Запретная любовь - Халит Зия Ушаклыгиль
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
После того, как они объяснили, что оставаться невозможно, Нихаль замолчала, рассеянно посмотрела на Шакире Ханым, Джемиле, собранные вещи и вдруг встала:
— О! Вы меня не любите, — сказала она, — если бы любили, не захотели бы так уехать.
Нихаль ничего не добавила и вышла, не глядя ни на кого из них. Она вдруг на всех обиделась. Она не прощала им желания уехать, оставив её. Выйдя из комнаты, она вспомнила про десерт для Бюлента. О! Теперь все кулинарные развлечения прекратятся. Больше не будут говорить, что это кухня Шакире Ханым. Может быть, и ключ заберут и повесят рядом с другими ключами, болтающимися на цепочке на поясе Бихтер.
Она остановилась, когда проходила мимо комнаты отца. Что, если она зайдёт и скажет? Но что скажет? Она не находила слов, которые выразят её душевную боль. Дверь была открыта, она вытянула голову и посмотрела. В комнате был только отец, она могла войти, броситься ему в объятия и сказать: «Нет! Я не хочу, пусть они не уезжают!»
Но она не вошла…
— Нихаль! Почему не заходишь?
Она не смогла ответить. Она хотела убежать, но не смогла, что-то влекло её к отцу, она дошла до середины комнаты, затем остановилась, не в силах идти дальше. Аднан Бей сразу понял, что произошло что-то необычное. Отец и дочь посмотрели друг на друга. Нихаль медленно сказала голосом, заглушавшим биение сердца:
— Отец! Шакире Ханым и Сулейман Эфенди уезжают.
— Да, дочка.
— Почему они уезжают, отец? Так все уедут? Бюлент уехал на прошлой неделе, они на этой, на следующей неделе кто знает… Что мне делать, отец? Я останусь одна?
Нихаль говорила спокойным, несчастным голосом. Аднан Бей понял опасность разговора, который начался таким образом. Он хотел изменить ход разговора и сказал, пытаясь дать немного жёсткий и серьёзный ответ:
— Ты никогда не остаёшься одна, наоборот, теперь у тебя есть друг, которого нужно предпочесть всем друзьям детства. Дочка, прошу, ты должна действовать разумно в таких вещах. Не мог Сулейман Эфенди всю жизнь оставаться слугой, так ведь? Мог ли я помешать ему иметь свой дом и найти себе должность?
Нихаль села на табуретку и смотрела на отца. Пока Аднан Бей с лёгкой улыбкой ждал ответа на эти вопросы, она не могла найти слов, чтобы выразить свои чувства. Она хотела изложить отцу жалобы, только что излитые ей, и сказать: «Вы видите? Вот почему они убегают, а не так, как Вы сказали, понимаете? Они убегают от неё, от этой женщины», но её мозг словно оцепенел. Что-то перевернулось у неё в голове, она подумала, что сползает с табуретки, и, не в силах удержаться, падает в пропасть.
Она вдруг испугалась, что упадёт в обморок, если останется. Она встала и, ничего не сказав, вышла.
Комната мадемуазель Де Куртон была закрыта. Нихаль тихонько прошла, не желая оповещать её, и вошла в свою комнату. Её словно шатало. Что происходило? Она двумя руками схватила голову. Впервые после печальных времён детства начались боли, казалось, вытягивавшие мозг у неё из затылка. За ушами были точки, которые, казалось, прокалывали буравчиком. Она, не раздеваясь, легла спиной на кровать.
***
Время близилось к полудню. Мадемуазель Де Куртон пыталась дочитать главу, чтобы спуститься вниз и разузнать о десерте Нихаль, когда вдруг услышала, что кто-то тяжело вздохнул рядом с её комнатой:
— Нихаль! Это ты, дитя моё?
Никто не отвечал. Она решила, что ошиблась. Хотя её глаза следили за строчками рассказа, она думала, что слышит чьи-то глубокие и тяжёлые вздохи за дверью. Она отложила книгу, встала и открыла дверь между комнатами. Нихаль спала в постели.
Старая дева удивилась. Когда девочка пришла, когда легла в постель, но особенно, почему уснула?
— Нихаль! Дитя моё, почему ты спишь?
Гувернантка подошла к кровати, наклонилась и вдруг вздрогнула рядом со спавшей в такое время девочкой. Руки Нихаль были вытянуты и сжаты в кулаки, губы стиснуты, будто чтобы сдержать кашель. Ей вдруг припомнились старые болезни Нихаль. Она вспомнила приступы, будто болезнь месяцами мучавшие слабое тело девочки, когда больные нервы раздували мелкие огорчения. Она в особенности подумала об одном из приступов у восьмилетней Нихаль, начавшемся из-за простой причины, о которой теперь уже невозможно вспомнить, и оставившем ребёнка больным на целый год. Он тоже начался с такого сна. Старая дева с болью в сердце склонилась над кроватью и смотрела на сдавленное дыхание, словно волнами исходившее из слабой груди Нихаль и сжимавшее в горле с обеих сторон слабые мышцы шеи. Нихаль будто беззвучно плакала изнутри.
— Нихаль! Нихаль!
Она взяла флакон одеколона и растёрла запястья и шею ребёнка. Нихаль открыла глаза и посмотрела на старую деву туманным, всё ещё сонным взглядом. Мадемуазель Де Куртон спросила:
— Дитя моё, что с тобой? Почему ты спала? Ты не ответишь мне, моя маленькая Нихаль? Могу поспорить, у тебя болит голова. О! Эта твоя идея…
Нихаль смотрела, не в силах вспомнить, и безвольно разжимала кисти. Потом вспомнила, непроизвольным движением убрала руки, что-то дрогнуло в её глазах и старая дева увидела, как две слезы медленно скатились по бледным щекам ребёнка, опасаясь, что не смогут найти дорогу.
Затем за этими слезами последовали другие и, скатываясь по щекам, искали место, прячась в волосах по обе стороны, как будто желали остаться тайными слезами тайной проблемы.
Мадемуазель Де Куртон, не говоря ни слова и не двигаясь, позволила ей вдоволь поплакать. Эти слёзы, казалось, были хорошей новостью. Нихаль села в постели после того, как долго плакала слезами, для которых не смогла найти времени в комнате Шакире Ханым из-за негодования и возмущения. Она посмотрела на гувернантку с мгновенно исчезнувшей улыбкой и сказала: «Кто знает, насколько Вы считаете меня ребёнком!» Затем рассказала, как о большой катастрофе, что Шакире Ханым и Джемиле уехали и что услышала утром.
— О! Он больше меня не любит, — сказала она. — Он любит её, эту женщину… Знаете, мадемуазель, теперь и я его не люблю! Почему я любила его до сих пор? Теперь я тоже хочу cбежать отсюда. Например, уехать вместе с Шакире Ханым… Они уезжают в Эйюп. Где это? Это далеко, не так ли? Я хочу в такое далёкое место… Мы с Вами туда ездили. Почему снова не поехали? Вот бы опять туда поехать, оказаться далеко отсюда… Мадемуазель, поедем, можно?
Затем она вдруг
