Остап Бендер в Крыму - Анатолий Вилинович
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Может быть и так, — побарабанил пальцами по столу Железнов и задумчиво протянул: — Может и так… Ну а эта Клеопатра Модестовна? Кто она, что она? Какое отношение к поручику она имела? Не выясняли?
— Как не выясняли. Многих опросили. Никто не знает и не ведает о ней, как и о ее сожителе Мацкове. Но надо полагать, что Клеопатра Модестовна Дивная, такова ее фамилия, беженка из России или Украины, и была сожительницей не только фотографа Мацкова, но и поручика Загребельного. Собственно, от нее он, наверное, и узнал об этом таинственном фотоальбоме с нужной ему фотографией.
— И эту даму вы тоже не нашли? — смотрел с интересом на Путилова Железное.
— Не нашли, — покачал головой посетитель. — Предполагаем, что она бежала с врангелевцами из Крыма.
Расставаясь с Путиловым, Железнов попросил его подробно описать портрет поручика Загребельного. А когда бывший чекист-мемуарист ушел, то Петр Иванович позвонил своему начальству в Симферополь.
— Павел Антонович, как я Вам докладывал в свое время, что греческо-турецкий негоциант Канцельсон встречался со старшим помощником капитана парохода «Тринакрия». И вот сейчас я получил подтверждение, что этот старпом с «Тринакрии» никто иной, как бывший поручик Загребельный. Возможно, он имеет еще какие-либо фамилии… Получил я также сведения от бывшего чекиста Путилова, что бывший врангелевский поручик Загребельный проявлял большой интерес к фотографу Майкову, к его злополучному фотоальбому. Не это ли является причиной контакта его с негоциантом Канцельсоном?
— Возможно. Но как это ваша служба, Петр Иванович, не смогла установить личность старпома «Тринакрии»? Они же наблюдали его встречу с негоциантом? — укорил начальник Железнова.
— Это большой промах моих сотрудников, Павел Антонович, — виновато ответил Железнов. Наблюдение вели новички, стажеры…
— Да, промах. А какова причина была второго задержания негоцианта?
— Опознать перекупщицу краденого антиквариата, только и всего, других причин не было. — Я дам теперь указание в Севастополь более пристально понаблюдать за этим греческо-турецким негоциантом. Все. До свидания, Петр Иванович, — повесил трубку телефона Яровой.
— Да, теперь бывшим моим севастопольским сотрудникам это только и остается, — вслух проговорил Железнов, опуская трубку на рычаги.
Глава XIV. ПРЕДСТАВЛЕНИЕ КОМИЧЕСКОГО И СМЕШНОГО
В се улицы Алупки и доски объявлений в санаториях были облеплены афишами:
«Сегодня у южного входа Воронцовского дворца-музея состоится театрализованная защита диссертации «О некоторых концепциях комического и смешного». Приглашаются все желающие. Вход свободный. Начало спектакля в 17 часов».
Прочтя такое объявление, Остап воскликнул:
— Интересно, камрады! Что наша жизнь без смеха!
— Ничто, командор.
Бендер взглянул на Балаганова и, усмехнувшись, сказал:
— Ничто не ничто, но без юмора наша жизнь была бы скучней, Шура, чем на самом деле. Огюст Бомарше сказал: «Я мог бы заплакать, если бы не смеялся».
Козлевич, слушая своих друзей и покручивая кончики усов, промолвил:
— Да, Остап Ибрагимович, надо посмотреть это представление.
Компаньоны, пообедав, были к назначенному времени возле портала южного фасада центрального корпуса Воронцовского дворца-музея. Там шли активные приготовления. Ряды в виде скамеек из свежевыструганных досок стояли у входа, как в настоящем летнем театре. В нише портала справа сверкал лаком рояль, слева, под кумачом, возвышался стол, а между ними — красного цвета фанерная трибунка. И за всем этим под арабской надписью, гласящей: «Нет всемогущего, кроме Аллаха», висел задник с огромной смеющейся скуластой рожей. Губы ее были растянуты до ушей, обнажая, как говорится, все тридцать два зуба. Под ней надпись, танцующими буквами: «Смех — твое здоровье».
— Вот видите, голуби, как все здесь обещает нам быть интересным, — промолвил Остап, занимая крайнее место на средней скамье.
Слева рядом с ним водрузился Балаганов, а справа — непревзойденный автомеханик Адам Козлевич.
Время приближало начало спектакля. И к роялю вышла худенькая, как макаронника, девица. Она слегка поклонилась зрителям, которые не только заполнили все места на пахнущих сосной досках, но и стояли уже вокруг и еще поднимались по ступеням львиной террасы. Ей зааплодировали, и она уселась на стульчику откинутой крышки рояля. Ее, казалось, прозрачные пальчики забегали по клавишам, и театрализованную площадку заполнили звуки адажио из балета «Корсар». Поиграв немного, пианистка вдруг захлопнула крышку рояля, и сразу же намалеванная смеющаяся рожа задника сцены взорвалась многоголосым заразительным смехом граммофонной трубы. Послышались смешки и зрителей, и из дверей дворца вышли участники столь необычного спектакля: диссертант Ивакин в смехотворной маске, его содокладчики Невелев, Аничкина, Грачева. А за кумачовый стол уселась Елина — председатель совета по присуждению ученых степеней и Жадов — ученый секретарь этого совета. Чуть в стороне сели оппоненты соискателя: Синицын и Чечик. Пианистка-макаронинка, теперь уже в роли секретаря, уселась рядом с Елиной и раскрыла тетрадь для ведения протокола.
Елина встала и громко сквозь смех из граммофона и все нарастающий смех зрителей, постучав карандашом по столу, прокричала:
— Тише! Тише, товарищи! Не будем превращать наш совет по защите диссертации в комнату кривых зеркал!
Смех из граммофона умолкает. Смешки зрителей затихают. И Елина представляет поочередно всех участников спектакля. Затем обращается к Ивакину:
— Вы что, специально? Насмешив нас, хотите облегчить защиту своей диссертации?
Ивакин сорвал с лица маску и сказал страстным шепотом:
— Ни за что!
— Так, в чем дело?
— В смехе… — промолвил тем же шепотом он.
— Я не о теме вашей диссертации спрашиваю, — пожала плечами председательствующая. — Почему вы так говорите?
— Простыл… — сокрушенно качнул головой Ивакин. — Аппендицит…
— Какая связь?… — взглянула председательствующая на Жадова. И тот тут же спросил:
— А разве можно его простудить, диссертант?
— Что простудить?
— Аппендицит? — насмешливо взглянула на Ивакина Елина.
— Можно, — утвердительно ответил тот. Елина всплеснула руками и удивленно:
— Аппендицит?
— Что аппендицит?
— Я говорю, простудить аппендицит?
— Почему аппендицит? Голос — можно! — наставительно ответил Ивакин. Елина переглянулась с Жадовым и со вздохом сказала:
— Мне кажется, защиту вам следует перенести, товарищ Ивакин. Подлечиться…
— Чтобы лечиться, надо иметь богатырское здоровье, — хохотнул диссертант.
— Несколько дней лечения… — подключился Жадов.
— Врачи сказали: если не буду лечиться, то целых семь дней промучаюсь, а если буду лечиться, то за неделю вылечат.
— И все же, диссертант? — покачала головой Елина.
— Я поговорю, голос лучше станет… — настаивал Ивакин. Пятов в поддержку, заикаясь:
— Да, у диссертанта рот полон дикции, товарищи…
— Тоже мне помеха! — обернулся к нему Ивакин.
— Ну, что же… Тогда приступим к работе нашего совета, — согласилась председательствующая.
Ученый секретарь совета Жадов встал и объявил:
— К защите диссертации представлены все документы в соответствии с инструкцией. Список опубликованных научных трудов по теме диссертации прилагается, а именно: «Причины смеха», «Сатира и юмор в наши дни», «О некоторых вопросах комического и смешного», «Комическое в жизни и на сцене»…
— Есть вопросы? — спросила Елина, когда Жадов закончил. Подождав немного и не услышав вопросы, она сказала: — Приступаем к защите диссертации на тему: «Сценическое исследование некоторых концепций комического и смешного». Прошу, товарищ Ивакин.
Ивакин откашлялся, отчего голос его стал громким и заговорил:
— Итальянский философ Кроче остроумно заметил, что все определения комического уже сами по себе смешны. Самым ярким результатом комического и смешного является смех… «Смех — это короткие и сильные выдыхательные движения при открытом рте, сопровождающиеся характерными порывистыми звуками», — поясняет словарь русского языка… — Ивакин одел маску и сквозь ее глазницы стал всех осматривать.
Содокладчики диссертанта дружно и заразительно засмеялись. Глядя на них, члены совета засмеялись тоже.
Сняв маску, Ивакин с лицом измученного человека, страдающего несварением желудка, скучным голосом продолжил:
— Смех — признак духовного и физического здоровья. Смех — демократичен, он всегда метит шельму и обескураживает пороки. Но смех не всегда бывает признаком комического. Смех может вызывать самые разнообразные явления… — сделал знак содокладчикам. Пятов набросился на Невелева и защекотал ему бока. Тот залился смехом. Засмеялись и другие.