Остап Бендер в Крыму - Анатолий Вилинович

Заика обернулся к ней и махнул рукой:

— Ну, и пишите себе на здоровье!..

— Прошу не перебивать! — одернула заику Едина.

В руках зрительницы вдруг появилась увесистая рукопись, которую она протянула Ивакину с вопросом:

— Можете ли вы высказать свое мнение о моих стихах?

— Товарищи, задавайте, пожалуйста, вопросы по теме диссертации! — ответила ей председательствующая.

— Тогда… тогда… — замялась зрительница. — Скажите, много надо учиться, чтобы писать как следует юморески в стихах?

Ивакин посмотрел вопросительно на Елину и та кивком головы дала согласие. Диссертант сказал:

— Альфред Мюссе обратился к Беранже высказать свое мнение о его первых стихах. Беранже прочел и написал поэту: «У вас в конюшне великолепные лошади, но вы не умеете ими управлять. Конечно, придет время, когда вы научитесь этому искусству; только, к сожалению, часто бывает так, что лошади околевают, пока владелец научится управлять ими».

— Нет больше вопросов? — оглядела присутствующих Елина. — Тогда… — Обернулась к Ивакину: — Тут есть вопрос в письменной форме…

Ивакин взял записку и прочел ее вслух:

— «Мне тридцать лет. Закончила рабфак. По вечерам я пишу юморески и очень смеюсь. А наутро мне кажется все уже не смешным. Может, мне публиковать юморески в вечерней газете?». — Взглянул на сидящих зрителей:

— Нет, лучше в ночной!.. — развернул другую записку. — «Может ли женщина тридцати пяти лет, зубной техник, но обремененная семьей, писать комические вещи?». — И подпись, — взглянул на зрителей диссертант, — отдыхающая в Крыму. — Пожал плечами и ответил: — Судя по записке, может…

Заика вскочил и осудительно постарался выговорить:

— Я считаю, что товарищ защитник смеха не дал ясного и прямого ответа на актуальный вопрос товарища зубного техника, обремененной семьей. Что значит: «Судя по записке, может». И второе. Не ответ и на первую записку товарища, который по вечерам пишет юморески, а утром уже не то… чтобы, а вообще… уже не смеется… — усаживается на свое место оппонент.

Разворачивая следующую записку, Ивакин сказал:

— Отсутствие чувства юмора — это тоже смешно… «Сколько вы стоите, чтобы купить вас для обучения юмору и смеху моего сына?». Однажды, банкир спросил директора зоопарка: «Сколько стоит зоопарк, я бы хотел купить его для своего сына». Директор ответил: «Сколько стоит ваш сын, чтобы купить его для зоопарка».

Елина, переждав когда смех утихнет, сказала:

— Нет больше вопросов? — Подождала. — Слово представляется секретарю ученого совета для сообщения отзывов на диссертацию…

Жадов встал за трибуну, развернул листок и начал:

— На диссертацию «Сценическое исследование основных концепций комического и смешного» поступило в совет семнадцать отзывов. Все они положительные. Обобщая содержание отзывов, можно сказать, что тема диссертации имеет широкую актуальность и не ограничивается рамками только теоретического интереса. В диссертации содержится значительный материал, который практически вводит нас в глубокое исследование природы комического и смешного. Однако есть некоторые отступления и ошибки. Так, например, в теории контраста автор ставит слова Гегеля и Шопенгауэра на одну позицию в определении теории комического. Это не совсем правильно, так как теория комического у них все же разная. В целом же диссертация оценена положительно и рекомендуется к защите и обсуждению…

Елина обратилась к Ивакину когда Жадов сел:

— Вы желаете выступить по отзывам?

— Нет, — отчеканил тот. — Если возникнет необходимость, потом.

— Слово предоставляется научному руководителю работы соискателя доктору искусствоведения Радовой.

— Я думаю, нет надобности говорить о важности темы представленного исследования. Смех казнит несовершенство нашей действительности, очищает, обновляет и облагораживает человека, утверждает искрометную радость нашего бытия… Смех — признак душевного здоровья. Выдающийся английский врач XVII века Синденегем оставил такую запись: «Прибытие паяца в наш город значит для здоровья жителей гораздо больше, чем десятки мулов, нагруженных лекарствами»… И это может являться правильным и в наше время. Исследователь ясно и четко охарактеризовал значение и сущность комического со времен Аристотеля до наших дней. Комедия — это величайший вид искусства, которое является воздухом эстетики…

Мимо рядов сидящих зрителей проходит старик по фамилии Зайчин. Он в очках, с пышными усами, на голове белая панама, в руке трость.

— Диссертант не побоялся стать на путь исследования этого самого сложного вида эстетики, так как в силу особой природы изучения комического автор сам может стать благодатной мишенью для смеха. Тут не нужно быть даже юмористом, чтобы малейший промах в процессе защиты сделался объектом научной критики и насмешки… К счастью, этого не случилось…

— Вот именно, к счастью, товарищи-граждане… — Зайчин усаживается на свободный стул, отдувается и строго говорит. — Все, что вы здесь говорите и показываете, не сме-шно-о!

Все с удивлением смотрят на него и Елина спрашивает:

— В чем дело, уважаемый товарищ?

Зайчин снял очки, протер стекла панамой и, не торопясь, промолвил:

— В смехе, товарищи, в смехе, — надел панаму и продолжал отдуваться. Елина вопросительно посмотрела на Ивакина и произнесла:

— Ничего не понимаю… Зайчин, отдуваясь в усы, сказал:

— Вот сколько вы тут наговорили умного, начитанного и мудреного и еще наговорите, а настоящего смеха-то нет. Нет смеха! — Хлопнул рукой об руку. — Нет, настоящего смеха нет!

— Здесь защита, товарищ. Садитесь, пожалуйста, там, где зрители и слушайте…

— Уже послушал. Все научно, все оно вроде есть, а смеха настоящего нет. Нет! — Пристукнул палкой. — Наше послереволюционное время, время диктатуры пролетарского гегемона?! Где шутки? Где анекдоты, где сатира с юмором и без юмора? Где все это, товарищи-граждане? Жадов встал и Елиной:

— У нас защита или цирк?

По рядам зрителей пошел шум, движение, донеслись голоса:

— Пусть выскажется!

— Надо послушать критику!

— До ужина еще время есть!

— Говори, старина, давай!

— Он верно говорит!

Послышались аплодисменты и Елина застучала карандашом по столу и к Зайчину:

— Мы уважаем ваш возраст, но поймите… Старик вдруг встал и запел:

— Молодым у нас везде дорога, старикам везде у нас почет…

— Вот именно… Поэтому… — сказала ему председательствующая. — Кто Вы, собственно?

— Товарищи, я хочу внести ясность, — с улыбкой на лице встал и сказал Ивакин. — Это мой сосед по квартире Зайчин Иван Тимофеевич. Он прослышал о моем исследовании комического и категорически заявил, что будет обязательно моим неофициальным оппонентом. Результат налицо… Прошу великодушно извинить его за вторжение и предоставить ему возможность высказаться!..

Среди зрителей послышались возгласы одобрения, хлопки, аплодисменты. Зайчин встал, поклонился и сказал:

— Благодарствую, товарищи-граждане и товарищи-гражданочки! Вот тут они… — указал он на Чемерисову — о любви и алиментах говорили… — Запел: Смейся, паяц, над разбитой любовью… — Оно, конечно, не так уж и плохо тут со смехом, но… Жизнь-то у нас уже коммунистическая. А обыватель жмет сердце, печень, селезенку, на психику давит. Случаев-то каждый день сколько. И-и-иии! А автомобили? Вы посмотрите, что делают с человеком автомобили?… И-и-иии! Ужас! А шум? Шум что делает с нашими головушками! И-и-иии!

— Вы о смехе, папаша! — прокричал с места сосед компаньонов очкарик.

— А я к тому и иду, нетерпеныш, — пристукнул палкой Зайчин. — Да разве нам в такой обстановке смеяться надо, товарищи-граждане? Нам плакать надо, а не смеяться, — вскричал патетически. — Плакать! Ведь человек отодвигается все дальше от природы, уходит, этак, бочком, — показал, как уходит, — от своего естества! Какой же тут смех, я вас спрашиваю? Смеха радости и беззаботности? Вот возьмите смех у ребятишек, вот это смех, так смех! А почему? Потому, что индустриализация их еще не примяла и от природной душевной чистоты еще не успела отстранить, — вглядывается в зрителей. — Посмотрите на эти серьезные лица. Глядите, какие они вдумчивые и строгие. Вот там, гражданин, на дальнем ряду… — потянулся, чтобы лучше рассмотреть. — Сидит с рыженькой подругой такой… в кофточке… И-и-иии! Так он же сейчас сидит и знаете о чем думает? Как бы это свою подругу охмурить, значит, чтобы ею попользоваться. А вот тот, в очках, который о смехе советовал мне говорить. Так вы знаете, о чем он сейчас бес покоится? Как бы это в санаторий на ужин не опоздать, ха-ха. Ведь не опоздает, догонит, а он думает. А о любви, любви, сколько сейчас думают. И-и-иии! И женщины, и девицы, и мужчины, которые здесь, на курорте выдают себя бессемейными?