое: как «титаны» восприняли нашу победу? Как и во всем Советском Союзе, у них тоже праздник, или они переживают, что я не вернусь? А еще запоздало пришла мысль, что я сегодня заработал сто пятьдесят тысяч рублей, а Марокко лишился двухсот. Но это, похоже, его заботило меньше всего: тренер наконец договорился с собой и был счастлив. Ведь если бы команда показала такой результат, как в игре с «Челси», он получил бы пинок под зад.
Наверняка он сделал выводы, и в следующей игре на воротах буду я.
Вот только как быть с откатом? Если меня накроет, как в прошлый раз, то можно и в больничку загреметь, и тогда следующая игра под вопросом. Ладно, завтра посмотрим — вдруг ничего страшного? А если расплющит, попрошу Денисова меня подстраховать.
После ужина в специально выделенном для нас кафе, где динамовцы и раньше столовались, мы веселой гурьбой
