Скажи это Богу - Елена Черникова

И он говорит:

- Поехали.

Он сажает меня в такси, мы едем в Карфаген. Сейчас пишу это и сама себе не верю.

Солнышко, внезапные тучки, опять солнышко. Белые квадратные дома. Нежно-бирюзовое Средиземное море. Тепло, зелень. Земля круглая-круглая. Таксисты болтливы и дружелюбны. Утром 1 января у них нет никаких человеческих проблем, обычных для наших широт, поскольку Рамадан и никто - с гарантией - ничего не пил и не встречал. Поэтому утром можно спокойно положиться на беспохмельного арабского таксиста, весело болтающего по-французски о досто?примечательностях. Ездят тут так лихо, что чуть ли не у каждого светофора стоит регулировщик или регулировщица с веселым сильным свистком - очевидно, для перманентного перевода светового сигнала в звуковой, мимический и жестикуляционный.

Билет в музейный комплекс Карфагена я сохранила. Обладание этим листочком для меня - эпохальное событие. На билете есть дата.

Вокруг - никого. Мы неторопливо гуляем и в восторге бытия фотографируем друг друга. Чуть осмелев, я решаюсь потрогать исторические камни и даже кактусы. К одной колонне, некогда поддерживавшей своды местной базилики, я рискнула прижаться крепко-крепко, замирая от воистину родственных чувств.

На прощание мы пронеслись по улице Апулея и вернулись в отель. Пока у меня больше нет слов, чтобы передать свои чувства. Все слишком сильно.

Теперь о главном - о Промысле Божием. Поскольку постичь нельзя, попробую описать хотя бы очевидное.

Мужчина, увлекший меня в Африку на встречу 2000 го?да, когда-то был юным эрудитом, прочитавшим несметное количество книг, а также полиглотом. Беседа с ним и сейчас - нелегкое испытание для того, кто читал меньше. Не подумайте, что он глушит собеседника эрудицией, как рыбу динамитом. Но чувствуется база, столь солидная, что срочно начинаешь работать над собой.

Когда мы встретились - несколько лет назад - и объединились, он усердно делал вид (человек он деликатный), что я как писатель и журналист горячо интересую его. Он даже купил мою книгу в магазине, не дожидаясь подарка от автора. В сладостной иллюзии, что мои опусы ему любопытны, я пребывала до той поры, пока он не проговорился, что однажды тоже написал роман. Но не публиковал его.

Я выпросила рукопись, проглотила за ночь и чуть не со слезами вернула автору. Через несколько дней опять взяла и перечитала.

...Нет, это не была попытка "проникнуть в духовный мир любимого человека", туда он вообще старается не пускать. Для меня это было чтение как бы объяснительной записки от судьбы с подробными пунктами: что именно она имела в виду, сводя нас однажды весной. Да простит меня мой повелитель, но я приведу здесь название его романа: "Екклезиаст, Солдат Судьбы". Скромно, сами видите.

В образе главного героя легко прощупывается образ автора. Читаешь - и мороз по коже: он в двадцатилетнем возрасте уже все знал и о себе, и о тех людях, с которыми он встретится, и обо всех сюжетах, что предложит ему жизнь. Говорить подробнее я не имею права, но о главном рискну: он - тогда - чувствовал, что будет проводником, катализатором чужих судеб, и заранее оставлял себе вторую роль, с истинным величием души отрекаясь от эго.

Сейчас ему сорок семь лет, и я уверена - никто из его знакомых и даже родственников и понятия не имеет, какая человеческая драма скрывается под светским блеском, образованностью и благовоспитанностью этого человека. Когда-то очень давно, похоже, что еще в детстве, он надел некую броню, хорошенечко прокрасил ее культурой, а потом все это и приросло. И все поверили и успокоились.

Если это - вышесказанное - он воспримет как объяснение в любви и великой благодарности, то будет отчасти прав. Но еще бльшую благодарность я испытываю ко Всевышнему, устроившему нашу встречу, которая вернула мне возможность так говорить о мужчине. Мой повелитель - никогда ранее я такого не говорила.

2 января 2000 года он положил меня в теплый талассо-бассейн, наполненный прозрачной морской водой. Опять светило переменчивое солнце, бассейн хулиганисто булькал, за стеклянной стеной шевелилось прохладное море, на песчаном берегу которого сидели два очаровательных верблюда.

Наплававшись, мы побродили по берегу, собирая ракушки. На беленькой изнанке одной из них мы обнаружили барельефчик, напоминающий арабский текст. Я уверена, что там действительно что-то написано - морем. Для нас.

Но эту ракушку с письмом я сначала прикарманила - и сижу думаю: может быть, там сообщение на жгуче интересующую меня тему? А именно: зачем он, мой повелитель, покорно и очень красиво идет за судьбой, подкинувшей ему на руки неудобнейшего из детей - что-то там пишущую женщину? Чего ему без меня не хватало? Карьеру сделал, обеспечен, свободен и самодостаточен. Ну да, знаю, очень любит женщин, но это еще не причина возиться с писательницей. Он это и сам умеет, то есть сочинительствовать. А женщин у нас в стране, да и за ее пределами, выше крыши. А я - неудобная, временами капризная, а иногда еще и плачу горькими слезами, негодяйка неблагодарная... Что мне хорошего, адекватного - сделать для него?

Ответа пока нет. Попытка не понять происходящее вполне удалась. Попробуем другую линию - то есть понять.

По возвращении в Россию мы радовались как младенцы. Это даже странно. Мы так давно оба мечтали о Тунисе - и вдруг такое счастье возвращения. Ну, как утомленные школьники вышли на каникулы.

В громадной фамильной библиотеке, принадлежащей моему повелителю, вдруг обнаруживается книга, которую даже он никогда не читал, что уже само по себе поразительно. Жюль Верн. "Открытие Земли".

В первой же главе, в первом абзаце: "Первым путешественником, о котором сохранились упоминания в исторических источниках, был Ганнон, посланный Карфагенским сенатом для колонизации новых территорий на западном берегу Африки".

Кстати, о ту пору Карфаген был уже очень зрелым городом. Считается, что финикияне основали его в Тунисском заливе около 850 года до нашей эры. И первое запомнившееся человечеству историко-путешественниче?ское сочинение - именно Ганнона - было написано в форме приключенческого романа!

А сотни лет спустя уроженец тех же мест Апулей написал первый в истории литературы мистико-философско-эротиче?ский роман "Метаморфозы, или Золотой Осел". Да что же за местность такая, этот Карфаген? И почему - действительно - он вызывал такие чувства, что его надо было разрушить? Зависть? Но вряд ли варварски настроенный римлянин читал Ганнона, чтобы ревновать к славе первооткрывателя. Недавно мне стало казаться, что все издевательства истории над великим и богатым городом вытекали не только из желания древних геополитиков захватить удобное побережье.

Мне почудилось, что так проклинает свой утраченный рай падший ангел...

И то, что все это стало открываться мне с 1 января 2000 года - под нежным руководством моего повелителя, - привело к мысли, что...

Нет. Побаиваюсь.

Влюбленные в мужчин женщины! Влюбленные в женщин мужчины! Будьте беспредельно внимательны друг к другу - в исторические времена особенно. И тогда мы все-все найдем друг друга. Да и Землю спасем.

...Ух, какой поросячий визг! Какой же надо было быть дурой! Сама себе все и предсказала!..

(Конец Приложения 1)

Приложение 2

Счастливый Робинзон

Даниель Дефо прожил семьдесят лет (1661-1731). Робинзона он впервые выпустил в свет весной 1719 года. Прозорливость профессионального разведчика подсказала автору, что успех романа будет колоссальным и обессмертит его имя, причем при жизни, то есть он успеет узнать буквально, что каждый говорит о нем. Практичность журналиста (а точнее, едкого памфлетиста) подсказала ему, что читатель возжаждет чего-нибудь вроде "Робинзон-2", поэтому в конце книги он опубликовал план будущего продолжения.

Он был в высшей степени занятной личностью, этот сын мясника по фамилии Фо. Прибавка "Де" появилась, когда будущему писателю было уже сорок лет от роду. Легенда гласит, что псевдоним родился из подписи: D. Foe. То есть Daniel Foe. "Даниеля" он оставил, а фамилию сделал более звучной, звездной, в ней проявлен артистизм его не?обычной натуры и, конечно, явная претензия на другой социальный уровень. Намного выше врожденного.

История создания Даниелем Дефо разветвленной, отлично организованной, превосходно законспирированной службы за?служивает отдельного рассказа. Вкратце сведения о ней присутствуют и в открытых источниках, но на них крайне редко ссылаются, потому, я так думаю, что исследователи с большим трудом усматривают связь между образом умного автора-разведчика - и ворохом несу?светных глупостей, прилепленных к образу книги ее первыми же читателями-критиками. Да и вторыми-десятыми-сотыми тоже.

Глупость первая. Борьба человека с природой, покорение природы, подчинение ее себе. Это очень глупо.

Следует вспомнить, что основным прототипом Робинзона принято считать подлинного шотландского моряка - беднягу Александра Селькирка, поссорившегося с капитаном корабля и высадившегося на необитаемом ост?рове в Тихом океане, где провел четыре года и четыре месяца, покуда не был подобран английским кораблем под командованием известного путешественника Вудса Роджерса. Да, была такая известная история, и не только эта. Литература о путешествиях и приключениях к моменту рождения Робинзона уже насчитывала века. Почему же именно роман Дефо, в отличие от множества подобных, обретает такую силу, что становится бессмерт?ным?