Под новым небом, или На углях астероида - Александр Кучаев

– Нет.

– Что у тебя на груди?

– Её портрет.

– Можно взглянуть?

– Нет.

– Твои товарищи тоже англичане?

– Нет. Среди них есть один француз… Метис – он француз наполовину, мать у него австрийка. Он не говорит по-французски. А по-английски знает вдвое меньше моего. Остальные…

– Откуда ты знаешь английский?

– Меня учила ему моя мать.

– Ты любил её?

– Да.

– А кто твой отец?

– Его тоже нет в живых. Он погиб в бою. Он летал, как птица. Он летал, находясь внутри очень большой прочной птицы. Она называлась самолёт.

Игорь и Веда понимающе посмотрели друг на друга. Веда смахнула выступившие на лице бисеринки пота.

– Твоего отца звали Ричард Джексон? – спросила она.

Пленный удивлённо вскинул голову, глаза его сверкнули лихорадочным огнём.

– Откуда вы знаете его имя?

– А твою мать звали Элен, – уже утвердительно сказала Веда.

Потрясённый Томас словно окаменел.

– У твоей матери за правым ухом было родимое пятно размером… – Веда хотела сказать «с горошину», но пленный мог не знать, что это такое. Высмотрев среди гальки мелкий тёмный окатыш, она взяла его и протянула пленному. – Родимое пятно размером немного меньше этой гальки.

Пленный ничего не ответил, но по движению его губ они поняли, что это именно так.

– Развяжи ему руки, – сказала Веда тоном, не допускающим возражений. – Пусть Томас сам покажет нам портрет своей матери.

Игорь освободил запястья пленного от кожаного ремня. Тот растёр кисти рук, вынул из ладанки овальный медальон и раскрыл его. Веда несколько секунд, не отрываясь, смотрела на представленный им портрет.

– Элен, милая, я узнаю тебя, – тихо произнесла она сдавленным голосом. – Она была моей лучшей подругой. Увы, в ту ночь, когда наше стойбище разгромили, её схватили одной из первых.

– Томас, дорогой мой, – сказала она, обращаясь к пленному, – сколько раз я держала тебя на руках. Ты был такой забавный малышок.

Веда рассказала Томасу, как она и Элен, его мать, оказались в долине гейзеров, как жили там и что потом произошло. По завершении рассказа она посмотрела на ноги пленного.

– Игорь, что же ты?! – воскликнула она. – Освободи его скорее от этих пут!

Игорь полностью развязал пленного. Тот поднялся и походил по площадке, разминая затёкшие ноги.

– Если хочешь, иди к своим, – сказал Игорь, указывая на равнину. – Мы отпускаем тебя.

– Идти к своим! – Томас с горечью усмехнулся. – А кто для меня «свои» – они или вы? Моя мать говорила мне, что, быть может, мне повезёт и я встречу кого-нибудь из её соплеменников. Она взяла с меня клятву, что я перейду на их сторону при первом же удобном случае. Если вы не прогоните меня, я останусь с вами.

Веда рассказала бристольцам о Томасе. Все, кроме находившихся в охранении, окружили его и с любопытством разглядывали, словно впервые увидели. Женщины, хорошо знавшие Джексонов, рассказывали то, что помнили о его родителях.

Игорь сказал ему, чтобы он отдыхал, но Томас заявил о готовности немедленно вступить в ряды защитников крепости. Игорь отдал ему своё копьё на случай, если неприятель пойдёт на штурм.

Наконец солнце ушло за горизонт. Ближе к полуночи плоты возвратились из-за моря и, проскользнув между скалами, подошли к песчаной отмели.

С собой О’Брайен и Генри привезли несколько бурдюков, наполненных пресной водой.

– Принимайте подарок с того берега, – сказал О’Брайен, передавая воду столпившимся женщинам и детям. Один из бурдюков Веда отнесла защитникам скал, остававшимся в охранении. Всем хватило напиться вволю, и ещё два бурдюка осталось про запас.

Короткий взаимный обмен информацией о событиях на обоих берегах, и сразу же, без какого-либо промедления началась погрузка на плоты. Когда они отошли от берега, среди скал остались девять человек: Игорь, Свенсен, Сергей, Томас, Лу, Стив, Веда, Паола и жена О’Брайена Катрин. Женщины не умели обращаться с оружием, поэтому Игорь поручил им наблюдать за морем на случай, если кто-нибудь из лагеря противника отважится пуститься вплавь, чтобы проникнуть в бухточку и ударить с тыла.

Ночь прошла спокойно. Днём противник тоже не предпринимал никаких активных действий. «Берегут людей, – подумал Игорь, – хотят взять измором. Что ж, тем лучше для нас».

Утром он попотчевал стрелой одного вражеского воина, который пошёл к своим соседям не стороной, огибая скалы, а по прямой, срезая путь, и оказался непозволительно близко от осаждённых. Игорь не стал его добивать, пожалев вторую стрелу. Но теперь внизу держали ухо востро и не рисковали бравировать на виду противной стороны.

Плоты пришли на исходе третьей ночи. Едва катамаран, управляемый Генри, приблизился к отмели, все женщины, а также Лу, Стив и Сергей вошли в воду по пояс и забрались на него. В ту же минуту юноша тронулся в обратный путь.

Плот О’Брайена был ещё в некотором отдалении от скал, но мужчины не стали ждать, когда он подойдёт ближе, и вплавь двинулись ему навстречу. Вместе с ними поплыли и четыре собаки, остававшиеся в лагере.

Новая Европа

Новая земля встретила их гористым берегом, изрезанным длинными извилистыми заливами и заливчиками. На заднем плане возвышались горы, поросшие лесами. Открывшаяся панорама напомнила Игорю берега Севастополя, где ему когда-то, давным-давно, довелось побывать туристом. А Свенсен сказал, что при виде этой земли он вспомнил норвежские фьорды, только скалы здесь не такие высокие и крутые.

– Эти бухты – надёжное пристанище для наших плотов, – говорил О’Брайен, указывая на защитные особенности рельефа местности. Переправа прошла удачно, О’Брайен гордился тем, что идея переселения принадлежала ему, и его распирало от бурлившей в нём радости. – Нам повезло, что мы отыскали их. Когда мы в первый раз оказались в виду этой земли, перед нами были одни только скалы, нечего было и думать подойти к ним. Тогда мы повернули на север и, пройдя миль восемь, добрались до этих укрытий. Особенно удобна бухта, где мы высадились. Мы так её и назвали – бухта Удобная.

Бристольцы, прибывшие первым и вторым рейсами, не сидели, сложа руки. Ступив на новый берег, Марта прежде всего определила место лагеря – ровный луг в сотне метров от спуска к воде. Как только раненые и малыши были размещены, она взяла лук и стрелы и отправилась на охоту. Мэри и жена Уиллиса Анна занялись сбором крабов и птичьих яиц, а также лекарственных трав и разных плодов. Развели огонь. На случай непогоды построили два шалаша. Один, поменьше, для Мэри и раненых мужчин, второй, более вместительный, для малышей, Анны и Марты. Джон Уиллис чувствовал себя уже настолько хорошо, что мог в отсутствие женщин присматривать за детьми.

С прибытием второй партии, в которой были подростки, а также Джоан, жена Свенсена Шелла и взрослые уже дочери О’Брайенов и Свенсенов Хильда и Майя, дело пошло веселее. Построили ещё несколько шалашей, и весьма кстати, потому что дожди здесь шли гораздо чаще, чем у Бристольского залива.

Мальчики десяти-двенадцати лет взяли на себя обязанности по обеспечению дичью и каждый день приносили связки гусей, уток, фазанов и куропаток. Иногда их добычей становились косули, серны и антилопы. Растительность на новом берегу была ещё более буйной, чем у Бристольского залива, и, как следствие, животный мир был богаче и разнообразнее.

Женщинам и девочкам постарше большей частью оставалось лишь обустраивать лагерь, готовить еду и присматривать за маленькими.

Игоря и остальных защитников скал лагерь встретил кострами, запахами варёного и жареного мяса и криками приветствий. Все собрались в круг, и, опираясь на палочку, вперёд вышел Джон Уиллис.

– Ну вот мы и вместе, – сказал он, оглядывая собравшихся. – Главное, мы остались живы. Мы потеряли всё наше имущество: посёлок, стада, посевы. Но мы построим новый посёлок, вновь заведём скот и снова займёмся земледелием. И будем жить не хуже, чем прежде.

Уиллис ещё раз обвёл внимательным взглядом собравшихся вокруг него людей и понял, что его слова находят понимание.

– Нет, мы будем жить ещё лучше, – продолжил он. – Мы станем ещё дружнее. Ведь выпавшие на нашу долю испытания показали, как мы нужны друг другу. Они показали, что на каждого из нас можно положиться и только при взаимной поддержке мы сможем выжить и сделать наше общество, пока ещё небольшое, процветающим.

Закончив речь, Джон Уиллис раскланялся, ему зааплодировали и закричали: «Ура!» Затем все разместились возле костров и принялись за еду. И хотя в этот раз у них не было ни хлеба, ни соли, ни вина, радостное настроение не покидало их до конца трапезы.