Драйзер - Сергей Батурин

«Америка, как и всякая другая страна, — отмечал английский писатель Сэмюель Батлер, — может рассчитывать на то, что история не обделит ее гениями. Один гений в Америке уже есть — это Уолт Уитмен. Однако мне кажется, что, хотя подлинному таланту всегда и везде приходится несладко, Америка — наименее пригодное на земле место для процветания искусств и писательского вдохновения».

Новый роман Драйзера явился блестящим подтверждением этой мысли. Рассказанная в нем история талантливого художника Юджина Витлы трагична и поучительна. Юджин родился и вырос на американском Среднем Западе, в тех же краях, где прошли детство и юность Драйзера. С внутренней теплотой воссоздает писатель детские годы своего героя, его тонкое понимание природы, раннее стремление к красоте. Он не сразу находит свое призвание. Когда ему исполнилось семнадцать лет, он пробует работать наборщиком в местной газете, но вскоре уезжает из родного городка в Чикаго. Дальнейшая его жизнь и деятельность проходит в Чикаго и в Нью-Йорке. Но Чикаго художника Витлы отличается от Чикаго бизнесмена Каупервуда, он более земной, более простой и значительно более крупный. Однако предоставим слово автору.

«Чикаго — кто его опишет! Кто опишет этот гигантский муравейник, выросший, словно по мановению жезла, на гнилых болотах приозерья. На целые мили протянулись мрачные домишки, на целые мили ушли вперед улицы с торцовыми мостовыми, газовыми фонарями, водопроводными магистралями и пустынными деревянными тротуарами, по которым скоро заснуют толпы прохожих. Стук сотен тысяч молотков, звонкие удары зубил в руках каменщиков! Длинные, смыкающиеся вдали ряды телеграфных мачт; тысячи и тысячи стоящих вразброс, словно часовые, домиков, заводов, устремленных ввысь фабричных труб, и среди них вдруг одинокая невзрачная церковка, смиренно приткнувшаяся на голом пустыре. Нетронутая целина прерии с выгоревшей на солнце травой. Широкие железнодорожные насыпи, по которым ползут стальные пути — десять, пятнадцать, двадцать, тридцать в ряд, — унизанные, словно бусинками, тысячами и тысячами грязных вагонов. Громыхающие паровозы, бегущие поезда, люди у переездов — пешеходы, возчики, кучера, подводы с пивом, платформы с углем, кирпичом, камнем, песком — зрелище новой, неприкрашенной, неукротимой жизни!»

Первые шаги Юджина в этом огромном городе весьма напоминают скитания самого писателя: как и он, Юджин работает в скобяной лавке, рассыльным в агентстве по продаже недвижимого имущества, возчиком белья в прачечной, сборщиком взносов за проданные в рассрочку товары компании «Дешевая мебель». По-настоящему же его влечет живопись. «Но он еще не мог создавать образы. Он мог только мыслить ими. Больше всего восхищала его река Чикаго, ее черная, невероятно грязная вода, которую тяжело вспенивали пыхтящие буксиры, ее берега, где выстроились огромные красные элеваторы, черные желоба для погрузки угля и отливающие яркой желтизной склады лесных материалов. Вот где были настоящие краски, настоящая жизнь — вот что следовало писать».

Юджин начинает посещать музеи, художественные выставки и наконец поступает на платные курсы при Институте искусств. Его влечет к реалистическому изображению жизни, он старается учиться у крупнейших мастеров. Однажды ему удалось побывать на выставке картин прославленного русского живописца-баталиста В. В. Верещагина. Юджин был «потрясен великолепной передачей деталей боя, изумительными красками, правдивостью образов, ощущением трагизма, мощи, опасности, ужаса и страданий, которое исходило от этих полотен. Они свидетельствовали о зрелости и глубине таланта русского художника, об исключительном богатстве его воображения и темпераменте. Юджин смотрел и думал о том, как достигнуть такого совершенства. И в течение всей дальнейшей жизни имя Верещагина было для него величайшим стимулом. Если быть художником, то только таким».

Показательно, что Драйзер избрал именно творчество Верещагина в качестве образца, которому следовал Витла. Драйзер, безусловно, был хорошо знаком с творчеством Верещагина, так как картины его экспонировались на Чикагской всемирной выставке, а также в ряде других городов США. Поиски художником путей правдивого изображения предметного мира в условиях естественной световоздушной среды не могли не привлечь внимания писателя.

Упорные занятия на курсах приносят свои плоды, и Юджину удается устроиться художником в одну из чикагских газет. Вскоре на его работы начинают обращать внимание. В его рисунках была грубоватая сочность, смелость, острота и особая задушевность. Через какое-то время он переезжает в Нью-Йорк и подпадает там «под гипноз таившегося в этом городе чуда, имя которому красота». Вскоре рисунки Юджина начинают печататься в некоторых журналах, но создать себе прочную репутацию и обеспечить постоянный заработок было не так-то легко.

Юджин много работает. Работа приносит ему удовлетворение, но не деньги, так необходимые, чтобы вести безбедное существование. Из-за недостатка средств он все еще не может жениться на любимой девушке Анджеле, которая уже несколько лет ждет его, работая учительницей в провинции. Он часто задумывается о сложившемся в американском обществе положении вещей: «…вспоминая свой собственный ничтожный доход, Юджин снова чувствовал себя жалким нищим, совсем как в первые дни своего пребывания в Чикаго. Оказывается, что искусство, если не считать славы, ничего не дает. Оно не дает возможности насладиться всей полнотой жизни. Оно ведет лишь к своего рода духовному расцвету, который все готовы признать, что не мешает, однако, художнику оставаться бедным, больным, голодным, так сказать, захудалым гением».

Но Юджин жаждал признания, он начинает выставлять свои картины, с душевным трепетом ждет приговора и критики и публики. Первая выставленная им картина «Шесть часов», изображавшая один из городских уголков, не обратила на себя внимания. Тогда он решает попытать счастья в какой-нибудь коммерческой фирме, организовав персональную выставку. Ему везет, его работами заинтересовался мосье Анатоль Шарль, управляющий американским отделением известной фирмы «Кельнер и сын», торговавшей произведениями как старых, так и современных мастеров.

Мосье Шарль осматривает в студии картины Юджина, и уже первая привлекает его внимание своей выразительностью, своей правдивостью. «Красные и зеленые пятна, резкие и грубые, грязно-серый тон булыжника и эти лица! Картина в полном смысле слова кричала о фактах. Она, казалось, говорила: «Да, я — грязь, я — будни, я — нужда, я — неприкрашенная нищета, но я — жизнь!» Тут не было ни малейшей попытки что-либо оправдать, что-либо сгладить. С грохотом, скрежетом, оглушительным треском сыпались факты, один за другим, вопя с жестокой, звериной настойчивостью: «Это так! Это так!»… «Слава богу, наконец-то он послал нам реалиста», — мысленно сказал себе мосье Шарль, разглядывая полотно, так как он знал жизнь, этот холодный знаток искусства».