Танцы в лабиринте - Владимир Болучевский

- А как Джеки вообще к нему в дом попала?

- Как? Ну... - Петр остановился у светофора, - видишь ли... Она тем вечером, в четверг, на самом деле у Славы была. А потом... вышла, очевидно, на улицу, у нее там встреча была с одним... ну попросили ее, короче, посылку передать, а она города-то, видимо, не знает, вот и решила у Славиного дома встречу эту назначить. Вышла, в машину к этому, с которым встречалась, села. А тут в них бычара один отмороженный и впилился. Ну и... у братвы же обычай один, они же виноватыми не бывают. Короче, этот отморозок с них бабки, естественно, потребовал. Хотите, дескать, разойтись мирно - гоните лавэ. И видимо, настолько убедительно обосновал свою позицию, что даже Джеки поняла расклад и решила не усугублять конфликт. У того-то, которому она посылку передавала денег с собой не оказалось, и она решила, по доброте душевной, за него сразу, на месте, заплатить. Чтобы с быком этим разойтись, ну а потом... этот приятель ей бы компенсировал. Но у нее тоже то ли с собой не было, то ли было, но мало. И пошла она за деньгами к Славе домой, Может, сумка ее там лежать осталась, а может, и из Славиных решила взять, кто знает, какие у них там со Славой отношения были, если у нее свой ключ от его квартиры был. А отморозок этот хозяина с машиной отпустил и за ней поперся, чтобы не сбежала. Дальнейшее ясно?

- Примерно... - кивнул Гурский. - Она его в дом пустила.

- Ну да. Что там и как дальше вышло, в деталях только она сама рассказать может. Но... - Волков воткнул передачу и тронулся с места. - Увидел, видимо, браток, что квартира, упакована (Джеки, возможно, бабки еще, вдобавок ко всему, засветила) и решил не мелочиться. Решил он вынести из хаты вообще все, что можно. А Слава, вероятно, пришел неожиданно откуда-то и с ним и сцепился. Ну и... в процессе единоборства... Слава башкой о батарею, да и крякнул. А Жаклин - свидетель всего этого. Что с ней делать? По логике вещей, тоже валить надо. И уходить по-тихому. Но бычара этот - полный отморозок. Он решил на девке бабок наварить, чеченам ее продать.

В тачку свою засунул и вот к этому самому хмырю, на Кирочную, они ее и приволокли. Там и спрятали.

- Они?

- Двое их было. Второй-то как раз Парфен и был. У него-то там, в башке, еще кое-что, кроме мозжечка, присутствует. Он ситуацию под контроль и взял. Ну, там, что-как... не суть важно. Короче, утром они ее чем-то там по вене втрескали и... возле метро и оставили. Хорошо еще, что Леон твой глаз на нее положил. Бывает же... - Петр качнул головой.

- Да он не просто глаз положил, - закурил сигарету Адашев-Гурский. - Он совершенно искренне обознался. У него накануне гости были. И некая Лиза среди них, похожая на Джеки, судя по всему. Она ему просто, как факт своего наличия в интерьере, в память запала. Он уже для себя, видимо, решил, что с вопросом пальпирования предмета все решено, а ее вдруг из ситуации как ластиком стерли. Ну... он с вечера, по пьяному делу, к ней не сильно-то и приглядывался. Девка и девка. Хорошенькая, следовательно, функциональна в своем предназначении. Чего еще ее разглядывать? Куда денется? Потом, дескать, разберемся, какие такие у нее подробности и насколько непротивные на ощупь. А она свалила. Ну и дай ей Бог здоровья... Меньше хлопот. А утром, я так понимаю, не особо и протрезвев, видит он возле метро - беленькая, молоденькая, глазки синенькие. Ба! Лиза! Етит твою мать! Какими судьбами? Где же ты была все эти годы? Ну а эту, на тот момент времени, уже хоть Матреной назови. Говорят ей, что она Лиза, значит, так оно и есть. Тем более что русский она прилично знает. А акцент и странность поведения Леон ничтоже сумняше-ся шишкой на затылке объяснил.

- Это ей отморозок ногой приложил.

- Да?

- Мне тот, который с Кирочной, рассказал. Это в его доме было.

- Ну вот.

- Слушай, а чего это Леон твой заполошничал?

- В смысле?

- Ну она-то ладно, с ней все ясно. С нее спросу нет. А он: "Доченька! Не отдам!" И, главно дело, совершенно натурально рыдает.

- Ну?

- Что "ну"?

- Что тебе не понятно?

- Зачем?

- Так ведь скучно же жить на свете, Петя...

- В этом смысле?

- Ну да,- пожал плечами Адашев-Гурский. - А что, нет?

- Ну... с этим спорить трудно. Это мы понимать можем, - Волков въехал во двор и остановился возле парадной Адашева-Гурского.

- Зайдешь? - повернулся к нему Александр.

- Пошли.

40

Поднявшись пешком по лестнице на пятый этаж старого петербургского дома, Гур-ский, тяжело дыша, возился ключом в дверном замке.

- Полная разруха, - вздохнул он, - лифт не работает, замок барахлит.

- Поменяй замок, - пожал плечами Волков. - Разнеси к чертовой матери этот пункт во дворе, в который из твоего лифта ханыги всякие запчасти таскают. В чем проблема-то?

- Даже уж и не знаю. Хлопотна

- Тогда и не стони. Пребывай в христианском смирении. А то ты хочешь и ничего не делать, и чтобы все было. Так не бывает.

- Да иди ты. Ты, прямо как Ванька Чежин становишься, тот последнее время совсем с ума сошел. Всех жить учит. Спасу от него нет никакого.

- Да?

- Звонил как-то мне тут... ну... часов, наверное, в восемь утра. Или даже раньше.

- Что сказал?

- Да ничего. Пора вставать, говорит.

- И все?

- И все. - Гурский отпер, наконец, замок и открыл дверь. - Проходи.

Волков вошел в переднюю, поставил черную спортивную сумку на тумбочку под зеркалом, снял с себя куртку и повесил на вешалку.

Александр вошел следом, запер дверь и тоже стал раздеваться.

- Господи, - вздохнул он, - хорошо-то как! Наконец-то дома. Сейчас разденусь догола, залезу под душ, потом надену халат и идет оно все-о... Лежать буду. Лежать и лениться в свое удовольствие.

- Ну вот, - Волков зашел на кухню. - А по стакану? Праздник же.

- Вообще-то надо бы, - согласился Александр. - Но... что-то обморок меня этот мой неожиданный пугает. А? Как думаешь?

- Да ладно... - Волков открыл холодильник и скользнул скептическим взглядом по пустым полкам. - А чем разговляться-то? Что ж ты не позаботился?

- А когда мне было? Я же в четверг еще из дома вышел на минуточку и... будьте любезны, нате вам. И вообще, ты же не постился, чего тебе разговляться, какая тебе Пасха? Ты же ее не чувствуешь.

- Не скажи. Во-первых, благословляются все, и постившиеся, и не постившиеся. А во-вторых... знаешь, что-то все-таки есть такое... ну вот особенно в эти дни, самые последние, пятницу, субботу... как будто, и правда, бесовня разная уж и вовсе безо всякого присмотра гуляла. А сегодня вдруг все закончилось. Ну есть такое ощущение, серьезно. Правду говорю. Давай-ка я в магазин схожу, а ты тут пока...

- Ключ возьми, там, на тумбочке. Я под душ полезу.

- Хорошо.

- Петр надел куртку и вышел из квартиры.

- Петя!

- Чего? - Волков, вернувшись из магазина, запер за собой дверь и заглянул в комнату.

Адашев-Гурский стоял в халате возле секретера и недоуменно смотрел в выдвинутый ящик потайного отделения.

- Петь, а меня обнесли...- негромко сказал он и пригладил влажные волосы.

- Как это? - Петр поставил на тумбочку в передней принесенные из магазина пластиковые пакеты и вошел в комнату.

- Как... а вот так, - кивнул Александр на пустой ящик. - Я же чувствую, что кто-то здесь был... И ключ в замке вдруг заедает. Петь, как же это, а?

- Ну... - вздохнул Волков. - Не жил богато, не хер и начинать. Что еще тут скажешь?

- Я же сразу почувствовал, что здесь кто-то был.

- А как? - осмотрелся вокруг Петр. - Все вроде как и всегда. В меру аккуратный бардак.

- И ничего подобного. Это тебе так кажется. А обычно все на своих местах. Так, как мне нужно. А вот сейчас как раз и нет. Что же, я не вижу, что ли? Вот ведь... Ну лежали у тебя, и пусть бы и лежали. На фига, спрашивается, ты мне их принес? Специально, чтобы спиздили?

- Именно, - кивнул, усмехнувшись, Петр.

- Да ну тебя. - Гурский присел на корточки, задвинул ящик, который, встав на свое место, мягко щелкнул потайным механизмом, распрямился и прошел мимо Волкова к двери. - Лыбится он тут еще.

- А ты никому про тайник этот свой не рассказывал?

- Нет, - буркнул, обернувшись, Адашев-Гурский. - Я его вообще никогда и никому не показывал. Только тебе. А ты сам-то никому не брякнул? И ключи мои у тебя пропали, а потом, ты говоришь, опять нашлись... А?

- Да брось ты. Еще скажи, что это я тебя обнес.

- С тебя станется... - Гурский вышел из комнаты.

- Сань!

- Пошел в задницу.

- Са-ань... - Волков, захватив с тумбочки пакеты, вошел вслед за ним на кухню.

- Ну что?

- Да не расстраивайся ты. Все цело.

- Ты забрал?

- Ну... можно и так сказать.

- И что за игры? С материальными ценностями?

- Да тут... видишь ли, такая история... Давай наливай пока.

- Не буду я пить спиртного.

- Да ладно, не бойся.

- Ну поня-атно... Я сдохну, а тебе все и достанется. И делиться ни с кем не надо, да? Ты же ждешь не дождешься, когда я лыжи сдвину, я же вижу, Гурский доставал из пакетов и раскладывал на столе принесенную Волковым еду. У тебя же глаза завидуйте, руки загребущие... Небось хочешь, чтобы я и квартиру свою на тебя отписал, да? Не дожде-отесь... никогда не дождетесь вы этого от меня, гражданин Гадю-кин! Не буду я пить.