Лунный цветок - Филлис Уитни

Одна эта мысль лишала ее покоя. Никогда прежде, даже на мгновение, не желала она быть свободной. Она всегда была уверена в том, что лучше быть женой Джерома и получать от него то, что ему угодно будет дать, чем быть женой человека, принадлежащего ей целиком и полностью. Но в этом тихом месте она вдруг увидела себя в новом свете, увидела себя женщиной во власти чар, от которых она обязательно должна освободиться.

Вечер угасал, над горами исчезли последние отблески солнца, и возле маленького храма становилось все более темно и прохладно. Две каменных лисы, одна — с цилиндром во рту, другая — с шаром, с любопытством смотрели на нее и как будто спрашивали, кто она такая и зачем сюда пришла. Ей вспомнились рассказы о лисице-божестве. О том, как злая лисица принимала человеческий облик и творила недобрые дела. Но эти лисички казались существами веселыми и не замышляли ничего дурного. Поэтому она им вежливо поклонилась и повернулась, чтобы уйти. Но тут чья-то тень закрыла проход под дальним знаком тории.

Сумерки скрывали фигуру человека, поэтому, направляясь к выходу из храма, она смогла только различить, что это был мужчина, но не могла разглядеть его лица. Она предположила, что кто-то пришел помолиться. Однако человек не вошел, а стоял у входа, наблюдая за нею. Она знала, что японские улицы, в большинстве своем, были безопасны для женщин. Но изгои общества, нищие и воры существовали, а с каждым мгновением становилось все темнее. Другого выхода на улицу не было — она должна пройти мимо этой фигуры и поспешить домой.

Когда Марсия стала приближаться, мужчина загородил ей дорогу, и она, наконец, разглядела его лицо. Это был Ичиро Минато. Она вспомнила предупреждения Джерома, и это ее не успокоило, особенно теперь, когда она должна в полутьме пройти мимо него. На улочке не было ни одного прохожего. Если он замышляет что-то дурное, никто не придет ей на помощь.

— Добрый вечер, Минато-сан, — поздоровалась она, стараясь, чтобы ее голос звучал уверенно и небрежно.

Он достаточно любезно ей поклонился. Затем сделал шаг в ее сторону.

— Вы идти, окусама. Вы идти.

— Нет, — решительно отказалась она. — Я теперь должна идти домой, к Тальбот-сан.

— Нет Тальбот-сан. Вы идти, — Минато покачал головой.

И теперь он подошел так близко, что она почувствовала запах спиртного и услышала его тяжелое дыхание. Ничего не оставалось, как действовать быстро, иначе она будет в этом пустынном месте, как в ловушке. Она толкнула его так, что он покачнулся, и пробежала мимо него по дорожке к дому Нэн. Если она сможет добежать до дома Нэн, она будет в безопасности, Нэн выйдет и разберется с пьяным мужем Чийо. Она не знала, преследовал он ее или нет, потому что в ушах ее звучал шум собственных шагов и стук собственного сердца.

Кто-то открыл ворота дома Нэн, как только она к ним приблизилась, и она оказалась прямо в объятиях Алана Кобба.

— Хелло, — сказал он. — Что такое? За вами кто-то гонится? — он осторожно держал ее, глаза его были добрыми и сочувствующими. На мгновение она остро ощутила, какой он большой и широкий, как веет от него чистым запахом хорошего здоровья.

— Это был Минато, который живет в другой половине нашего дома. Мне кажется, он шел за мною, когда я вышла из дому. Он пьян и…

— Сейчас на улице никого нет, — успокоил ее Алан. — Хотите, чтобы я посмотрел?

— Нет, — отказалась она и подняла руку, чтобы поправить шпильки в разболтавшемся при беге узле волос. — Я не хочу поднимать шум. Может быть, мне только показалось, что он замышлял что-то дурное.

Алан спустился на ступеньку рядом с нею, переложив книги в другую руку.

— Я должен признаться, что этот японский солдат все еще меня немного беспокоит. Ваша подруга Нэн Хорнер прочла на эту тему целую лекцию.

— Что вы имеете в виду? — спросила Марсия, которая была рада сменить тему разговора.

— Нэн немного жаль Минато-сан. И я должен признать, что она заставила меня по-новому взглянуть на отставного солдата. В конце концов, домой он вернулся не героем. Он пришел, проклиная себя за то, что остался жив, и ждал позора и остракизма за поражение страны в войне. Но оказанный ему прием даже хуже, чем он ожидал, поскольку к тому времени японский народ уже знал о том, что совершили его собственные солдаты, и не испытывали к ним теплых чувств. Поэтому когда многие солдаты, которые ушли на войну, собираясь умереть за родину и императора, вернулись домой живыми, то обнаружили, что их презирают и от них отрекаются.

— Но прошло столько лет, — сказала Марсия.

— Да, и я полагаю, что большинство из них к настоящему времени нашли свое место в обществе. Но люди типа Минато все еще несут на себе печать войны. И я имею в виду не уродливый шрам у него на лбу. Хотя я иногда думаю, как это случилось? Убил ли он того парня — того, который почти прикончил его?

Они дошли до дома, и Марсии захотелось удержать Алана и еще немного поговорить с ним. В его небрежной манере разговора было нечто такое, что с каждым словом их беседы способствовало восстановлению ее душевного равновесия.

— Вы не зайдете? — пригласила она. — Лори будет рада увидеть вас.

Он отрицательно покачал головой.

— Спасибо. Я бы с удовольствием. Но я думаю, что будет лучше, если я приду, предварительно договорившись об этом. Я пару раз пытался позвонить вашему мужу в лабораторию, но не смог его застать. Нэн говорит, что он там не часто бывает.

— Вы хотели поговорить с ним по поводу материала для вашей книги? — спросила она, уклоняясь от разговора о лаборатории.

И вновь ей показалось, что его глаза о чем-то ее спрашивают.

— Это причина, которую я ему указал, и я думаю, что это так и есть. По крайней мере, отчасти.

— Что вы имеете в виду? — удивилась она. Было что-то странное в отношении Алана к Джерому.

Ей показалось, что он бросил на нее оценивающий взгляд.

— Я терпеть не могу, когда человек губит свой талант, — сказал он. — Мне это так же неприятно, как и Марку Брустеру. Особенно, когда его губит такой человек, как Джером Тальбот.

Марсия промолчала. Кто лучше нее мог знать, как губит себя Джером?

Алан продолжал почти сердито.

— Так мало квалифицированных людей и так сильно их не хватает. Почему он не делает того, что должен делать? Какое право он имеет растрачивать свой талант, когда в нем так отчаянно нуждаются? Понимая, что он здесь, что он должен делать и чего он не делает, это трудно переварить. Я не могу отсиживаться и говорить, что это не мое дело. Будущее в наши дни — это дело каждого из нас.

Все, что он говорил, было правдой, и ей ничего не оставалось, как мрачно согласиться с этим.