На грани анархии (ЛП) - Стоун Кайла

— Во время вооруженного вторжения в дом, — быстро уточнил Ноа. — Они напали на домовладельца...

Глаза Бишопа вспыхнули.

— Владелец дома? Ты шутишь? Ты говоришь так, будто веришь в эту чушь, Ноа.

В нем вспыхнул гнев.

— Томас Блэр и Тед Никлсон нарушили закон. Они поставили под угрозу все общество, когда решили напасть на чужой дом и присвоить его. Все изменилось, вы все это знаете. Последствия каждого решения стремительны и суровы. Если мы хотим выжить, когда каждый город и поселок в нашем штате находится на грани краха, мы должны быть готовы сделать трудный выбор. Уверяю вас, на другой стороне есть свет. Нам просто нужно пережить зиму. Мы сможем это сделать, если будем работать вместе.

— А как насчет моего умершего мужа? — спросила миссис Блэр. Она была миниатюрной женщиной, худенькой и симпатичной. Сейчас она выглядела осунувшейся, ее плечи ссутулились, словно сломанные крылья. — А как же мы?

Ноа отодвинул в сторону чувство вины, заставив себя сосредоточиться на общей картине.

—Я искренне сожалею о погибших. Мы должны принять это как поучительный опыт, как предупреждение для всех нас на будущее. Лучшее, что мы можем сделать, это двигаться вперед и сосредоточиться на совместной работе, чтобы преодолеть кризис. Что сделано, то сделано. Все в прошлом.

Жители города смотрели друг на друга со скептическим выражением лица. Аннет покачала головой. Тина Ганди пристально посмотрела на него.

Он сжал челюсть. Он делал все, что мог. Розамонд справлялась с такими вещами лучше.

— Но это еще не все, — возразила миссис Блэр. — Сегодня утром мы пошли в среднюю школу, чтобы получить свою дневную норму еды. Солдаты проверили наши имена на планшете и отказали нам. Мы были помечены как «несогласные», и поэтому больше не имеем права на пайки.

Ноа старался сохранить спокойное выражение лица, чтобы скрыть свое удивление. Его никто не посвятил в это решение. Он сжал губы, заставляя свой голос оставаться ровным и уверенным.

— Я уверен, что эту ошибку мы скоро исправим.

Тина Ганди скрестила руки на груди.

— Кто следующий? Мы делаем или говорим что-то не так, и мы голодаем? Так вот как теперь обстоят дела?

— Нет, конечно, нет...

— Любой, кто выскажется против суперинтенданта или ее сторожевых псов, будет занесен в список, — заявила миссис Блэр. — Как вы думаете, что из этого получится?

— Давайте не будем нагнетать обстановку, — жестко произнес Ноа, чтобы скрыть растущую тревогу. — «Что-если» никому не приносит пользы. Просто думайте о том, что находится прямо перед вами. Живите одним днем. Мы пройдем через это...

— Это не нагнетание страха, если это правда, — пробормотал Дейв Фаррис.

Ноа бросил на него взгляд. Он рассчитывал, что члены совета будут на его стороне, а не станут еще больше будоражить людей.

— Все под контролем. Фолл-Крик под контролем.

Бишоп шагнул вперед. Толпа расступилась вокруг него.

— Вам нужно долго и пристально смотреть на людей, окружающих вас, шеф Шеридан. То, что, как вы думаете, вы контролируете, не так уж и под контролем.

— Сейчас, речь не о...

— Речь всегда идет о контроле, — отрезал Бишоп. — Консолидация власти под видом общественной безопасности. Это извечная игра, в которую играли тысячи раз на больших и малых правительственных сценах. Ущемление наших прав — это медленная смерть свободы. Мы — лягушки, греющиеся в теплой ванне, пока вода варит нас до смерти, и некоторые из нас даже не осознают этого.

Ноа скрипнул зубами.

— Бишоп, могу я поговорить с тобой наедине?

Бишоп показал в сторону коридора.

— Конечно.

Они вышли в коридор и остановились перед последней кладовой. Через дверной проем тянулась желтая оградительная лента. Комната, где Бишоп прижимал к себе своих мертвых дочерей и жену.

Бишоп не стал заглядывать внутрь. Ноа тоже.

Сожаление переполняло Ноа. Разочарование и гнев. Он чувствовал себя разорванным на две части, загнанным в угол.

Что бы он ни делал, он кого-то разочаровывал. В любом случае, он подводил тех, кто ему дорог.

По крайней мере, таким образом он сохранял людям жизнь.

— Это ты теряешь контроль, Бишоп, — понизив голос, сказал Ноа. — Что ты там делаешь? Пытаешься устроить гражданские беспорядки? Пытаешься подстрекать к бунту?

— Это неправильно. Здесь страдают реальные люди. Реальные люди умирают. Разве ты этого не видишь?

— А как насчет подставить другую щеку? Разве не это ты проповедуешь? Как насчет мира и гармонии?

— Все эти вещи важны, — тихо произнес Бишоп. — Но это тирания.

— Это громкое слово, не стоит им разбрасываться. Будь осторожен. Розамонд делает все, что в ее силах.

— Разве?

— Конечно!

Бишоп устремил на него свой пристальный взгляд.

— Некоторые из нас с этим категорически не согласны.

Ноа вскинул руки, лихорадочно ища, чем бы подкрепить свои доводы.

— Разве христиане не должны повиноваться правительству? «Отдавайте кесарю то, что принадлежит кесарю», или как-то так?

— Мы почитаем гражданскую власть везде, где это возможно, вплоть до того момента, когда эта власть злоупотребляет интересами людей, которых она призвана защищать. Там, где правительство угрожает свободе и нарушает данные Богом права, мы обязаны сопротивляться.

Перед мысленным взором Ноа пронесся образ Маттиаса Саттера, казнившего Октавию Райли. Джулиан стреляет в голову Билли Картеру. Десото, открывающий огонь по жителям Фолл-Крика.

Он должен заставить Бишопа понять. Ему нужно чтобы тот отнесся к этому серьезно. Не высовываться. Подчиниться. Только так они все смогут пройти через это.

По крайней мере, пока не наступит весна. Как минимум до тех пор, пока не закончится худший из этих кризисов.

— Ты не понимаешь, с кем собираешься бороться. — Ноа находился на грани паники. Его пульс громко стучал в ушах. Ладони увлажнились под перчатками. — Саттер — опасный человек.

Глаза Бишопа вспыхнули.

— Он не единственный.

— Тем больше причин оставить это! Это просто еда, Бишоп. Еда, которую ополченцы отдают людям. Какая разница, кто ее дает, лишь бы это происходило?

— За этим стоит гораздо больше, и мы оба это знаем.

Ноа ничего не ответил. Что еще он мог сказать? Он старался изо всех сил.

Бишоп всегда отличался упрямством. Он видел вещи определенным образом, и все. Он как валун посреди реки. Неважно, как яростно бушевала река, он оставался неподвижным.

Бишоп покачал головой.

— Я должен вернуться к работе. У нас есть семьи, которые голодают. Мы должны придумать, как им помочь.

Он отвернулся от Ноа и пошел по коридору.

— Бишоп! — Ноа окликнул его. — Тебе не стоит будить спящих собак.

Бишоп остановился. Он оглянулся на Ноа, его руки все еще сжимались в кулаки. На его лице мелькнула эмоция — тлеющий гнев.

— Кто сказал, что они спят?

Глава 38

Квинн

День тридцать первый

Бабушка открыла дверь. Внутрь ворвался порыв холодного воздуха, но она, казалось, ничего не заметила.

— Я так рада, что вы смогли прийти, — просияла Молли. — Заходите, заходите. Вы, наверное, замерзли. Чувствуйте себя как дома.

Квинн выключила «Богемскую рапсодию», которая звучала на ее айподе, сняла наушники и повесила их на шею.

Она уставилась на бабушку так, словно у нее выросли три головы. Возможно, так оно и есть. Квинн никогда в жизни не видела, чтобы та вела себя столь любезно.

Бабушка нервно улыбнулась и жестом указала гостям.

— Добро пожаловать, всегда вам рада.

Майло вошел первым, медленнее и тише, чем обычно. Большая белая собака последовала за ним. Пес рысью направился к центру гостиной и встряхнулся. Снег и ледяные крупинки разлетелись повсюду.

Три кошки, лениво разлегшиеся на разных предметах мебели, ожили, словно их ударило током. Воздух наполнился недовольным рычанием и шипением.

Рыжая пушистая шерсть Тора встала дыбом. Он спрыгнул со спинки дивана и поскакал по коридору в сторону спален.