Нити судеб человеческих. Часть 1. Голубые мустанги - Айдын Шем
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Был конец января, еда еще у них была, было и топливо. Но дед Мурат сильно простудился, наверное подхватил воспаление легких. Февзи ухаживал за старым своим дядей как опытный санитар. По ночам многократно повторяя молитвы, которым его обучил Мурат-эмдже, просил Аллаха сохранить старику жизнь. Глядя со стороны на мечущегося в бреду больного, мальчик плакал, понимая, что теряет единственную оставшуюся ему от прошлой жизни родную душу. Мурат-эмдже скончался на третий день и почти сутки Февзи читал над телом старика молитвы. Опустив эмдже в могилу, он долго дробил мерзлые комки земли, чтобы не обидеть бесчувственное тело тяжелыми ударами холодных глыб. Когда возник земляной холмик на последней из четырех вырытых им в чужой земле могил, обессиленный ребенок едва дошел до нар, не разжигая костра упал на постель и забылся тяжелым сном. Проснулся он ночью от жуткого холода. В нем было достаточно жизненных сил, и волей Аллаха он должен был выжить, должен был выполнить завет старейшины своего рода Мурата, должен был нести сообщение о своем жизненном опыте, о последних днях жизни своих близких следующим поколениям. Он заставил себя подняться, раздул огонь и скоро в бараке уже пылал жаркий костер. В ночи мальчик вскипятил воду в титане, напился горячего "чаю", пожевал зерен. Сидя у огня, он обдумывал свои дальнейшие действия и принял решение остаться в бараке еще на несколько дней, а потом отправиться к людям. Он в колхозной деревне в Крыму не знал легкого бытия и за свою короткую жизнь мало видел хорошего, но он жаждал его. Во всем он всегда надеялся только на свои силы и был готов найти то, что имели другие, но о чем он только мечтал. А для этого надо было продолжать жить.
Следующие дни он прилаживал для себя имеющуюся в бараке обувь, подобрал из женских кофт подходящее для холодной зимы одеяние, скатал в узел пару более или менее целых одеял. Настал день, когда Февзи решил идти на центральную усадьбу совхоза. Он надел на ноги несколько пар нашедшихся чулок и затискал ноги в старые женские туфли, от которых оторвал предварительно каблуки. Потом он натянул на себя несколько слоев драных кофт, обвязал уши сложенным на узбекский манер платком и, полностью экипировавшись, присел ненадолго на опустевшую теперь лежанку. Ему хватило минуты, чтобы припомнить все события, происшедшие здесь с того дня, как он и его соплеменники вошли под эту крышу. Глубоко вздохнув, он громко произнес “Бисмилля!” и встал.
Выйдя из барака, мальчик плотно прикрыл за собой дверь, и твердым шагом, не оглядываясь назад, выбрался на заснеженную дорогу.
Глава 18
Стоял солнечный октябрь сорок четвертого года Лесник, живущий в хижине на горе Ай-Петри, оседлав старого сивого мерина, отправился в обход своего обширного хозяйства. Солнце еще не взошло, и в предрассветных потемках иной всадник не решился бы пуститься в путь по каменистым тропам над осыпями и скалистыми кручами. Но конь Лесника ходил по этим камням еще жеребенком, знал здесь каждый склон, каждый обрыв, и поэтому его хозяин отпустил поводья, не навязывая умному животному свое человеческое несовершенство.
Ночь была прохладной, но на Леснике была теплая кожаная куртка, привезенная ему еще перед войной сыном летчиком, от которого уже более трех лет не было никаких вестей. Лесник был вдов, других детей Бог ему не дал, и внуков не было, ибо сын не успел жениться. Дальние родственники проживали когда-то на Новгородчине, теперь и с ними связь была потеряна.
Старый Лесник поежился и застегнул молнию на куртке. Куртка была почти новая, за эти годы она хорошо сохранилась, потому что во время оккупации Лесник не надевал ее, опасаясь, что немцы распознают в ней летную форму.
Верный товарищ старый конь шел неспешно. Невидимая в темноте тропа уже давно спустилась вниз, не доходя до водопада повернула назад, и теперь вела на запад. Вскоре небо над головой посветлело, побелели высоко нависшие скалы. Но на тропе, пролегающей в густом лесу, еще царила темень. И только когда неторопливый всадник уже миновал горный кряж над Алупкой, сквозь заросли пробились первые солнечные лучи. Теперь Лесник намеревался спуститься на пролегающую внизу грунтовую дорогу и по ней возвратиться назад к водопаду.
Сивый мерин знал маршрут обхода лесных угодий получше даже своего хозяина. Сойдя у не замеченного Лесником приземистого черного камня с тропы, он, без указаний со стороны седока, стал осторожно спускаться по некрутому здесь склону вниз, на дорогу. Обогнув небольшую рощицу, конь оказался на неширокой грунтовке, на которой нынче две телеги с трудом могли бы разъехаться. Здесь конь остановился, ожидая от седока команды. Лесник чуть дернул левый повод, и конь рысью, чтобы немного размяться, пошел в направлении, как он знал, дома.
Сквозь редкие просветы справа порой проникали лучи солнца и ярко вспыхивала зеленым пламенем не стоптанная трава, которой стала зарастать дорога обезлюдевших крымских гор. Когда впереди завиднелись заросли дикой груши, конь вдруг стал проявлять беспокойство. Лесник подумал, что его мерин почуял присутствие других лошадей, но тот не фыркал, не ржал, как бывает в этих случаях. Конь издавал низкие грудные звуки, и вдруг застыв на секунду, медленно, стараясь не создавать шума, спустился без приказа седока с дороги и притиснулся к деревьям, как бы желая укрыться.
- Что такое, дружище, чего испугался? – громко произнес несколько удивленный всадник.
В ответ конь задрожал всем телом, не произведя, однако, ни звука, и замер неподвижно. Лесник понял, что и ему следует умолкнуть и замереть. Чуткое животное стояло неподвижно, повернув голову назад, в ту сторону, где горная дорога выворачивала из-за недалекого поросшего лесом склона. И Лесник, почему-то исполнившись невнятной тревоги, направил настороженный взгляд туда же. Над склоном появился неяркий голубоватый свет, и вдруг из-за поворота на дорогу выбежали…. О, небеса! Это были кони, но не обычные, а прозрачные, с красными глазами, страшные… Лесник не успел ущипнуть себя, как четверка призрачных коней пронеслась уже мимо, оставив за собой потрескивающее, быстро гаснущее голубое свечение. Тут Лесник все же ущипнул себя, но не проснулся, ибо не спящий проснуться может только в ином мире. Конь все еще стоял недвижно. Человек, как ему казалось, быстрее животного обрел самообладание. Он погладил своего надежного друга по шее и ласково вымолвил:
- Ну, Сивка, успокойся. Сейчас обдумаем ситуацию…
Но конь стоял неподвижно, все так же повернув морду к заслоняющему дорогу склону.
- Что, еще кто-то там есть? – тихо спросил всадник.
И, действительно, из-за поворота появилась еще одна пара фантомов. На сей раз рядом с прозрачной сине-голубой кобылой скакал такой же, но еще более прозрачный жеребенок. Они, несомненно, стремились догнать быстро промчавшуюся четверку, но жеребенок был слаб, и кобыла придерживала свой бег, чтобы малыш не отстал. Несмотря на обуявший Лесника ужас, он успел подумать о странности того, что у кобылы такой поздний приплод…. Но разве в этом была странность?
Когда эта пара тоже скрылась за леском, Сивка тряхнул головой, как бы отгоняя наваждение, и пошевелился, но не выходил на дорогу. Так они простояли минут пять. Человек был напуган и не торопил своего коня. Чтобы иметь хоть какое-то свидетельство о происшедшем, он сломал небольшую ветку и спрятал ее за пазухой. Наконец, конь глубоко вздохнул, вышел, осторожно ступая, из-за деревьев и остановился на обочине. Лесник немного подумал, и направил Сивку в ту сторону, откуда примчались кони-призраки. Этим выбором, казалось, был доволен и конь. Там, как было ведомо Леснику и его четвероногому другу, простиралось открытое на море плоскогорье, которое сейчас уже было залито светом, поэтому там вряд ли могли еще оставаться эти прежде невиданные в крымских горах призрачные существа.
Сивка шел быстрой рысью, пока не выбрался на светлую солнечную дорогу. Здесь всадник попридержал коня, да тот и сам уже не торопился.
Слева открывался великолепный вид на море, над которым висели округлые белые облака. Лесник вдруг обратил внимание на слетающихся к обрыву ворон и других крупных птиц. Он спешился, и, не отпуская узды, заглянул в пропасть. Там лежали два лошадиных трупа, один большой, другой маленький. Видно, лошади сорвались туда недавно, потому что птицы еще не уселись на неподвижные туши несчастных животных. Лесник огляделся, и, похоже, понял, что произошло здесь не более часа назад. Крутой обрыв подобрался здесь к самой дороге в том ее месте, где она разворачивалась почти под прямым углом. Неопытный жеребенок промчался, по-видимому, сверху к самому краю пропасти и не успел затормозить, мать же бросилась за ним, пытаясь спасти свое дитя…
Но существенным было то, что Лесника озарила догадка о происхождении прозрачно-голубой пары, догонявшей умчавшихся вперед таких же прозрачно-голубых призраков. «Это погибшие кони превращаются в призрачных существ! Они - порождения беды, которая обрушилась на Полуостров…», - подумал он, содрогнувшись от прошедшей с головы до ног волны холода.