Телохранитель моего мужа (СИ) - Ночь Ева

— Да. Хорошая идея. Сыграть.

Он достал визитку и швырнул её через весь стол.

— Возьми. Я свяжусь с тобой вскорости. Подпишешь бумаги. А сейчас проваливайте.

Дважды нас просить не пришлось. Рина схватила кусок картонки. А затем мы рванули к двери. Не бегом, но очень быстро. Под аккомпанемент влажных поцелуев и Веточкиных стонов.

44. Рина

«Уходи» — вот что прочитала я по Веточкиным губам. Невероятно, но, вывалив всё моё грязное бельё, она умудрилась взять огонь на себя. Отвлекла этого хищника, сбила с цели. Надавила на слабое место.

Уже в машине, когда мы уезжали от «Зажигалки», я расплакалась. Немного. Несколько нервных слезинок и судорожных вздохов, что помогли мне справиться с трясучкой.

— Ну и подруга у тебя, — тряхнул головой Артём, словно прогоняя неприятные ощущения.

— Она спасла нас, — сказала я то, что думаю. — При всех её недочётах и минусах, она моя подруга. Была. А может, и будет. Как получится. Что бы мы о ней ни думали — это всего лишь наши мысли и догадки. Сама она ничего толком не рассказала. Может, потому что не могла или не захотела.

— К чёрту таких друзей, Рина, — сжимает упрямо губы Артём, и я пока не возражаю. Нет нужды. Мы на пороховой бочке сейчас, и неизвестно, кто подожжёт фитиль. Я точно знаю, что история не закончена. Впереди ещё много тягомотины и грязи. Но я так устала, что больше ни о чём не хочу думать.

— Поехали домой. Вымыться. Выспаться. Поесть.

Я вдруг понимаю: нам незачем скрываться. Прятаться. Опасаться погонь или выстрела из-за угла. Пока этот стареющий лев не даст команду «Фас!», никто не пошевелит и пальцем.

— Поехали, — соглашается Артём.

Уже после того, как мы по очереди приняли душ и принялись готовить обед, я попросила:

— Научи меня стрелять, Артём.

От неожиданности он чуть не порезал себе палец. Посмотрел на меня недоумённо. Глаза потемнели, брови на переносице сошлись.

— Зачем?

Закономерный вопрос.

— Просто так. Хочу. Тебе сложно?

— Нет. Но я не хотел бы, чтобы ты стреляла или боялась. Носила пистолет и жила в страхе. Я знаю, что ничего не закончилось, но всё не так плохо на самом деле. Ты не останешься одна. Даже если этот урод заберёт у тебя всё, как советовала твоя подружка, у тебя останусь я.

Я знаю. Он хороший. Ничего не боится.

Делаю шаг вперёд, обхватываю его лицо руками, целую в губы. После всего, что было, это лучшее. Быть с ним. Пить его дыхание. Слушать, как он глухо стонет. Чувствовать возбуждение — своё и его.

Секс можно назвать грязным, когда это развратно и напоказ. Когда это пошло и порнографически открыто настежь.

Секс может быть чистым, когда летят искры и трепещет крылышками нежность, когда хочется сказать тихое «люблю» человеку, что находится рядом.

У меня с Артёмом с самого начала ослепительно. Без страха. Я уверена: он не со всеми откровенен, а со мной — нараспашку, открытый всем ветрам. Может, поэтому мне с ним так хорошо. Восхитительно сладостно.

— Рина… — бормочет он, прокладывая цепочку поцелуев от шеи и ниже.

Руки его невероятно бережные и одновременно смелые. Он знает, где меня коснуться. Он прислушивается к моему дыханию. Мы будто поём и танцуем одновременно чёрно-белое танго нашей страсти.

Контраст. Пламя и лёд. Вино и вода. Шахматы нашей судьбы шагают по чёрно-белым квадратикам и неизвестно, чья партия окажется выигрышной.

Мы так и уснули — голодные, но сытые друг другом. Уставшие, выжатые морально, со знаком вопроса в завтрашнем дне.

Одно меня радовало: Алексей мёртв. Больше он не сможет сделать мне больно. А остальное я как-нибудь переживу.

Под вечер у Артёма зазвонил телефон.

По тому, как он поменялся в лице, я догадалась: это по мою душу, и не ошиблась. Артём колебался, прежде чем отдать мне гаджет.

— Привет, — голос Веты звучит глухо и тихо.

Я не знаю, что делать. Поздороваться, словно ничего не было, я не могу, поэтому молчу. Но Вете больше ничего не нужно.

— Ничего не говори. Я сама. Ты прости, что я наговорила лишнего, но иначе его было не сбить. Знаю, как облупленного, все его слабости и предпочтения. Он ни за что бы не отвязался. Да и сейчас… не уверена. Хочу, чтобы ты знала: то, что было между вами, — случайность. Воля случая. Юджин любит красивых женщин. Ебливый, как кролик, — хихикает она гортанно. — Уже седой, а всё туда же, остановиться не может. Он тогда как раз ехал в клуб, а тут ты — вся такая красивая в чёрном. Все уши потом прожжужал, всё выпытывал да расспрашивал. Еле отбрехалась, Кать. И просила тебя: брось это дело, помнишь?

Я помнила. Вета всегда была против охоты на мужчин, которую я вела, чтобы спустить пар и отомстить Алексею.

— Ты могла бы мне сказать, — голос у меня дрожит, и я морщусь, ненавидя себя за слабость.

— Зачем? Чтобы ты потом и от тени своей шарахалась? Ты ведь удачливая, помнишь? Я тоже на это надеялась. Что вы больше никогда не столкнётесь. Риск был, но небольшой. Он бы не узнал тебя. Разве что в твоей боевой ипостаси. Но мы всегда обговаривали с тобой твои походы, помнишь? Я подсказывала тебе лучшее время, когда вы не могли столкнуться.

А сейчас вот — да… Он думал, что ты покойница, как и Алексей. И когда ты объявилась, прости, но не смогла ни предупредить, ни избежать того, что случилось. В этом плане — ага, я предательница. Но я слабая женщина, а не супермен. Ты же понимаешь… У Юджина тоже есть за что меня подержать. За горло, например. Ну, я и привела за собой его людей. Я ведь знала: ему невыгодно тебя убивать.

— Откуда он узнал, что я та самая… — спрашивать об этом нелегко, но я должна. Иначе не буду знать покоя.

Вета фыркает, я слышу её тихий смех.

— Он же матёрый, Юджин. У него нюх как у гончей. Глаза на затылке, интуиция бешеная. Фото твои увидел — и пошли шарики с роликами в голове его тереться. Он тут всё перевернул, записи с камер затребовал. А там, сама понимаешь… Нетрудно тебя вычислить. Он меня чуть не придушил в ярости за то, что я ему лгала. Пришлось снова изворачиваться. Ты не думай. Я свою шкуру спасала. Ты правильно рассуждаешь, Кать. Но не всем же таким правильным и чистым быть, как ты. Кому-то приходится и на брюхе ползать, чтобы выжить, выкрутиться.

У меня двойственное чувство. С одной стороны — она предательница, не партизанка вовсе. С другой — человек, который много лет со мной в разных ситуациях побывала. И мне не в чем её упрекнуть. Можно, конечно, но… я понимаю, почему она поступила так.

— Не дрейфь, подруга, — жарко шепчет она, — выкрутимся. Я помогу тебе втихаря. Пусть он малость остынет, получит своё. А там, глядишь, на что-то другое перекинется. Он не так чтобы и злой, Юдж, щедрым бывает весьма, особенно с хорошенькими девушками.

У меня дрожь от её слов. Я не хочу, чтобы он был добрым и щедрым. Ничего не хочу. Мне нужно, чтобы он исчез из моей жизни, как сгинул Алексей.

— Будь осторожна, Светик, — прошу я, не говоря ей ни «да» ни «нет». Мне страшно принимать её помощь. Не потому, что не нуждаюсь. Боюсь за неё. Не так-то просто вытравить из души то, что было. Да я и не хочу.

— Не злись на меня, ладно? — гудит она прямо в динамик. — Ты ж знаешь: я не идеал. И никогда не была хорошей девочкой.

— Оставайся такой, как есть, Вета, — прошу я её. — А главное — оставайся живой. Будь осторожна.

Этот разговор высосал из меня все силы. Опускаю руку с телефоном. Будто гирю пудовую на весу держала. Поднимаю глаза. Артём смотрит на меня без улыбки. Брови у него снова сведены на переносице.

— Да, я вот такая, — говорю ему. — Не то, чтобы простила, но не могу забыть всё то хорошее, что у нас было. А может, ещё и будет. Не знаю.

— Наверное, и не надо забывать, — кивает он, соглашаясь. — Иногда это даже хорошо — уметь прощать или не помнить. Но мне хочется сказать тебе то же, что ты сказала ей: будь осторожна, Рина. Лучше на расстоянии безопасном. Не нравятся мне ни её связи, ни безбашенность.