Пещера - зов цивилизаций - Лина Наркинская-Старикова

— А излишняя скрытность, Михаил Васильевич, ничем не лучше! — спарировал выпад Сашка. — Мы завязли в этой истории по уши, а, значит, имеем право знать все!

— Согласен, молодой человек, — профессор покосился на Айровати, — но я не могу именно сейчас вам все объяснить. Я обещаю, что расскажу, но немного попозже. — Михаил Васильевич тяжело вздохнул: — Есть вещи, Саша, в которых я еще не уверен, а распускать слухи я, как ученый, не привык! — старик развел руками.

Максим исподтишка поглядывал на Витри во время этого странного разговора. Атлант напряженно молчал, вслушиваясь в слова, потом на долю секунды он резко изменился в лице. Дальше у Витри появилось совершенно отрешенное выражение, которое было у молодого атланта при их первых встречах. Отметив про себя эти изменения, Макс решил перевести тему разговора, который накалял обстановку, и потом выяснить все самому.

— Айровати, мы можем начинать инициацию? — парень выступил вперед, склонив голову по обычаю Нагов.

— Конечно, если допрос окончен! — несколько раздраженно ответил верховный Наг. — Еще у кого — то есть вопросы? — он обвел взглядом присутствующих. Все молчали, склонив головы. Только профессор стоял в сторонке и тяжело вздыхал. Было видно, как он переживает по поводу случившегося.

Айровати на несколько секунд задержал взгляд на старике. Перед мысленным взором тут же пронеслась очередная картина из прошлой жизни.

Втроем: Ной, Арди и Айровати сидят на траве посреди зеленой поляны. Из соседних кустов в их сторону направляется грозно настроенная Айровата, сестра верховного:

— Сколько можно тебя разыскивать?! — она замирает на полуслове, с удивлением рассматривая спутников брата. — Кто это такие?! — Айровата чеканит каждое слово.

— Это друзья! Не переживай! — они втроем практически одновременно поднимаются на ноги. — Познакомься: это Арди и Ной. Они из рода атлантов. — Он ласково улыбается девушке.

— Откуда ты знаешь? — она, прищурившись, начинает пристально изучать пришельцев со всех сторон.

— Айровата! — молодой правитель с укором прикрикивает на нее. — Как ты себя ведешь?!

— Да ладно тебе, — смущаясь и краснея, одергивает его Арди. Ной просто, молча, наблюдает семейную сцену.

— Они не атланты! — вдруг со страхом в глазах Айровата резко отшатывается от спутников брата.

— А кто же? — верховный Наг с удивлением смотрит сначала на своих новых друзей, затем на сестру. Айровата всегда обладала гораздо лучшим внутренним зрением, чем он.

— Они другие! — с опаской в голосе произносит девушка. — Пусть сами расскажут!

Айровати смотрит на спутников и молчаливо ждет объяснений, как и положено великому правителю. Ной тоже продолжает молчать, лишь Арди широко улыбается, подходит вплотную к девушке и произносит, глядя ей прямо в глаза: — Мы — просвященные!

Верховный Наг резко выпал из своих воспоминаний. Перед ним уже стоял полностью подготовленный стол с зажженными длинными палочками, которые вовсю дымились и издавали странный пьянящий запах.

— Подойди ко мне! — Айровати махнул рукой в сторону Макса. Найя напряглась. Остальные затихли. Каменный зал заполнила звенящая тишина, прерываемая лишь отчетливым звуком шагов человека. Максим стал с другой стороны стола, прямо напротив верховного Нага.

— Стань на колени перед святынями! — грозно выкрикнул Айровати, воздев руки к небу.

Максим беспрекословно повиновался. Он лицом уперся прямо в чадящие палочки, от запаха которых стала сильно кружиться голова.

— Делай то, что велит тебе сердце!

Перед глазами человека поплыла странная синяя дымка, он почувствовал, как тело стало раскачиваться в разные стороны и приобрело странную легкость. Через какое — то время в голове вдруг все прояснилось. Максим посмотрел на стол. Сознание человека как — будто раздвоилось. Одна его часть отчаянно кричала, что такого не может быть, а другая восторгалась открывшейся перед ним картиной. Он видел Землю, как по ней ходили странные люди довольно высокого роста, но до исполинов — атлантов им было далеко. Они поклонялись деревьям, воде, земле — всему живому и неживому. Они чтили саму природу в ее самом, что ни на есть естестве. Максу вдруг захотелось стать таким же, как и они, прикоснуться к миру природы, и он потянулся рукой к такому манящему черному камню, который играл на солнце своими четкими гранями. Вначале камень как — будто от него ускользал, а потом, как пугливый котенок, сам ткнулся Максиму в руку, сразу заполнив все естество человека таким приятным теплом. Кричащая вторая половина сознания сразу затихла. Максим почувствовал такое умиротворение и покой, какого он не испытывал никогда в своей жизни. Камень ласково потерся об его руку еще несколько раз, а потом картина исчезла. Макс без чувств рухнул на каменный пол.

— Что ты с ним сделал?! — Сашка мгновенно кинулся к брату, подхватывая его под руки и укладывая его голову себе на колени. Он грозно зыркнул в сторону Айровати, стоявшего столбом над ритуальным столом все еще в глубоком сомнамбулическом трансе.

— Он тебя не слышит, — тихо сказала Найя, присаживаясь рядом с Сашкой. — Все так и должно быть. Максим скоро придет в себя, — она ласково погладила парня по голове, и вся злость Сашки куда — то мигом испарилась.

— Но почему? — он не мог понять происходящего и отчаянно искал ответа, заглядывая в глаза Найе.

— Когда кто — то из Нагов не мог определить своей истинной сущности, он проходил через ритуал пробуждения души. Понимаешь, это как второе рождение, — Найя попыталась объяснить и успокоить одновременно. — Саша, ты видел, как рождаются дети?

— По телевизору, — пожал плечами молодой человек, не сводя глаз с безмятежного лица брата.

— Сначала они как — будто спят, а потом в них проникает сама жизнь, и они кричат от того, что не хотят просыпаться. Они хотят быть там, где им было очень хорошо и спокойно. Так душа соединяется с телом! — Найя опустила глаза. — Сейчас твой брат переживает такое же состояние.

Душераздирающий крик Максима разнесся по всему каменному помещению. Сашка отшатнулся от брата, но из рук не выпустил. Макс медленно, как бы нехотя, открыл мутные глаза: — Я не хочу! — произнес он тоном капризного ребенка. По его щекам потекли крупные слезы.

— Братишка, ты что?! — Сашка усиленно старался не зареветь сам. Получалось довольно плохо. Когда растешь без отца и матери, быстро привыкаешь свою боль держать в себе, особенно когда ты — мужчина. Он перестал плакать в три года. Но сейчас Сашке стало казаться, что все, что когда — либо его волновало, обижало, радовало, рвется наружу с неистовой силой. Сопротивляться больше не было сил, и из глаз второго брата полились соленые ручейки.